itemscope itemtype="http://schema.org/Article">

Проза последних времен...

Александр Сергеевич Пушкин 
0
421
Время на чтение 46 минут

Дорогой читатель, хочу поделиться с тобой некоторыми и самыми разнородными из последних своих сочинений...Быть может это - из будущей книги.

Жил-был червяк

Жил-был червяк. А что собственно червяк - ни глаз ни носа, ни мозгов в голове... Да и головы-то тоже, знаете, нет. Есть только дырка для заглатывания земли - начало кишки и есть вторая дырка - в которую все выходит... А в остальном - полная симметрия: совершенно одинаковые дырки. Вся разница в том, что та сторона в которую первый раз пополз, стала считаться головой - там заглатывает... И как ведь не перепутает? Ведь мозгов-то нету - мог бы и перепутать и ползать то так, то этак, но за миллионы лет привык как-то ползать в одну сторону - вот эволюция и пошла...

И так, говорят ученые, доползался до того, что сначала гадюкой стал, а потом, чтоб зря брюхо по камням не тереть - лапы выросли и уже - ящерица или даже целый ящер... С этими ящерами - ну я просто не могу: никто ничего не знает. Толи они в чешуе были, толи так - голышом, толи в перьях - такое чудо... А потом, говорят другие ученые, упал метеорит и они все вымерли... Но это - ерунда полная... Они 150 миллионов лет вымирали - одни появлялись - другие на покой, да и не все вымерли - множество осталось... Что ж каждый день эти метеориты падали 150 миллионов лет? А маленькие ящерки почему не вымерли, вараны-крокодилы там всякие... А другие говорят, что все они не вымерзли, а в птиц переродились... Так что не кормите голубей - кто их знает, не обернется ли все назад, - опять тираннозаврами станут и вас же слопают - ума-то никакого - не вспомнят ведь гады, что вы им хлебушка накрошили... Но это всё сказки-байки, меня больше всего в этой истории Фридрих Энгельс интересует, Я его несказанно уважаю, когда он про экономику пишет, - оговорюсь сразу, что бы чего не подумали, - но вот, что он сморозил в книжке своей «Происхождение семьи, частной собственности и государства». Ну, про второе и третье - это я как-нибудь отдельно Про первое тоже, кстати всё понятно... Но там между строк, говорится (и так говориться, будто сам все и видел - жил, видать, как патриарх Авраам тысячу лет и... видел). И говорится, что, мол, обезьяна встала на задние лапы и думает: это уже теперь не лапы, а ноги, а передние лапы, то есть ноги, - нет, не ноги, а пусть «руки» называются (чтобы не перепутать!) они теперь освободились и надо ими что-нибудь поделать... И вот стала она чего-нибудь делать и делает, делает до сих пор. И чтобы уж её с остальными обезьянами не путать, - с теми, у кого - лапы, эту стали звать человеком... Я всегда по этому поводу, вот что думал: ну, ладно прошло там несколько тысяч лет и разобрались, где ноги, где руки и вставать на четвереньки - уже как-то не удобно... Это понятно... Хотя и по сейчас такое нередко случается.... Но вот ящеры эти - ведь задолго до нас на две ноги встали (чтобы чешую или там перья - я уж не знаю) зазря по камням не тереть... И ходили на задних лапах (простите, - ногах) не тысячу лет, а триста миллионов и что же? Стали они человеками - отнюдь... Передние лапы (ах, простите - руки!) у них совсем отсохли, так сморщились, что и в зубах не поковырять - непонятно и зачем они! - да и вымерли совсем... Остались только самые умные, которые Энгельса не читали и продолжали честно ползать на всех четырех и ползают до сих пор, аллигаторы и вараны там разные. Тут и задумаешься - это может мы зря на задние-то встали? Может это, пока не поздно, - пока еще триста миллионов лет не прошло, встанем дружно на все четыре? Пока не отсохли руки-то... Ведь у многих уже к тому все и идёт...

Ах, да я ведь совсем и отвлёкся - вот она какая история про ящеров-то волнительная... - я ведь про червяка хотел рассказать... Ну, в общем, те червяки, которые наловчились на задних лапах бегать - они уже повымерли - это понятно: не суйся поперед батьки в пекло... - а те, что долго еще на четырех, а потом шкурой обросли и млекопитающими стали, а уж потом - на задние - те, это значит, удачливее - они-то и превратились в нас... Но, собственно, если взглянуть научно, - всё тот же червяк: одно ротовое отверстие, прямо переходящее в кишку и... заканчивается - другим отверстием (и тут, главное, их не перепутать), ну и там... дополнительное навесное оборудование - руки, уши и нос...Чтобы держаться по ветру. В передней части развился еще так называемый «мозг» и считается, что мы им «думаем» - в чём я совершенно не уверен. И заметьте, первоисходный червяк, он без всякого мозга сообразил, что надо «головой» всё время вперёд ползать и не путать... А то начнёшь землю заглатывать то спереди, то сзади - она в животе собьётся комком... и ни туда ни сюда... Это не удобно получается... И вот он без мозга всё сообразил... И знаете их много, кто и сейчас без мозга проживает: вот пчелы, например. И ведь не скажешь, что такие глупые. Они, опять же - например, мёд умеют делать, а мы - увы! Воск изготавливают, а мы - только парафин... Он Богу не угоден! Или вот муравьи - у них не только что мозга нет, но даже и глаз не имеется, однако сумели в своих муравейниках полный коммунизм построить, а мы, даже имея такое надёжное руководство, как книжка Энгельса, - опять-таки! - увы! - не сумели...

Нет, что-то я с этим коммунизмом опять отвлёкся... Я не о том хотел рассказать... Я о том, что вымираем мы - совершенно вымираем и в прямом и в переносном смысле. И руки отсыхают и слабеют и ничего мы ими не можем уже - разве «мышку» двигать... А то еще айфоны придумали - и «мышки» не надо... - совсем мышей не ловим. В общем - полное вымирание. Что же делать - опять на четыре лапы? Это тоже, знаете, сомнительно. Многие ведь пробуют, - начинают употреблять и - бац! - на четыре, но, как опыт показывает, - не помогает! Что же делать? Я ведь совершенно двумя лапами за коммунизм - ведь, посудите сами, ведь не возможно без коммунизма! Ведь как мы хорошо при советах жили! Но ведь не пчёлы-муравьи - у иных и глаза имелись, и даже мозга какая-никакая, и давай жужжать, - диссиденты, проклятые - и всё испортили! Развалили муравейник. Что, лучше стало? - Нет! Явно эволюция не туда идёт: лежим на диване, жрём - кишка работает, качает продукцию в одном направлении, навесное оборудование шевелится пока - можно на клавиши давить... Полная деградация червеобразная... Что же делать - как муравейник восстанавливать?.. Вон, другие муравьи, - черные, уже со всех сторон обложили - скоро пожрут - ничего и не останется, а наши личинки - себе... и перевоспитают по-своему, по-черному... Просто тупик получается: и ящерам, - если по-татарски, то - кирдык-хана (не знаю уж как там у них, у палеонтологов, по латыни сиё тотальное вымирание) и червякам кирдык - возвращается всё в первоначальное состояние. Явно, если только о кишке думать, то всё по кругу и движется... Это напрасно мы поверили Энгельсу, что по спирали, - по кругу, где тут спираль! Вымираем...

Да, и не это главное, что я хотел вам сказать, товарищи-червяки, - опять отвлёкся... Чего-то там у меня клинит, - всё время отвлекаюсь - явная деэволюция... А-а-а, вот главное, - чтобы не перепутать, где рот, а где... противоположное отверстие, чтобы движения пищи не нарушалось - сверху-вниз, а то... У иных проблемы уже... и вот, что ещё главное: лапы отсохнут, глаза и нос - тоже не главное (у иных и нет, - а всё люди!)... Мозг отсохнет - это несомненно - но не отчаивайтесь, не мозгом и думаем, а - душой. Мозг ладно... - штука преходящая... А вот душа... Без неё, знаете, - червяк червяком и всё по кругу... Тут уж ничего не поделаешь.

2014

Кишки

Кишки, кишки, кругом кишки - это Семен Тимофеевич произвёл открытие века. И действительно - видит кишки и больше ничего. Стал Семен Тимофеевич обозревать мироздание, а оно - мироздание это - стало оборзевать: глядит на него, шевелится и кто-то по носу ползёт, кто-то тут кружит, жужжит да ещё и квакает. И всё вокруг кружится и жужится и требует ещё хотя бы сто пятьдесят.

