"Не беспокойтесь! Cаша отличный водитель, и довезет вас быстро, минуя всякие "пробки", - говорил мой знакомый, сажая меня в потрепанные старые "Жигули" бледно-голубого цвета.
"А как же он будет возвращаться домой в час ночи? Путь неблизкий, километров 80, а на дорогах сейчас пошаливают!" - "О, Миша не из робких. Он кого хочешь отделает за милую душу!"
Усаживаясь в разболтанное кресло, я внимательно рассматривал водителя, рекомендованного столь энергичным образом, и вспомнил рассказы Джека Лондона "Кусок мяса" и "Мексиканец", где так ярко и красочно описаны профессионалы ринга. Широкие, покатые плечи, сухая подтянутая фигура, коротко стриженые волосы, а, главное, нос, большой и искривленный, а также впалые губы - явный признак отсутствия передних зубов - все говорило за то, что рядом со мной профессиональный боксер, проведший на ринге множество боев, познавший и радость побед, и горечь поражений, побывавший и на коне, и под конем. Светло-серые глаза смотрели спокойно и открыто, мужественное и решительное выражение лица, присущее человеку, уверенному в себе, без того налета туповатости, наглости и жестокости, которое столь характерно для так называемых "качков", на которых я нагляделся, обслуживая тюрьму.
Саша вырулил из переулка, и мы влились в поток машин,бешено мчавшийся по слабо освещенной и не особенноширокой улице. Некоторое время мы молчали, так как я боялся отвлекать шофера при таком интенсивном движении, но он уверенно вел свою видавшую виды колымагу среди обступивших нас "Волг", "Мерседесов", "Москвичей" и "Вольво". Разговор начал Саша. Оказывается, его дед, как и я, был священником. Его посадили, и он погиб. Пострадала вся семья, в том числе и Мишин отец. Ему постоянно напоминали, что он "поповский сын", "член семьи врага народа" (ЧСВН) и проч. Однако когда началась война, сразу отправили на фронт.
С войны отец вернулся инвалидом. Оставшуюся жизнь проработал на большом заводе рабочим. Всегда был безотказным и на нем все время "ездили" из-за этой самой безотказности и мягкости. Горбатился за жалкие гроши, чтобы содержать семью. Он уже умер. Тут Саша вздохнул и замолчал. Ясно было, что любовь и жалость к отцу не ушли из его сердца.
"Вы из-за отца пошли в бокс?", - догадался я. "Да, - выдохнул он. - Мне хотелось защитить его и уметь постоять за себя". "Вы нашли в спорте то, что искали?" - "Нет, пожалуй, нет. Я стал мастером спорта и победителем первенства Москвы в своей весовой категории. А вот теперь, в сорок пять лет, никому не нужен. У меня нет работы. Пробавляюсь случайными заработками - чиню машины". "Вас не пытались использовать бандиты?" "Я не могу иметь с ними дела. Не так воспитан. Влияние деда-священника очень сказалось в нашей семье, хотя он умер до моего рождения. Знаю: мог бы сейчас разъезжать на иномарке, но пересилить себя не могу. Считаю, что мое положение не так уж плохо, вот зубы хочу вставить. А помните вы Вячеслава Лемешева?" Я вспомнил блестящего средневика начала 70-х. Почти в каждом бою он виртуозно посылал противника на пол сильнейшим ударом правой. Затем получил травму и через некоторое время с позором был выставлен из сборной за какое-то административное нарушение. "Так вот, он после исключения совершенно спился. Его бросила жена. В сорок лет у него отнялись ноги. Недавно он умер, всеми забытый и оставленный, не дожив до пятидесяти. Хоронить его пришлось нам - бывшим соратникам и друзьям..."
Мой спутник замолчал. за окном мелькали ели и березы, уже слабо различимые в сгущавшейся вечерней тьме. Саша знобко повел плечами, прикрытыми старой потрепанной курткой и включил печь. Его мозолистые грубые руки с набухшими жилами крепко держали руль и почему-то, глядя на них, я почувствовал уверенность, что Саша избежит печальной участи бывшего чемпиона. Иначе просто и быть не может, потому что он - внук русского новомученика, и Там, Наверху, у него есть ходатай.