В одном из эпизодов «Жития» рассказывается о сборах Дмитрия Донского на битву с Мамаем.[1] Второе сочинение отличается от первого силой лирического чувства, интересом к пейзажу, более частым употреблением просторечных слов и выражений. Оба сочинения - характерные образцы житийной литературы XIV-XV веков.[2]
«Видение птиц Преподобному Сергию».
Миниатюра лицевого жития
Сергия Радонежского. Конец XVI в.
Понятно, что на преп. Епифания Премудрого оказали влияние произведения южнославянских книжников круга болгарского просветителя-исихаста патриарха Евфимия Тырновского. Характерными чертами стиля преп. Епифания Премудрого являются риторика и лирическая напряженность, витиеватость словесных образов, восходящих преимущественно к церковно-книжной символике, обилием тропов, синонимов, сравнений, ритмических повторений, что сам автор определяет как искусство «плетения словес».[3] Преп.Епифанию Премудрому, по видимому, принадлежат также введение к Тверской летописи, письмо тверскому игумену Кириллу, «Сказание Епифания о пути в святой град Иерусалим».
Автограф преп. Епифания Премудрого. 1380 год
«Многогрешный раб Божий Епифан в недостоянии своем написа си». «В нощи месяца сентября в 21 день, в пяток на память о агиос апостола Кодрата по литургии почата бысть писат[ися] тетрадь 6... во тож день симоновский приездил. Во тожь день келарь поехал на Резань. Во тож... чернца увеща... день Исакии андроников приехал к нам. Во тож день вести приде, яко Литва грядут с агаряны... Во тож день придоша две телезе со мнозем скрипеньем в 1 час нощи». «В лето 6888/1380/ месяца сент/ября/ 26 на память о агиос Иоанна Теолога в среду по вечере начата бысть писати тат... 1 час нощи».
Достоверно известны его паломнические маршруты-преп. Епифаний посетил Св. Гору Афон, Константинополь, Иерусалим. Об этом свидетельствуют, в частности, строки из его агиографического труда о преп. Сергии: «Не стремился он (Сергий Радонежский - Н.Л.) к Царьграду, Святой Горе или Иерусалиму, как я, окаянный, лишенный разума».[4] В этих словах, отметим, преп.Епифаний проводит мысль, что в то время как он сам предавался изучению внешней стороны православной византийской традиции, преп. Сергий постигал ее внутреннее духовное ядро, ревностно следуя путем иноческого подвига исихии. В монастырях Афона, т.е. еще до встречи с преп.Сергием, св.Епифаний приобрел теоретические знания и религиозный опыт «умной молитвы», на высших ступенях которой становится доступным восприятие «фотизмов» - светоносных явлений. Познание и опыт, полученные на Святой Горе, нашли свое отражение на страницах «Жития преп. Сергия».
Завершив свои паломнические скитания, преп. Епифаний отправился в Троицкую обитель. Там, в монастырской тиши, он оставался вплоть до своей кончины, последовавшей предположительно в 1420‑х гг. Как талантливый, усердный и хорошо образованный агиограф преп. Епифаний в течение двух десятков лет собирал и записывал свидетельства о жизненном пути преп. Сергия, его деятельности и религиозно-аскетической практике. Однако важно подчеркнуть, что созданный им труд не есть документальное повествование. Преп. Епифаний следовал прежде всего жанру агиографического нарратива-повествования о подвиге святости. В его произведении преп. Сергий предстает именно подвижником исихии, узревшим Вечное в настоящем, вкусившим «рай мысленный», и одновременно как общественный деятель эпохи Православного Возрождения - устроитель Святой Руси. Сюжеты «Жития св. Сергия», как мы покажем ниже, корреспондируют с византийской агиографической традицией периода торжества исихазма, прежде всего с житийной повестью Филофея Коккина о Григории Паламе. Так, в тексте «Жития» акцентируются светоносные явления, характерные для Сергиева подвижничества и соотносящиеся с описаниями явлений Фаворского света в византийской
Пелена Соломонии Сабуровой 1525 г.
На среднике пелены Соломонии Сабуровой 1525 г. изображено Явление Богоматери с апостолами Иоанном и Петром преп. Сергию Радонежскому и его ученику Михею.