Полежал, Семён Тимофеевич, полежал и чует - ничего от того мироздания не дождёшься... и произвел открытие второго века... и смотрит в оба. Но от открытия второго века положение не улучшается - всё та же непонятка и несусветь, ибо теперь всё двоится и жись кажется несносней вдвое. Он опять левый глаз, как стрелок, прищурил - для однозначности восприятия и на правом - сосредотачивается. И опять видит - кишки загораживают горизонт. Я бы даже «горязонт» сказал, но это уж не по правилам получается... Семён Тимофеевич упер мысль изнутри ко лбу, сосредоточился и понял: это ж лягушка раздавленная прямо перед носом лежит. И тут же и шкурка её подсохшая лапкой как бы машет: «Привет тебе, Семён Тимофеевич!» а по носу кто-то ползёт и ползёт. А кто ползёт - определить нет никакой возможности - резкость на переносицу не наводится, а чтобы руками пощупать - так и того без ста пятидесяти не получается!

- Ну и Бог с ним! Пусть, гад такой, ползает - потом разберёмся. А вот кишки! Ведь этак-то и меня могли самосвалом... что ему, тупорылому, - что человек, что лягушка - совершенно без разницы! Вот так бы - чпок! - и кишки выпустил кренделями... и такие вот по ним мухи и ползали...

Это было даже слишком большое и последовательное рассуждение. Произнесено ли оно было вслух или так только - примыслилось Семёну Тимофеевичу - этого определённо сказать нельзя, но одна из мух, ползущая по лягушачьим кишкам, поняв ли, что это о ней размышляют, или так... из любопытства мушиного, скосила свой зелёный бесподобный глаз на Семёна Тимофеевича, и замерла. Замерла и смотрит на представителя приматов из класса млекопитающих, а вид - хомо сапиенс.. Ну, вот насчет «млеко» - тут большое сомнение у мухи и смотрит она свысока, а Тимофееч лежит это так под ней, - под мухой и ничем опротестоваться не может, ибо душа горит - сто пятьдесят требует. А на самом деле сто пятьдесят - это только так - для почину... И муха это чует в непосредственной близости находясь.

И улетела бы, как непьющая, - ведь она и на мёд и на дерьмо - одинаково, знаете, садиться, но такой перегар и мухе тяжел! - но уж больно кишки вкусные - и не улетает!

Тем временем, Семён Тимофеевич бренное сие бытиё проанализировав, око своё на дальний план перевел,- и видит: лужа. А в ней народу плавает: жуки-плавунцы, водомерки и ещё одна лягушка - лицо высунула и смотрит - то ли Семёна Тимофеевича наблюдает, то ли - грустную судьбу подружки. А далее, за лужей, - если уж совсем далеко смотреть, - видит Семён Тимофеевич дома на боку лежат, трактор сверху вниз движется и горизонт в вертикальном положении и совершенно очевидно правым глазом, что без ста пятидесяти всё это в нормальное положение не привести. От возмущения даже слюни капают. То есть - текут, ибо и капать им некуда. А тот, кто полз по носу, уже дополз и теперь поворотил вовнутрь. Семён Тимофеевич не стерпел и так чихнул, что эта неопознанная личность вылетела вон...

- Так, с одним разобрались, теперь мухи!.. - а некоторые мухи ползали Тимофеевичу прямо по физиономии, воспринимая его, видимо, как продолжение лягушачьих кишок... А трактор тем временем, развернулся и поехал снизу-вверх... Или это другой трактор... - А-а-а, не всё ли и равно, - продолжал мыслить, а следовательно существовать Семён Тимофеевич, - Всё одно - без ста пятидесяти нет никакой точки опоры в жизненной ситуации! - он описал круг по всему видимому мирозданию и опять уперся в первоначальное:

- Хорошо, ещё Беларуська, а не гусеничный, а то бы все кишки намотало - так бы и проехался по посёлку в намотанном виде. А куда я шел и на чем мы, собственно, остановились? Получки вроде не было или что бы аванс - и этого сказать нельзя... или чтоб там чего в коллективе отмечали - исключительно не припоминается... - и тут Семёна Тимофеевича осенило - так что он даже опять второй глаз открыл - вспомнил ясно: череп и кости. Да - череп и кости нарисованы и слово: «яд»... а дальше картинка того, что было намедни стала оживать:

- А-а-а, - сказал Платоныч, прочитав на банке со стеклоочистителем заветное слово «яд» (а банки привезли отмывать закопченные стекла в цеху МТС) - это то, что нам надо.

Разбавили чуток и... Сереге сразу стало плохо и его увезли, а Платонычу - ну в самый раз, а сам он - Семен Тимофеевич, стало быть, полпути одолел. Вот, кажется, и дом виднеется - там, наверху, куда трактор ехал, но не доехал... Да и Нюрка, - подумалось ему дальше, - могла бы глянуть уже и прийти... или лучше уж и не приходила бы.

Зеленоглазая муха, ползущая по лягушачьей кишке, ещё посмотрела-посмотрела на Семёна Тимофеевича и поворотилась к нему задом.

- Ну, как Нюрка, прям! Лети уж! А я полежу... - и Семён Тимофеевич закрыл в изнеможении свои веки...

2015

Философы

-Э-э-эх, что есть - то есть, а чего нет, того нет! Верно, старуха? - это старик прервал долгое молчание, сидя на завалинке и смотря сосредоточенно на весь белый свет...

- Верно. - И старик ободрился поддержкой жены, неожиданно быстро согласившись - вдохнула она в него силы...

- А уж что будет, то будет, а чего не будет, того не будет...

- И то верно... - и каждый из них думал о чем-то своем, конкретном, применительно к этим фразам. Поминая погибших ли или не родившихся детей, а может друзей и близких... Но что-то непременно под каждым словом - понимая и поминая...

- А чего не было, того - не было... - продолжил старик. Может он тем уверял свою в былые времена сильно-подозрительно-ревнивую супругу, может, что иное имел ввиду...

- Ну, не было, - значит, не было... - как бы облегченно вздохнула старуха. И вдруг сама зафилософствовала...

- А чего не будет, когда нас не будет... То есть - чего только не будет, когда нас не будет!

- Эк, и у тебя перлы попёрли... Перлы-шидерлы...

- Чегось - жидевры?

- Нет, я так... не сбивайсь с сурьезного! Зри в корень.

- И то.

2015

Вечность

Старик и старуха пошли за черникой... Это уж дело извечное - запасать варенье на зиму... Уж сколько лет одними и теми же тропками... - сами и протоптали... День был жаркий, но не слишком, без духоты - набегал ветерок... Июль в конце... Травы в самом разгуле - да никто и не косит их нынче, а какие травы! Кузнечики под ногами так и стрекочут, так и пляшут... А небо высокое какое... Высоко-высоко почти недвижно - облака. Кто-то хищный там, в зените, почти незримый, ходит кругами... Чайки на озеро пролетели - переговариваясь о своем, о птичьем на ходу...

Шли они и привычно молчали - о чем говорить? - все переговорено за долгие годы... Хорошо, что ветерок, не душно - в духоту-то уж невмоготу. И дождя, вроде, не ждать - и то хорошо. Да и вообще всё как-то, в общем, и не плохо. Они озирали окрестность - и не надо было фраз, что бы выразить восторг души, который, как и прежде в детстве или юности охватывал их - от шуршащих под ногами трав, от пролетающих птиц, от неоглядного поднебесного простора Родины... От чувства жизни, которым душа не уставала вдохновляться... А если порой и разговаривали - то о чем-то, что они постигали исключительно сами и вряд ли слушающий со стороны - если бы случился, - мог понять о чем тут говорят... Да и язык-то у них был свой, особенный, собственного производства. Старик сперва не хотел идти - у него болели суставы, ломило поясницу... Но отпускать старуху одну - опасался... В былые годы он плотничал и что бы таким малым делом - ягодами заниматься, - это нет... Не серьезно... И старуха ходила без него: с детьми, потом с внуками, потом с собакой, а после и одна, а он все работал, все строил кому-то... Но, теперь - какой он плотник...

Он уговаривал было старуху не идти вовсе - к чему, мол, нам варенье... Отроду сами не едали, а внукам в городу оно, мол, уже и не в охотку... Но старуха была непоколебима: на варенье надо ягоду собрать и в город отослать. Не обсуждаемо! Старик взял вторую корзинку и они пошли... Спорить со старухой - это все одно что цунами на полпути останавливать. Он и не спорил никогда, а так - препирался маленько - это было частью их одинокого общения.

