Бескорыстный подарок

С 12 по 15 сентября на Вологодчине сразу в трех местах - в Вологде, Тотьме и Бирякове проходят дни Рубцовской осени. Песни, музыка, воспоминания о жизни поэта - все это становится большим народным праздником, во главе которого быть неумирающему Рубцову. Слово имеет друг поэта писатель Сергей Петрович Багров:

Можно ли Николая Рубцова отнести к какому-либо духовному течению? Какие силы одухотворяли и вдохновляли Рубцова на создание истинно народной поэзии? Этот вопрос задавали мне не однажды. Вопрос одновременно житейский и философский. Как ни странно, но он прикоснулся и к нашим сегодняшним дням, как и к тем, кто создает сегодня литературу.

Николай Михайлович выше всех условностей, ни отвел ничего, что выходило из жизни. В то же время видел самое святое, может, самое сокровенное, что рождается из недр народных.

Я помню состояние Николая, когда у него появлялась новая строчка будущего стихотворения. Как у него сияло лицо! В это же время он думал о следующей строчке, а, думая о ней, видел световую бесконечность нашей земли. Видел, может быть, дальше, чем видели ее историки и летописцы.

А то, что кто-то относит Рубцова к каким-то течениям, я считаю это наносное, надуманное, не относящееся к поэту. Самое верное: у нас есть - жизнь, и то, что люди хотели бы верить и верят в силу добра, света, тепла и солнца. Лучше этой веры ничего и быть не может! Николай Михайлович прекрасно это выразил через свою лирику. К примеру, его стихотворение «Сентябрь» начинается так: «Слава тебе, поднебесный радостный краткий покой!» Это не просто жизнь, это сам гимн жизни, преддверие будущего, где будет всё, без чего не может душа. У Николая Михайловича чувство встречи со всем, чем наполнена наша природа, всегда величественно и многозначно.

Рубцов, как и все великие люди, умел видеть чрезвычайное. А оно затаилось в нашей природе. К сожалению, мы ее во многом не знаем, не понимаем, хотя она нам и даёт немало подсказок. Рубцов пользовался этими подсказками, чтобы выразить переливы и перепады своего внутреннего состояния.

В человеческой породе так уж заложено, что кто-то свое дело должен делать лучше всех. Отсюда и мировые открытия. Отсюда лишь единицы из миллионов в предчувствии необычного и открывали необыкновенные связи всех времен и всех поколений. К таким открывателям можно отнести и Рубцова.

В видении поэта храм, собор - это понятия более просторные, нежели сами строения, в которых молятся и совершают обряды. Рубцов, казалось бы, был неверующим. На моих глазах он ни разу не перекрестился. Хотя икона всегда висела у него на стене, особенно в последней его вологодской квартире. Думаю, что она очищала его. Всё возведенное русским народом в крупную величину, поэт нес в душе как веру в нечто святое и вечное. Это вера волновала его и воспринималась им как блистающая частица дорогой ему родины России.

Такие поэты, как Николай Рубцов, кто стал порождением русской нравственности и отечественной культуры, - явление редкое. Кого можно перед ним поставить? Немногих. Да он сам называл их имена: Александра Сергеевича Пушкина, Федора Ивановича Тютчева, Лермонтова, Фета, Блока, Есенина, Кедрина. Все гении были для него великим примером. Он восхищался Тютчевым, как знатоком всех лавинных чудес на небе, всех стихий над землей и на земле. Очень любил он Дмитрия Кедрина, поэта колоссальной величины. Много русского почувствовал Рубцов в этом поэте. Русское же Рубцов постоянно искал везде и всюду: в деревне Николе, в Тотьме, Вологде, на Ветлуге, в Архангельске и в Сибири, в беседах с людьми, в удачных строчках малоизвестных, а то и вообще неизвестных поэтов.

Любопытствующая душа поэта не имела берегов. Была она безгранична. Для Рубцова было совсем неважно, кем его собеседник был, где он работал. Важным была для него - душа, соприкасавшаяся с его поэтической душой, которая открывалась ему через чудесный русский язык. Язык же, как бескорыстный подарок, отдавался ему через беседу. Общение с самыми разными людьми, будь то никольский колхозник, тотемский ли преподаватель, - кто угодно и где угодно, помогало поэту лучше и шире чувствовать жизнь. Помогало ему воскрешать в глубинах души поэтические видения и картины, без которых поэту нельзя.

Примеры мужественного стояния заранее обреченных - вот еще что волновало всегда Рубцова. Поразила его трагическая судьба Дмитрия Кедрина. Многократно он возвращался к вопросу: как могли такого человека зарезать? Поэт полагал, что в этом виноваты не случайные уличные хулиганы, а именно те, кто за ними стоял, кто стремился русское уничтожить, чтобы оно больше не продолжалось.

Собственно, то же самое произошло и с Николаем Михайловичем. Многие вологодские писатели предполагают, что кому-то дана была установка: с помощью длительного измора, бытовых неудобств и постоянного безденежья споить поэта. Чтобы стало Рубцову плохо. Чтобы он сорвался однажды. Нарвался бы на скандал. Умелая рука направляла его по злому пути. Однако Рубцов устоял.

Хотя и поплатился собственной жизнью, но не пошел по этой дороге. И приписать ему будничную смерть от бытовой ссоры было бы, пожалуй, неверным.

Мы понимаем, какое окружение у нас сейчас, какое противостояние всему русскому. Однако прочное, совестливое, основательное, пришедшее к нам издревле все-таки остается, живет с нами и в нас благодаря тому, что мы питаемся той же духовной пищей, какой питался и Николай Рубцов.