агиографии. «Житие» повествует, в частности, о видении Богоматери, явленной Сергию «в неизреченной светлости облистающая»[5]. Аналогичный сюжет содержится и в «Житии Григория Паламы», где Филофей Коккин указывал: «Всемилостивая Владычица удостоила его (Паламу, - Н.Л.) явления своего, в сопутствии множества светоносных людей».[6]
«Богородица на троне с предстоящим преп. Сергием». Икона из Махрищского монастыря, XV век
Н.С. Борисов, резко отрицающий причастность Сергия к исихазму, тем не менее говорит о том, что преп. Сергий узрел Богородицу не «духовными», а «телесными» очами, т.е. по существу не противоречит мнению Епифания. Исследователь справедливо подчеркивает общественную значимость широко распространившегося на Руси известия об этом событии. В византийской культуре Богоматерь считалась покровительницей иноческой жизни на Св. горе Афон, что зафиксировано в произведениях Григория Синаита и Григория Паламы. Известие о явлении Богоматери преп. Сергию, отмечает Н.С. Борисов, открывало возможность считать Маковецкий холм, где стоял Троицкий монастырь, русской Святой Горой -национальным социокультурным аналогом Афона. Стремительно распространяясь в русских землях, это известие укрепляло народную веру в Небесное покровительство московской земле.[7] Ссылаясь на мнение знатока древнерусских религиозных представлений А.П. Щапова, ученый указывает, что задолго до мистического опыта преп. Сергия в народе бытовало поверие, будто явление иконы Богоматери предвещает благополучие. Известие же о явлении не иконы, а самой Царицы Небесной в сопровождении св.апостолов - Петра и Иоанна и о ее завещании заботиться о Троицкой обители имело огромное воодушевляющее воздействие на древнерусское общество,[8] воспринималось знаком особого покровительства Московской Руси. Подчеркнем, что для древнерусской агиографической традиции византийский по своему генезису сюжет о светоносных явлениях был нов и необычен. Введение его в житийную литературу Руси не только способствовало углублению представлений об иноческом подвиге исихии, но и представляло собой форму древнерусской социокультурной адаптации византийского представления о покровительстве Богоматери афонским монахам-исихастам. Благодаря введению этого византийского агиографического сюжета в древнерусской картине мира возникла новая сакральная космографическая конструкция: Маковецкий холм становится вторым Святым Афоном и соответственно Москве предстояло космографически отождествиться с Константинополем и Новым Иерусалимом.
Явление Богоматери преподобному Сергию. Клеймо иконы «Преподобный Сергий Радонежский, с 17 клеймами жития» письма мастера Феодосия, около 1510 года. Центральный музей древнерусской культуры и искусства имени Андрея Рублёва, Москва
Эта новая сакральная конструкция, зафиксированная литературными средствами агиографии, легитимировала собой сдвиг центра восточно-христианского культурного мира на Русь.
Икона Божией Матери «Одигитрия» из келлии Преп. Сергия, XIV век. В Описи Троицкого монастыря 1641 - 1643 гг. говорится: «Образ чюдотворный Пречистые Богородицы Одигитрия ...моления чюдотворца Сергия».
Г.П. Федотов, отмечая агиографическое новаторство Епифания, подчеркивал, что прежде в древнерусских житийных повестях были представлены сюжеты о видениях демонических сил, которым подвижники противостояли усердием молитвы, и: «только с Сергием - говорили горние силы - на языке огня и света».[9]
Св.Никола. XIV в. Ростов.Келейная икона преп. Сергия Радонежского[10].
В житийной повести о преп. Сергии Епифаний акцентирует типичные для исихастского религиозного опыта стремления Сергия к уединению и созерцанию - жажде «единствовати и безмолвствовати», вкушая «Божественныя сладости безмолвиа».[11] Повествуя о том, как под дубовой кроной просвещенный старец наставлял отрока Варфоломея, будущего преп. Сергия - в «разуме книжном» и в безмолвной молитве, Епифаний отмечает в этих наставлениях связь молитвенного обращения с актом дыхания, что было характерно именно для исихастской практики, - «и вздохнув к Богу и сотвори молитву прилежну».[12] Отметим аналогичную направленность и в редакции «Жития», осуществленной Пахомием Логофетом (Сербом). Тот же старец поучает Сергия: «Воспой внутрь зрящему тя Богу».[13]
(Окончание следует)
[1] Антонова М. Ф. «Слово о житии и о преставлении великого князя Дмитрия Ивановича, царя русьскаго»: (Вопросы атрибуции и жанра) // ТОДРЛ, т. 28. Л.: Наука., 1974. -С. 140-154.
[2] Антонова М. Ф. Некоторые особенности стиля Жития Стефана Пермского // ТОДРЛ. т. 34 Л.: Наука, 1979.-С. 127-133.
[3] Аверинцев С.С. Богу ли жить на земле? Присутствие Вездесущего как парадигма религиозной культуры // Труды Отдела древнерусской литературы: Памяти Дмитрия Сергеевича Лихачева. СПб.: Дмитрий Буланин, 2003. Т.54.-С. 58-65; Вздорнов Г. И. Роль славянских монастырских мастерских письма Константинополя и Афона в развитии книгописания и художественного оформления русских рукописей на рубеже XIV-XV вв. // ТОДРЛ. Т. XXIII. М.- Л.: Наука. -С. 171-198.
[4] Житие и чудеса преп. Сергия, игумена Радонежского / Пер. со слав. Свято-Троицкая Сергиева Лавра. -Сергиев Посад, 2001. - С. 144.