- Ты старый, уж забыл, как ягоду брать.

- Я-то... Смотри, будешь в отстающих...

- Стахановец, прям. С доски почета слез... Посмотрим ещё!

Отцветал Иван-чай, качался, дурманил хмель, белела кашка... попадался под ногами зверобой... Прежде старуха не прошла бы мимо - нарвала бы пучечек для засушки... А теперь... Пошли в гору, вошли в редкий, солнечный соснячок, мелькнул-прошуршал вереск, а вот и черничник... Старая внаклонку: ягодку беру, другую примечаю, третья мерещится... Но так скорее говорят про клюкву. Черника берется стебельками. По несколько ягод - одной рукой поворачиваешь веточку, а другой обираешь россыпь. А старик собирал сидя на земле - не мог он ни на корточках, ни на коленках... Ломило - сил нету... Но и сидя он умаялся и порой просто ложился, переползая от кустика к кустику...

- Чего, старый, боевую подготовку сдаешь?

- Курс молодого бойца. Смотри - до тебя доползу!

- Напугал жук жужелицу...

- Бруснику брать?

- Бери всё в радиусе кругозора!

- Сама-то - за щеку... - вона, и дна не прикрыла! - ну, это была шутка: какое «за щеку», отродясь такого не бывало...

И снова солнце, облака неисследимо высоко - не плывут кажется, а просто тают... Чайки над озером разволновались там, в низине, под горой... А это кто-то, видать, приехал отдохнуть. Мужские голоса почти не долетали сквозь сосен шум, а женский визг купальщиц - доносился...

- Визглявые какие...

- Визжучие.

- Визглючие.

- Молодёжь...

И снова час или полтора тишины... Лишь изредка старик приподымется - глянет через кустики - как там его старуха: все ли поздорову. Эх, давненько не хаживал старик по ягоду - и вышел с ним казус - грех приключился... Встал он, отвернулся от старухи, облегчился да и лег в чернику и снова стал брать... Ползал-ползал вокруг кочки и попал на влажную ягоду и берет, берет - бросает в корзинку... Глубоко так о чем-то давнишнем задумался... Ибо если б не задумался, то смекнул бы - с чего ягода мокра: ни дождя, ни росы: сухие такие денечки стоят... А как понял свою промашку: глянул в корзинку - ан, там ягоды мокрые с прежними сухими перемешались! - Эх, бестолочь! - это он молча про себя, чтоб пред старой не позориться... и давай побыстрому мокрую ягоду из корзинки долой... - Э-э, теперь мне старую не догнать, - половину набранного высыпал да и ногой примял - чтоб кто не заметил греха-то...

Ещё час... другой, третий... корзинки еще не полны - где теперь по полной набрать! - не те годы...

- Пойдем уж, старая!

- И то...

И пошли... и тут же присела:

- Нет, надо вот хоть еще этот кустик!

Пособирали чуть...

- Ну, уж пошли теперь.

- Пошли-пошли... - отшагали шагов двадцать:

- Вот и этот обберу. Смотри, какой хороший! - и старик тоже присел у какого-то не шибко хорошего - ободранного наполовину чьей-то грабелькой, - кустика. Так, присел, чтоб не ждать в пустую... Пособирал.

- Ну, уж старая, идем же... Притомилась вся.

- Пойдем, пойдем... всюю не соберешь... Ай, постой, вот этот только! Смотри какой!

- Ну, ты старая, как последний раз в лесу...

- А мож статься и последний... - и она присела обобрать еще один кустик. - Смотри, чистый виноград!

Помолчал старик, - Очень может быть, что и в сам деле последний... - не то он ляпнул. И руганул себя молча: - Разболтался, мол! - хотя чего он разболтался: слов двадцать за день сказал.

День клонился к вечеру... Он шагал и думал об одном, - что не хотелось бы помирать позже старухи... - Пусть бы она меня проводила. Так бы оно лучше, - рассуждал он. А ноги несли под уклон...

- Ты куда, старая влево забираешь... Удлиньшишь путь-то...

А у старой загорелись глаза... Перед ней, внизу, за соснами лежало одинокое благодатное озеро... Машина с купающимися давно уехала и первозданная благодать тишины почила над водами...

- А что, старый, освежиться бы... А? Удлинючим дорогу!

- Кой век не купалась!

- Да и ты бы окунулся - помолодел бы лет на сорок, а!

- С моими-то костями на печи лежать... - и они подошли к берегу...

- Ты отвернись, не смотри на меня... я женщина последней стройности! - она разделась донага... Всяких там купальников старая уж лет двадцать-тридцать не держивала... Да, ходили купаться девками... Да, потом, когда ребята пошли - ходили с ними на озеро. Да, еще потом - немного... А после уж дело стариковское... Так, - за внучатами приглядеть... Да уж и внучата к ним сколько лет носу не кажут... Плещутся где-нибудь на Гавайях...

- Ты входи тихонько, не прыгай!

- Чтой-то?

- Смотри, колыхнешь озеро - на том берегу беду наделашь!

- Не смотри! Срамнец какой!

- Ой, ли, не видывал что ль! - старый как-то не специально поворотился к старухе... просто не привык говорить стоя спиной, а тут она раздетая... Видывал-то видывал, да давно... И он поспешно отворотился... Скинул сапоги, сам зашел в озеро по колено... Омылся... Черные ветхие трусы полоскались на худых костях... «Да, отпиратствовал» - подумал старик. А старуха знай, плавала, пыхтела и фыркала от восторга, как девчонка. Благодать... Даже чайки как-то присмирели - сидели на своих гнездах, полные удивления... и маленькие чайчата плавали между ними - от кочки к кочке... Старая вышла, обтерлась подолом, оделась и они пошли...

- Как наново родилась, а, старый!

- И то.

Они пошли по давнишней тропинке, по которой хаживали с озера домой в прежние годы... Но она вдруг заузилась, замуравела, да пропала под ногами - пришлось лезть кустами...

- Ты куда меня, старый, завел! Сусанин! Ты там не удумал чего! - шутила старуха... Она не винила старика - ей и самой эта тропка знакома была с детства... Кто виной, что сами столь уже не хаживали, а только на горы за черникой да домой... В общем, они удлинючили дорогу, сбились маленько и вышли к железнодорожному полотну.

- Ой, смотри какая малина! Ой, старый, надо набрать на баночку деткам. Черника - черникой, а малины еще пошлём... - и она принялась брать дикую мелкую, но ароматную малину... Своя - садовая, - давно на огороде повымерзла, а как уж не ездил никто из детей, то новой и не заводили.

Старый тоже стал пособлять - брать малину в пригоршню... Да приметил внизу, под малиной еще и землянику и брал её заодно... Он протянул старухе полную пригоршню, но не к корзинке, а прямо ко рту... Она не ожидала - отшатнулась даже ненароком... Ибо за столько лет (с юных годов еще!) не брала ягоды в рот, а только в корзинку. А как иначе. Такое уж воспитание у нас от веку - для себя жить не обучены...

- Ешь! Что ты, старая! - и он вложил в это слово столько нежности... И она взяла: припала губами к жесткой, шершавой, сильной еще ладони старика, не спеша собрала ягоды в рот...

Что за чудный забытый вкус! - или уж день такой чудный: с высоким июльским небом, с благодатным озером... Или уж все вместе - и только сок ягод коснулся языка, как пробежало что-то в крови, мелькнуло в душе - припомнилось былое и всё, что было в нём замечательного...

И они пошли вдоль полотна к дому, не спеша, останавливаясь у кустиков малины, срывали ягоды - и чего прежде с ними никогда не было, - клали в рот...

А что спешить? Чтобы скотина какая была не поена, не кормлена, не обряжена... Так нет. Пес один - Полкан... Старый звал его: «Товарищ полковник» - так и этот давно уж не на цепи... Это он по молодости бегал к своим собачьим девушкам (так старик говаривал, - он крепких слов не любил) и вот приходилось на цепь сажать. А теперь... беги - не хочу. Лежит при доме на солнышке и никуда не торопиться...

Старуха бывало его воспитывала: «Ах, ты песья морда, цена тебе, как человеку - три копейки! Вот лежи в углу и держи морду лица ниже плинтуса!» - но это она с виду строгая была... Для порядку. Теперь уж Полкан сам держался ниже плинтуса. Даже за ягодой со стариками не пошел - куды, годы не те!

Не торопятся и старики... дети давно разъехались - или по заграницам летают или так - просто не ездют.

И что бы работы какой... То - нет. Своё в селе старики давно отработали, а по хозяйству... Всю жизнь думали, что работа по хозяйству никогда не кончится, не переведётся: «всей работы не переделаешь!» А вот с удивлением обнаружилось, что всё переделано... Приплыли. Большого огорода, как прежде, держать не надо: за картошкой, морковкой, да соленьями всякими по осени никто не приедет. Не велят огород городить. А что старикам на пропитание - так почти всё само и вырастет: и крапива со щавелем - на щти... Да капустки чуток, да огурцы... Дом починять? Да какое теперь - починять... Не нужен он... Так дочка и говорила в последний уж раз:

- Доживайте, мол... - ну, не договорила, посовестилась, а уж ясно: мол, доживете, - продадим.

- А что старый, - в былые времена, говаривала старуха, - мы чо жили? Ин, жили-жили и всю жись мимо цели прожили? А?

- Отчего ж мимо... в самый аккурат прожили... - отвечал бывало старик... Он был у них главный по философской части.

Но обо всём об этом старые сейчас и не думали - все уже было давным-давно думано-передумано. Они просто шли к дому и не спешили, вдыхали благодатный воздух, ощущали райский вкус молодости - малины вперемешку с земляникой, смотрели на чудное небо... Спешить в самом деле было совершенно некуда. В запасе у них была вечность.

2016

Тыблоко

Это у Пантелеева рассказ такой был - «Тыблоко». А со мной история похлеще вышла...

Вот детский сад на проспекте Гагарина. «Подготовительная группа» называется. Шесть лет уже мне... но я какой-то тупой был - почти все ребята читать научились, а у меня почему-то не получалось. Горько и обидно...

Как сейчас помню этот день и эти плакатики картонные с картинками, которые воспитательница развешивала... А всё остальное - уже вокруг плакатиков образуется: воспоминания кругами движутся - как на воде. Вспомнил плакатики - вспомнил нашу группу, в том смысле слова, во втором, - то есть помещение, где мы играли, учились, где раскладушки раскладывали в тихий час. Потом постели скручивали и... в мешок - в кладовку, на полку... На каждом мешке вышита нитками фамилия - чтоб постели не путались... Здесь же и питались, расставив столы. Питались... и сразу вспомнил бульон с гренками и сухариками... Как мне хотелось их выловить из тарелки и съесть побыстрее, похрустывая, - пока они еще не размокли... Эх, отвлекся на сухарики... Вернемся к русскому языку.

Вот мы сидим с нишей воспитательницей, - хорошая у нас воспитательница была, - до сих пор помню, - и она мне указкой... Эх, отстающий я, отстающий - все уже чита-ают, а я! И она мне так указкой кажет на картинку и ласково так спрашивает: «Это какая буква?» А на картинке бегемот. И я так радостно и уверенно: «Б»

- Нет, Андрюша, ты ошибся, ты наверно, не на ту картинку посмотрел.

Как не на ту, - я начинаю смущаться...

- Посмотри внимательно! - Смотрю внимательно: бегемот, как бегемот. Первая буква «Б». И громко так и радостно:

- Б!

- Нет, Андрюша, ты ошибся, ты подумай, не торопись...

Нет, тут что-то не так - и я напряженно думаю... пауза затянулась...

- Ну, хорошо, ты в зоопарке был?

- Был...

- Зверя этого видел?

- Видел...

- Как он называется, знаешь?

- Знаю...

- Какая же это буква, Андрюша?

И я радостно так, ободрено - может она сама чего там напутала, не совсем буквы-то знает, всё-таки не школьная учительница, а только воспитательница наша... И вот, ободрённый:

- Б!

- Так, погоди... ты в зоопарке-то был?

- Правда, был...

- И зверя видел?

- Видел...

- И как называется знаешь?

- Да-а, к-конечно...

- Видишь, тут внизу полностью подписано...

И я гляжу на слово и вижу, - правда начинается оно с той же буквы, что и наверху большая такая нарисована... снова гляжу на слово: вот как, значит «бегемот» пишется... Снова на букву...

- Так какая это буква?

- «Б»

Воспитательница уже с некоторым раздражением в голосе - у неё ведь еще двадцать человек вертятся, шумят нетерпеливо, смеются... Но не подсказывают - мы ведь еще детсадовские. Не научились еще подсказывать, не догадываемся, что такое возможно...

- Андрюша, это не «Б», а «Г»!

Я просто в стопоре, в шоке, слезы на глазах и готов разрыдаться, но быть может от растерянности, решил стоять за правду до конца:

- Нет, Лидия Андреевна, это «Б»...

Она воспитательница добрая, но и её терпение иссякает:

- Ну, какая же это «Б»! «Б» вот какая! - и тычет указкой в какую-то другую картинку... Но ту, другую, я рассмотреть уже не могу ибо слёзы застилают глаза и я готов сорваться и убежать куда-нибудь в самый дальний и темный угол, - туда в кладовку, где темно и на полках лежат скученные наши постели... Спрятаться от позора! Отчего я такой тупой, глупый - ничего не понимаю... все уже читать научились, а я... Спрятаться, чтоб не видели и разрыдаться... Но какая-то неведомая сила сковала меня и бежать не могу - словно ноги отнялись... Вцепился я всеми пальцами в свою табуреточку и когда она спросила, смягчившись, вновь указывая на бегемота и большую черную букву над ним:

- Так какая же это буква, Андрюша!

Я решил про себя: мол, будь что будет, но буду стоять за правду до конца:

- Это буква «Б»!

Не буду я описывать дальнейшего... Грустно это как-то или смешно... Это уж как хотите. Может и смешно... Нет, в угол меня не поставили, но и по головке не погладили - вся буря внутри сбушевала... Этого-то стороннему глазу не видно. И не сразу, а несколько дней спустя, выяснилось, что на картинке внизу написано: «гиппопотам». Я этого слова не знал.

Вот так иногда долго и мучительно устанавливается истина. А в чём она, истина? Я так до сих пор и не знаю...

2016

Разговор

- Иван Петрович, вы всегда казались мне человеком внутренней силы, таланта, целеустремленности... Я знаю вас уже столько лет... с прошлого века... Вы просто Маресьев и не семнадцать дней способны ползти к цели, а просто бесконечность - столько, сколько потребуется... И вместе с тем, какая-то у вас тоска во взгляде выработалась и вообще, - какое-то несчастье излучаете, словно радиацию какую. Кажется, - вот надежнейший человек, а приглядеться - беспросветь какая-то, гибельность. Больно за вас и страшно.

- У него цель была.

- У кого?

- У Маресьева. Доползти и снова за штурвал и бить фашистов. Главное - бить и разбить... А там, после победы, несомненно уже наступит всеобщее счастье. Мы ведь, без всеобщего счастья жить не можем. Это как без смысла жизни... а как его потом строить, какими чудесами возводить - Маресьеву ли думать... Главное доползти, а потом, хоть на протезах - бить врага. Апокалиптичное такое мышление и в нем ведь счастье наше бесконечное: ибо потом - это - потом... Наше дело - разбить врага - «последний и решительный бой», а там - кто это всеобщее счастье созиждет? Это ведь всё нам Обещано - это в крови, это новые люди образуются сами как-то, новая земля и новые небеса!

А тут вот живешь и видишь, ясно вдруг прозреваешь - не образуются! Обетование ли ложное или до него еще тысячи лет мрака и мук? Вот откуда тут счастию светиться? Не удалась...

- Что не удалась? Жизнь?

- Да моя-то жизнь - ладно - это есть прах и суета. Как говорится: помру - от моей смерти белому свету перемены не будет. Жизнь Родины не удалась. Я вот не могу как тот или та... Строют домик, денежки копют... Ну, накопят... Так ведь и не накопят даже. Да ладно, разве в домике дело...

Была попытка построить светлое будущее. Сколько помучались, сколько врагов одолели и настоящих и так... Сколько костей усеяно по Руси и по всей матушке Европе... Да, везде... от Вьетнама до Анголы... Сколько пахано-перепахано, сколько плакано-переплакано и гуд-бай! Всё псу под хвост... А зря три поколения предков жизни свои положили за справедливое общество?! Нет, опять поделили на господ и рабов, нищета опять беспроглядная, уродство... и никакого осознания, что вот этого отката... Да ведь как откатили - убедили ведь почти всех, как детишек малых, как дурачков блаженных, помахали перед носом сладким леденцом на палочке и убедили, то есть - объегорили... отняли мечту... отняли - куда ползти... А куда теперь ползти? Зачем? «Обидели юродивого, отняли копеечку...»