[5] Житие и чудеса преп. Сергия, игумена Радонежского / Пер. со слав. Свято-Троицкая Сергиева Лавра. -Сергиев Посад, 2001. -С.103-105.
[6] Афонский патерик. - М.: Типо-Литография И. Ефимова, 1883. Ч. I. - С. 388.
[7] Борисов Н.С. Сергий Радонежский. М.: Молодая гвардия, 2003.- С. 173.
[8] Борисов Н.С. Сергий Радонежский. М.: Молодая гвардия, 2003.- С.173-174.
[9] Федотов Г.П. Святые Древней Руси. - Париж: Ymca Press,1931. - С. 145.
[10] Известно
два моленных образа преп. Сергия Радонежского, находившихся в его келье.. Одна
из них - святой Николай (XIV в.). Обе иконы были
рассмотрены о. Павлом Флоренским:
«К величайшему счастью, в наших руках оказывается
нужный для изучения материал, по крайней мере в одном частном случае. Мы имеем
две иконы из келлии Преподобного Сергия Радонежского, иконы его
"моления", выражаясь по-древнему, то есть те же самые иконы, пред
которыми Преподобный Сергий молился своею уединенною молитвою, пред которыми он
открывал свою душу и которые открывали ему душу иных миров. Трудно достаточно
подчеркнуть важность этого факта, если мы вдобавок припомним крайне высокую
оценку иконы даже рядовыми людьми XIV века: ведь икона не была тут украшением
между прочими украшениями комнаты, почти стороною обмеблировка, как ныне, но
была живящею душою дома, духовным средоточием его, умопостигаемой осью, около
которой обращался весь дом, - была предметом величайшего внимания и всецелого
попечения, а следовательно - и строгого, проникновенного, тщательно
осмотрительного выбора. Икона была для человека XIV века духовною формою его,
самим свидетельством его внутренней жизни. В данном случае, - по высоте духа
Преподобного Сергия мы можем уяснить себе, что признавалось за высшее искусство
вселенским сознанием человечества, т.е. что именно соответствовало в точности
смыслу догмата иконопочитания; и обратно, по характеру иконописи, избранной
великим носителем Духа, избранной лично себе на молитву, в свою пустынную
келлию, мы можем понять строение его собственного духа, внутреннюю его жизнь,
те духовные силы, которыми вскормил свой дух родоначальник Руси.Внимание к
келейным иконам Преподобного Сергия дает нам возможность глубоко проникнуть
сразу в два взаимовосполняющие и взаимонеобходимые вопроса: а именно, в вопрос
о природе высокого искусства и в вопрос о характере высокого духа, - искусства
догматической важности и духа русской исторической всеобщности. Эти иконы - не
только памятники, в подлинности своей засвидетельствованные высоким духом, но и
две идеи, направившие собою первоначальную русскую историю. Если икона Троицы -
это то, что Преподобный Сергий творчески внес в русскую историю, то его
«моленные иконы» - получены им от вселенского сознания через своих предков и
лично. К величайшему счастью, в котором нельзя не видеть какого-то
исторического Разума, как Троица, так и обе эти иконы, дошли до нас в
превосходной сохранности», « В одной иконе - путь воплощения,
другая указует путь одухотворения. Мирной надеждой светит
Одигитрия-Путеводительница, но силою ума Николай-Победитель Народа -
подстегивает на духовную самособранность. Божия благодать, даром даваемая, и
человеческий подвиг духа, усилием завоевываемый, - таковы два духовных
первообраза, две идеи, питающие созерцание, которые направляли внутреннюю жизнь
древнего молебщика пред этими иконами, Преподобного Сергия. Эти две идеи
установили и основные линии византийской культуры; они были тем наследием,
приумножить и развить которое был призван русский народ. Но если эти идеи,
вообще говоря, могли быть воплощаемы и воплощались художественно также и в иных
образах, то, тем не менее, именно эти образы, Одигитрии и Николая Чудотворца,
были центрами кристаллизации около них соответственных переживаний и должны
быть признаны первичными. [...] Нахождение
иконы Троицы у Преподобного Сергия, при наличности только двух его икон,
указывает на глубокую неслучайность именно такого выбора» Флоренский
П.А. Моленные иконы Преподобного Сергия //
Журнал Московской патриархии, -1969, № 9. -С. 81-89.
[11] Житие и чудеса преп. Сергия, игумена Радонежского / Пер. со слав. Свято-Троицкая Сергиева Лавра: Сергиев Посад, 2001. -С. 50-51.
[12] Житие и чудеса преп. Сергия, игумена Радонежского / Пер. со слав. Свято-Троицкая Сергиева Лавра: Сергиев Посад, 2001. -С. 25.
[13] Тихонравов Н.С. Древние жития Преподобного Сергия Радонежского / Н. С. Тихонравов. - Репр. воспроизведение. - Москва : Книга по требованию, 2012. - С. 8.