- Ну, как-то жизнь обустроится.... У кого-то вот, получается...

- У кого-то, кто способен ближнего своего обобрать, кто способен жить в особняке, когда бездомные кругом, кто катается по заграницам, когда кто-то просит милостыню или идет на панель...

Я не знаю куда ползти теперь. Даже старики блокадники, ветераны и то - большей частью, как обманутые детишки, готовы поливать славное своё прошлое грязью...

Какая социальная справедливость! Какой социализм! Ересь, говорят, ересь страшная! И подумать не смей!

Вот ведь в чём любовь не удалась!

- Какая любовь?

- С Родиной любовь... взаимная... ведь обманули, внушили, чтобы облапошить и обобрать. И дальше будут обирать... и не только карманы, как до семнадцатого года было, но и души... Приручат к этой глобальной пошленькой культурке... уже приручили... Что там - великий инквизитор Достоевского - детским садом покажется. Ведь не только мечту украли, но и идею - более плотскую, более земную форму этой мечты. А как без идеи государству стоять. Нет, не устоит... Рассосётся, рассеется.... Через Интернет телепортирует... и даже не демографически вымрет - нет... Ну, будет вымирать, конечно, но не успеет и вымереть... а рассосётся духовно!.. Останутся-таки мертвые души... которых приручили без мечты жить... а они и рады... Да гоголевский Нос на птице-тройке...

Да... такой порыв народный - десятки миллионов жизней, судеб перекалеченных отдано... и вот когда уже началось всё получаться... - Э-э-э, - кричат, - дым в трубу, дрова в исходное! - плохиши кричат.

И победили!

Неужели их больше?! Неужели они сильней Кибальчишей!? Неужели есть в народе вера, что собственность, капитал - это благо! И ради этого стоит жить?! И этим одним жив человек!?

Ну, нет же! - «Отдай имение своё и следуй за Мною...» это кто сказал? Ужель забыли! - молчит, молчит мой собеседник, не хочет припоминать, кем это сказано...

- Ну, что же ты молчишь, такой-разъэтакий!... - молчит...

Это я сижу и с двадцать первым веком всё разговариваю... И чую - стыдно ему...

01.2017

Порядок

Маруся была женщина необходимая, ибо обойти ее из-за внушительной комплектации и на широком пространстве было затруднительно, а в узком месте она и вообще была - женщина неизбежная.

Но все ей казалась-мерещилась несправедливость и угнетение:

- Я вам никто что ли! Мой родитель большой человек был: Всю войну прошел и на Гитлере флаг поставил!

И тут ни в коем случае возражать не полагалось - ибо это дело святое.

Или так:

- Вам что - сразу цитату процитировать или препинаться будем? - и тут даже не вопросительный знак в конце, а восклицательный, ибо с вопросительными она никаким боком не знакомая была.

Или так вот:

- Ты мне туманом глаз не застилай! Я тебя, чижика, наскрозь вижу!

И вот позвонили дети, что едут в гости... Ох, упаси Боже, - началось! Пес Розка, чуя по опыту ударный день, канул в будку и носа не показывал...

Иван Иваныч, решил: «Рыск, - дело благородное» - и заговорил о порядке...

Но что такое порядок! Не было на нашу Солоху своего Вакулы и некому было вынести многие мешки, мешечки, в каждом из которых, верно, сидел легион бесов. Развяжи - и выскочат!

- Я же не сопленосая какая стопроцентная бомжиха - я человек... может быть... ещё!

- Тут сопленосых и без вас склизко!

- Что ты кричишь головою! Меня на пердык не возьмешь!

- Ты ж хоть приберись - вот, вот и вот! Тут у тебя кромешно как-то, ты хоть того... как-нибудь... - ведь люди же увидят - не мы с тобой!

- Так что ж я шесть метров роста! Мне ж до потолка как до неба!

- А ты стульчик поставь и приберись - вон все в паутине... а то придёт кто - диагноз налицо!

- Ага, вот стульчик-то и хресть-хрусть. Упаду и понесут коленками вперед, и будет бо-бо, - беда с большой буквы «Бэ»!

И всё же Маруся намочила тряпку, обмотала ей швабру и бросилась на борьбу с паутиной. Плафон на этот раз уцелел, а вот швабра распалась... Иван Иваныч посмотрел на разбегающихся по углам пауков и махнул рукой:

- Ладно, живите, сограждане! - и пошел искать винтик или гвоздик для возрождения швабры. Меж тем время приезда детей приближалось - хоть стрелки пальцем останавливай... И, как потом разъясняла баба: «В экстазе жарки курица выскочила из сковородки и чебурахнулась и чимдопокнулась... А я-то в чём виновата - сковородка узка!» Но гром-то стоял такой, словно не сковородка чимдопокнулась с плиты, а плита взлетела под потолок и рехнула оттедова на пол... Впрочем ладно... оставим без комментариев. Дети в тот день совсем не приехали - старику досталась куриная ножка и вообще - досталось. Зато Розка был доволен: все кости - его.

- У меня весь день пружинка сжимается, а ты придешь домой - в разжим пошла! Это ж законы физической материи... Я тетенька тонкой конструкции - у меня волосов и зубьев нет, вот и выходит импотенция по всем каналам! У меня уже терпелка на нулёхе - мозгоцентр не головит... А тут дома стена в глаза тырдычется все 360 дней в году... вот тяжесть и превысила вес! - Под конец как-то смягчалась баба и переходила с уничижительных на оправдательные интонации. Или вот так утверждала свое бытиё при простом посещении участкового врача:

- Вы меня зачем в психушку рекомендуете! Доктор-врач, я же не с ёлки слезла - вполне грамотная человек!

Но если муж, как ей казалось, - медлил, то уничижительные интонации возвращались мгновенно:

- Что ты топчешься на одной ноге? Ты двигай мозгой - шевели руками! Ну, что ты смотришь на меня своим умственно-отсталым лицом! Не вразумляшь? Сколько раз тебе константировать константу! Что ты на меня тачанку катишь!

Или ещё проще:

- Исчезни с экрана жизни!

На что Иван Иваныч успокаивал сам себя:

- Совершенно необходимо сделать необходимые действия, а глупостей мы не допустим, ибо это недопустимая глупость! - но это тихо так, что бы никто не услышал... Такое вот молитвенное правило.

2017

Сон

Господи, ты, ведающий тьму и погибель души моей, знающий грех мой и потаённый, и давно забытый, вольный и невольный, сокрывшийся в глубинах темноты сердечной...

Вот, все время снится, что бегаю какими-то коридорами, всё иду куда-то, спешу, а она меня ждёт - сколько лет ждёт... Вот, уже берусь за ручку - дверь распахнуть и наперёд знаю, что там - она... за дверью, ждёт... и... просыпаюсь. Я всё Бога молю, молю всё, чтобы дал мне дверь распахнуть - раз хоть увидеть... И вот, на Преображение, аккурат, - приснилось...

Лучше бы и не просил... Лучше бы и не входить... Лучше бы...

Вот... вошел... увидел...

Сковородки там раскалённые, всякое пекло и прочее - всё это, милые мои, - вздор... лёгкий отдых перед битвой...

Она посмотрела только... Только посмотрела - я всё понял... сколько ж лет я всё не то, не туда... Не иду к ней - а она ведь ждёт... Одна там - одна... А я всё не иду, Господи!

Господи, ты, ведающий тьму и погибель души моей, знающий грех мой и потаённый, и давно забытый, вольный и невольный, сокрывшийся в глубинах темноты сердечной...

Еще сон женщины

Я женщина еле-еле чокнутая... Ну, уж какая есть...

Жись моя разъсмыслилась... Хоть не живи!

Вот встала я и слышу, как птички поют... Сисинькают - ой, как божественно - буду и я так молиться! Стала и молюсь, а они поют и поют - Спасу нет! Вижу, а это вовсе не птички, а крышка на кастрюльке поёт и снится мне сон, что подхожу я к батюшке на исповедь, а это вовсе не батюшка, а сам Христос стоит, смотрит на меня, а глаза добро-строгие...

А у меня у самой полон рот конфет - хочу прожевать скорей, а от того, что тороплюсь - и мысль такая: как же я на исповедь с конфетами во рту! - и проглотить не могу, как не тужусь... А выплюнуть как-то неудобно... И вот, пока я так мучалась - он уж к другим отошел... А я так и осталась с конфетами своими - полон рот!


Про отца

Вот я сижу, гляжу в окошко и слушаю сердце и не слышу. Оно, наверно, не бьётся. Хармс какой-то получается. Нет, так не пойдет!

Это я отца в больницу привёз... Четыре часа мурыжили в приёмном - туда-сюда таскали - умереть можно... И вот забрали в реанимацию. Зубы вынули, крестик сняли... я зубы в тряпочку завернул и в руке держу, а крестик - в другой. И сердце не бьётся.

Это у него второй инсульт. Ну, Бога гневить нечего - уж девятый десяток. Так что - чего дивиться...

Но когда чужая смерть рядом ходит - а она и не чужая, конечно, - тут невольно о своей жизни задумаешься. И о жизни вообще. А жизнь, смотрю, складывается как-то катастрофически.

Когда своей жизнью рисковал, - а всякое было! - не задумывался вроде,

А вот отцова смерть подошла - задумался... Это уж не Хармс, это тень отца Гамлета взывает. Но здоровье у отца крепкое, запас большой... - не наше поколенье хлипкое - я б тут сразу - тудыть, а он оправляться стал - через сутки в палату перевели:

- Ничего, - говорят, - прокапаем и не таких на ноги ставили. Речь у него, правда, никакая, но что-то силится сказать, а что - разобрать трудно... Видения какие-то - что-то на потолке видит удивительное. А что - отвечает несвязно...

Я ему крестик обратно надел - сижу дежурю. На ночь выгоняют и приходится с седелкой договариваться. Им-то можно ночью, а нам - нельзя. Бизнес такой. Ну, этак-то, у меня никакой зарплаты не хватит.

Сижу, молюсь машинально, а всё прочее - как заведенный: забот хватает: кормлю через трубочку, упражнение надо потихоньку, ну и все естественные надобности... В голове одно крутиться на поверхности: «И я такой же буду... И меня обмывать будут... если будут?» Кормлю через трубочку... а потом и раскармливать надо - это совсем не то значит, что подумают иные. Значит это - заново учить глотать... Тут искусство целое. Да еще за другими присматривать приходится: шесть дедов инсультных в палате, все под капельницами... Всех санитарки привязывают, ибо те норовят с кровати слезть и на пол падают, иголки и катетеры из вен выдирают и всё такое прочее. Я своего сам привязываю и за другими доглядываю... С ними как-то маловато близкие сидят. Может я один такой безработный бездельник, а все при делах? Не знаю... Тут неловко как-то получается.

И так месяц прошел... Прокапали... восстановили отчасти. Поставили на ноги... не совсем чтобы, - одна-то нога не стоит, но... Живём дома.

И вот весь быт перестроился - живу при родителе... Родные дети меня и видеть позабыли... Только на работу и снова сиделкой. Поводов о жизни подумать - предостаточно.

Речь отчасти восстановилась... но ходить сам не может, а сердце уже сдаёт. Но всё же разговариваем и песни поём... читаю книжки. Он мне в детстве столько, наверно, не перечёл. Читаю Пушкина... За пару месяцев почти всего... На «Кирджали» как-то засыпает... ну, думаю, спит. Замолкну - не тут-то было - не спит: читаем дальше. Гоголя перечли - кроме «Мертвых душ» почти всего, Есенина - перепели, до Чехова добрались... Чехов не весь идет... Есть занудные рассказы, а есть и гениальные... Читаю громко - ибо слышит плохо и слуховые аппараты не помогают... Так, что и соседи сверху-снизу - тоже слушают, наверно.

Ладно.

Даже в шахматы возобновили... Мы уж сколько лет играли на равных, и вот - инсульт. И вот, снова - на равных... но не долго... На долго его не хватает. Начинает хорошо, а потом - не помнит уж кто какими играет и кто как ходит... И «пешкою ладью берет в рассеянье свою...» Я уж шучу:

- Ты шустро начинаешь: е-два - е-четыре, а потом... едва-едва... - он смеётся - с юмором всё в порядке. И сам шутит изрядно.

Вот сажаю на горшок - и надо-то несколько шагов, но без поддержки ведь упадёт. Вот и поёт свои старые песни:

Среди зноя и пыли,

Мы с Буденным ходили

На рысях на большие дела.

По курганам горбатым,

По речным перекатам

Наша громкая слава прошла...

Как по большому захочет - поёт уж: «Мы с Буденным ходили... на большие дела» - я не сразу ведь юмор тонкий уловил...

А как на обед - вызывает бабулю:

Ты ждешь, Лизавета,

От друга привета,

Ты не спишь до рассвета -

Всё грустишь обо мне...

Закончим с победой

К тебе я приеду

На горячем вороном коне...

И вот мы на два голоса начинаем:

Приеду весною,

Ворота открою -

Ты со мной, я с тобою

Неразлучны навек!

Эх, как бы дожить бы

До свадьбы-женитьбы

И обнять любимую свою...

Я бате завидую - как любовь их светиться: прижмутся старички - так рука в руку и засыпают - попробуй разними руки... У нас такого нет. Да и песен у нас таких нет. Что в наше время такого сочинили, что через сто лет петь будут и глазами, полными счастья светиться при виде друг друга. Нет, ничего такого за последние лет тридцать не наблюдается...

Смотрим по телевизору канал «Спас». Там советскую эпоху хулят-ругают - дым коромыслом, а показывают одни советские фильмы - один за другим... Да и мультики советские... Чего же хулить? Отчего нынешняя-то эпоха ничего достойного для православного канала не создала - ни песен, ни фильмов, ни мультиков?

А вот еще: как на обед - везу на кухню на коляске - тут своё затевает:

Шагай вперед комсомольское племя,

Шути и пой, чтоб улыбки цвели.

Мы покоряем пространство и время,

Мы - молодые строители земли...

Мы можем петь и смеяться как дети,

Среди упорной борьбы и труда,

Ведь мы такими родились на свете,

Что не сдаёмся нигде и никогда.

Да... и такого теперь нет.

Я ему тоже пою - знаю ведь что подпеть! - посадил на кровати, одел штаны. Теперь надо на коляску:

Мы готовы к бою, товарищ Ворошилов... - это я спрашиваю... Интонация вопросительная.

И он отвечает:

Ордена недаром,

Нам страна вручила,

Помнит это каждый наш боец.

Мы готовы к бою,

Товарищ Ворошилов,

Мы готовы к бою, Сталин - наш отец!

И мы опять затеваем вдвоём:

В бой за Родину!

В бой за Сталина!

Боевая честь нам дорога!

Кони сытые

Бьют копытами.

Встретим мы по-сталински врага!

Я знаю, кто-то из молодых поморщится. Ляпнет что-то унизительное - ну, так уж их воспитали, тут уж... Но штука в том, что то поколение имеет право - встретили врага и проводили до Берлина... Да и вообще - все, что было после - все сумели: На Марс, на Луну, Енисей перекрыть... а мы? Сто знаков вопроса, что сделали мы, кроме того, что ничего не сделали, когда нашу страну разрушали...

Ну, ладно, хорошо.

Жизнь к краю подошла и.... как ни странно - время теперь много. Вот перебираем коробочки. Тут документы,

Вот партбилет, комсомольский... профсоюзный... Эк, сколько марок на взносы перевели-понаклеили! А вот книжка красноармейца:

Вот удостоверение водителя танка: водитель второго класса... Трудовая книжка... Есть, конечно, где-то в небесах и Книга Жизни, но здесь в трудовой - тоже всё записано... вся жизнь, как есть. Удостоверения всякие: участник, блокадник, медали... А вот бабушкина трудовая... Свидетельства о смерти... на обороте штамп Красненького кладбища... Восемьдесят второй год, восемьдесят восьмой, девяносто девятый... А вот отцовы паспорта: два советских - дырками проколотые, словно прострелянные при распаде государства и один антисоветский... Читаем: брак, дети, прописка, военный учет... Снят с учета...

Сколько воспоминаний по каждой записи, каждому штампику... Это только кажется, что, мол, бюрократия, а это - жизнь прошла...

Складываем в коробочку и крышкой закрываю. Вот и все...

А вот еще одна коробочка замечательная с открытками...

Сколько же тут света и радости, да и горьких открыток и телеграмм - всего-всего, что было...

А что теперь: смски разве от нас детям останутся?

Да и открытки-то какие красивые. Вот с Новым годом - птица-тройка с дедом Морозом. Это Палех. Замечательная картинка. Оборачиваю - бабушке моей с Ярославля:

«Дорогая Анна Семеновна. Вас и всё ваше многочисленное семейство поздравляю с Новым Годом! Пусть принесёт он Вам здоровье, мир и счастье. Валя»

А вот другим годом:

«Петя, Нюра! Сердечно поздравляю всех вас с Новым Годом. От всей души желаю всего самого наилучшего. Счастья, успехов, благополучия, а главное - здоровья!»

Ведь сколько тут новогодних, и к «Великому Октябрю» и к «Восьмому марта» Простые деревенские наши родственники и... ни одного повтора: каждый раз какие-то простые, но совершенно искренние слова находили... И от других и сколько их тут - сороковых, пятидесятых... восьмидесятых... И, нет, не стандартные, не стёршиеся фразы... Вот, наступило время перебрать и перечесть... И не важно - отцу ли это обращено или его теще и тестю (бабушке и дедушке моим, давно почившим в восьмидесятые еще). Это не важно... Но тут дух эпохи веет. Добрый дух, по сути - молитвенный... Нет давно никого - ни писавших нет, ни адресатов... И не так это важно, что с Новым Годом и с Октябрем, а не с Рождеством и Пасхой... Пусть, не с Пасхой (да и где бы они пасхальные открытки сыскали...) Не важно - а важно что и теперь полвека спустя идет от них пожелания здравия и счастья уже нам - потомкам «Пети и Нюры»...

«С Новым годом, с Новым Счастьем, дорогая сестрица Аннушка! Желаем тебе здоровья, радости, благополучия. У нас всё мало-помалу. В январе едем с Машей в санаторий, а потом будем готовиться к весне. К садовым делам. В этом наш труд и занятие в жизни. Всего Вам доброго. Алексей. Мария»

«Уважаемая Анна Семеновна! Здравствуйте, поздравляю вас с праздником весны - с днем 8-е марта. Желаем вам успеха в личной жизни, крепкого здоровья и большого счастья. Передавайте всем родным крепкого здоровья и счастья. Рукиновы»

Да, так велико желание передать «здоровья и счастья» (а сколько за этим: все Рукиновы - сколько их братьев и сестер прошли фронт, блокаду и...) и чувствуется, и верится, что вправду «здоровья и счастье» можно передать всем родным людям. А их - не счесть!

Но вместе с поздравлениями и «счастьем» ходит где-то и смерть:

«Здравствуйте дорогая Анна Семеновна!

Поздравляем тебя с праздниками 1-м Мая и днем Победы! Желаем крепкого здоровья, счастия, благополучия на долгие, долгие светлые годы. 8-го мая - паска.

Тетя Рая 2.04.83 г. померла. До свидания. Целую крепко. Лида.»

А вот и «паска» всё-таки. Никуда она не уходила, а вот на первомайской открытке... «до свидания» с тетей Раей - там, в раю.

«Дорогие Петр Михайлович и сестрица Нюра... Катя, Нина, Саша и все ваши детишки... Примите от нас самые-самые... Желаем сердечного благополучия... долгих лет и никогда не стареть...» «Дорогие, милые женщины поздравляем вас с праздником 8 марта, самым лучшим праздником в году...» «Яркого солнца, голубого неба и радости-счастья...»

«Дорогие родные дядя Петя, тётя Нюра, Нина Петровна, Вадим, Ниночка и Андрюша...» - это уже и я появился в заголовках поздравлений...

Но и тут же приглашения на свадьбы и телеграммы о смерти...

И тут же: «Дорогие ленинградцы...» это уже как-то торжественно... «быть счастливыми в выигрышах... получить звание ударника ком. труда» - ну, это почти единственная шутка...

А то еще письма... - сколько их - не перебрать. И не только радостных, светлых, но и... Вот кто-то развелся из младшего поколения, уехал, запил, заболел, умер... «Больница, улица, вокзал...» Другое поколение - уж с «паской» и «днем ангела» - все реже и реже... И все же: «Дорогие наши, родные...» А что останется моим внукам? Какие такие письма-открытки? Отчего мы их писать перестали? Вот незадача. Уж лет двадцать я никому не писал открыток... Вот беда.

Всего не перечесть. Утомился отец. Складываем и закрываем и эту коробочку. До другого раза... - Прощай, двадцатый век со своей светлой «паской», с «великим октябрём», со здоровьем, счастьем и светлым небом - для всех! Откроем ли мы еще вместе эту коробочку, дочитаем ли до конца?..

Прощай, дорогой мой и родной - такой трудный и счастливый, Двадцатый Век.

А сколько самих картинок промелькнуло перед глазами и простых, и замечательных: новогодних, к Дню Победы, к женскому и прочим праздникам - история страны... С прекрасными конями, цветами, кремлями, космонавтами... Но ушло старшее поколение, уходит и второе - родительское. Отчего же нет уже той дружбы, той любви... рассыпалась вся родня? От того ли, что вышли из своей деревни всем родом и на семьдесят лет где-то хватило запаса родовой прочности... Или дело в чем-то ином?

А когда не очень болит (а чего болит? - да, чего только не болит!) Утром: инсулин, эликвиз, верошпирон, диакарб, нольпаза,... Вечером - инсулин, эликвиз, нобилет, париет... Инсулин «длинный» - утром и вечером и «короткий» - когда «сахар скачет» и, и... чего только не меняют в списке врачи... Помогает ли? - Бог весть, когда и помогает...

А когда не очень болит - то рассказывает. Вот, например про Ваню. Ваня - это сосед наш по старой квартире на Алтайской - Иван Фёклин...

- Он, Ваня, мужик был замечательный, душевный, выпивал, конечно, и запах от него - ... Это он в окопе почки отморозил: утром проснулся, а весь окоп во льду и почками к стенке примерз... Вот, Ваня, на баяне - как Бог... Только песни всё сочинял нехорошие... Ну, не то чтоб нехорошие - очень замечательные, но это, понимаешь, блатные такие, окопные... неудобно цитировать. Вот как-то он приходит ко мне весёлый:

- Вадим, послушай я какую песню написал! - и развернул баян... Он поёт и я ему помогаю - подправляю слова. А то у него там разные нехорошие выражения... Вот мы так вместе досочинили... он говорит:

- Вадим, - а песню он назвал «Ленинградские вечера», - песня какая вышла душевная. Вот, жалко - завтра выпью и забуду... Ты, хоть запомни!

- Как же я запомню - я ж на баяне не умею... Тут надо человека, который ноты знает, - это, чтоб записать...

В общем, беру Ваню с собой, сажаю на мотоцикл - у меня «Иж» всегда в подъезде стоял. И говорю: поедем Дом композиторов искать... Он сел сзади при баяне и мы полетели... Я не знаю, где дом композиторов... и сейчас не знаю, а где Дом ученых знал. Это на набережной, вот против Петропавловки... Заходим... там уборщица тряпкой пол трет. Мы ей говорим:

- Нам ученых не надо, а надо композитора. - А она нам:

- Это вы очень удачно заехали, вон, говорит за той дверью композитор сидит. Настоящий. Седой.

Мы входим и правда - седой весь. У него там накрыто, как полагается: водка-закуска... Это Соловьев-Седой был. Тут Ваня баян свой развернул - и очень он ему понравился... То есть Ваня-то композитору. Вот он ему и говорит:

- Вы уж, товарищ композитор, запишите нам песню на листочке, а то я завтра выпью и песню забуду. Так уж бывало не раз, а песня-то уж очень хорошая получилась. Вот терплю, не пью - песню берегу!

- Да, - говорит, - очень хорошая! - записал нам и на листочке справа вверху написал: «Соловьев-Седой». Ваня потом многим этот листочек показывал - «Соловьев» стерлось, осталось только: «Седой» - как та бабка и сказала.

Мы потом к нему в гости ездили - подружились. Там у него квартира на четвертом этаже на Фонтанке была...

Да, в тот раз дал он Ване пачку денег и говорит:

- Вы, товарищ, никому не рассказывайте, что это вы сочинили - вам ведь всё равно не поверют... Смеяться будут.

Ну, мы с Ваней потом пошли в магазин, набрали там всего. У меня на мотоцикле такие сумки брезентовые сзади были... загрузились... Даже чувствуется - машина устойчивее стала, хорошо идет - хорошо загрузились.

А обратно ехали - продолжали слова сочинять и у нас еще лучше вышло, чем до того было...

Я потом к Ване заходил - он сидит, перед собой листок с нотами положил - как будто понимает чего и играет «Ленинградские вечера». А потом стали эту песню по радио передавать... Только вечера уже назывались - «подмосковные». Ну, там слова переделаны были, многие строчки не как у нас, а значительно хуже. У нас-то там лучше было со словами-то. Ну, ладно.

Ваня всем рассказывал во дворе за домино, что это, мол, он песню написал, и «Седому» отдал... Но над ним только смеялись, как композитор и предсказал. Её даже сделали позывными на радио - каждый час по всей стране: «Бом-бом-бом-бом-бом бом-бом-бом бом-бом...» Ваня всем твердит, как заслышит: «Это ж моя песня...» А люди смеются... Он от того стал пить ещё шибче и где-то году в семидесятом помре. Это радио-то ему так жизнь сократило...

- Я вот брату двоюродному начинала письмо писать три раза - это мама моя говорит, - страницу исписала и вот найти не могу. Еще исписала - и тоже - не могу найти. А главное - я ведь адреса не знаю...

Еще у мамы мысль одна осталась про племянника...

- Я ж когда в Ярославле была, - а у ее племянника (мне брат выходит троюродный) жена умерла, - я ж заходила к нему. Он один в комнате сидит. Свет погасил и сидит в темноте! Надо ведь, что-то делать... надо ему позвонить... вот, все собираюсь... как вспомню, что он свет погасил и сидит так. Молчит. А духу нет - что ему сказать... Вот сейчас решилась - позвоню... только телефон никак не найти...

Ах, мама, мама, ведь уже лет тридцать прошло, а ты все помнишь, как он в комнате сидит...

Повез маму в театр... На свой спектакль... Уж что там ей понятно, что нет... Ну, не будем... Она ж сто лет в театре не была... Да и вообще редко из дома.

Ехали по городу, свернули на Просвещение:

- Ой, так ты меня на Гагарина везешь!

- Что ты, где мы и где Гагарина...

- А я думала, вот - наша родина. Думала, ты меня на родину привез... - а мы-то правда, недалеко от Гагарина жили тогда, в детстве моём...

Едем дальше, повернули на Руставели:

- Ой, опять никак родина! Это что - Ленсовета? - и ведь ничего похожего - совсем другой конец города... Но уж давно человек живёт не в реальности, а в своём каком-то мире, со своей географией. И мне даже завидно в чем-то - вот так бы и жить - всё принимая, ничего не требуя и видя везде - Родину. Прекрасную, единственную - и... везде.

Ну, не стал разубеждать - пусть Ленсовета... Свожу в другой раз на самом деле на Ленсовета. По весне как-нибудь, когда расцветет всё там - вся черёмуха-сирень, когда пух тополиный закружится, как в детстве... Свезу... А вдруг - не узнает?

Обратно едем. Ночной город - весь в инее, весь в огнях-фонарях... Да ведь Новый год скоро - так что разукрашено все - набережные, мосты... Сидит смотрит зачарованно...

- Что ты, бабуля, устала от спектакля?

- Нет, сижу - смотрю город. Соскучилась. Красивый какой город. Огоньки какие. В наше время столько не было...

- Это к Новому году всё разукрасили.

- А разве Новый год?

Телефонная книжка.

Листаем с отцом книжку - это не книжка, а мартиролог... ведь из тех, кто здесь записаны, никого уже в живых нет давно... и номера еще шестизначные с буквы начинаются: А-5 24-48. Так тогда писали.

- Это вот соседка наша по коммуналке... Все мужиков водила... А когда я с армии пришел - влюбилась, страшное дело.

Она потом переехала - это её номер, - и звонит мне по телефону - в любви признается... А я-то знаю, сколько у неё было... Я её так оборвал: Не звони больше. Она: мол, жить не буду!

Я трубку бросил. Мама мне говорит: Она, конечно, - ... (Мама плохого слова не сказала, а так - промычала как бы) но ты ей так не отвечай, Дай хоть надежду. Шанс жить.

- А мне такая не нужна. Пусть не живёт! - это я так-то маме отвечал. Дурак я был... её и правда уж лет сорок или пятьдесят как нету. Не живёт.

Смотрели с папой передачу про Валентину Серову. Вульф ведет. Она поёт в кадре: «Сердца четырех», «Жди меня»... И т. д. Всё такое знакомое для отца. Что смотрел еще до войны... А «до войны» - это какой-то волшебный мир, который нам-то нынешним и не понять... Там «Золотой ключик» с чудесной песней: «Далёко, далёко за морем Стоит золотая стена. И дети там учатся в школе...» А потом война, детдом, бомбёжки, голод... Это «далёко-далёко» - это там за войной, в сказочном каком-то мире детства и светлого будущего, которое в прошлом вдруг оказалось... Там масса других фильмов: «Богдан Хмельницкий», «Дети капитана Гранта», «Цирк», «Волга-Волга», «Веселые ребята» и ещё, ещё и каждый со своими песнями... а потом - война.

И вот что-то про Серову вспомнилось... И потом про трудную и безответную любовь Симонова: «С тобой и без тебя». В общем, «жди меня» и.... не ждёт. Как папа смотрел всю эту хронику - сколько всего в лице промелькнуло... И когда Симонов в кадре стал читать, - постаревший уже, седой совсем, схоронивший давно свою Валю, - стал читать... А читать не хотел - никогда он и не читал свою лирику со цены. А тут - столько лет спустя! - уж очень попросили. Он знал - для многих это будто молитва была, многих стих этот спас, со дна моря вытащил. И, видимо, надо было так безответно-безнадёжно любить, что бы такой стих написать! И вот когда Симонов стал читать, как бы нехотя начал, прозаически так... И что-то своё личное всплыло - тогда отец и заплакал... По настоящему, в голос. Первый раз я видел за жизнь, как отец плачет... Симонова жалко - да. И Валю Серову - да, и её. Но и что-то своё, то довоенное, и военное и то, из первой юности... Да и вообще всю жизнь - вот она и прошла. Всё, что можно было сделать - сделано давно. Не исправишь. И страна с тобой прожила 86 лет - и тоже - не исправишь, если не так как-то прожила. А вместе с тем - прекрасно всё было и время пришло - надо расставаться: с детьми, со страной, с довоенным и послевоенным прошлым, с Симоновскими стихами, с безответной и ответной любовью... Там - будет что-то, несомненно будет, но уже без этого: без первой грозы - пусть и под бомбёжкой, без юности, без поэзии, без многого-многого, да и без детей, и внуков... Но пусть! - всё это правильно, всё ко благу. Всё так и должно быть. Ведь давно Господь и прибрать бы мог - о-о-о! - сколько случаев представлялось! - но ведь не прибрал доселе! Значит, для чего-то надо ещё тут пребывать. И слёзы покатились, слезы... И я с трудом удержался...

Рано, мне ещё так плакать. Рано. Ещё не расплатился за своё. Ещё предстоит.

2017

А время делает своё дело - скоро-спешно, или нехотя, исподволь... Вот уже не читаем Пушкина-Есенина... Не воспринимается как-то: приступ за приступом - отдышаться бы - дожить до рассвета... Не то что бы Пушкин померк... не то, что бы болезнь поэзию пересилила, поломала болями-хворобами... Нет.

Да, не хватает кислородных баллонов - не хватает... Отступила ли поэзия? - Нет, не отступила - это душа приблизилась к краю, где... не то что бы и не нужна она вовсе...

Песни пою - не подпевает уже. Почти не подпевает. Вот и шахматная партия - за неделю последняя - десятая уже, кажется, только начата и... не закончить никак:

- Ну, что, согласен на ничью? - кивает головой - сил нет на слова... не закончить партию.

Да разве в этом дело. Сколько еще в запасе? - Год, два... пара часов? Неотложка опять... Укололи, прокапали - насколько хватит? До утра? До вечера?

И вот конец... Не буду описывать... Да, агония... - сильные какие руки! - несмотря ни на что - сильные руки настоящего борца и бойца. Сколько боев, схваток позади и вот последняя - со смертью... Земное всегда - рано ли, поздно - проигрывает свою последнюю схватку... Но побеждает дух! Разве нет? Искусственное дыхание - хотя уже где-то в глубине всё понятно... Но всё же - просто из чувства долга... ибо положено, ибо всякий самый безнадежный все же имеет право на последнее искусственное дыхание... И где он этот момент, когда: «...яко да видев Тя, от телесе изыду радуяся...»

Что тут - страх, смятение? Торжество веры? Да, и то и другое - в меру благодати...

В меру благодати...

Отпевали в день торжества православия.

25.02.2018

Картинки с выставки

Картинка первая

- Пятьсот шестьдесят четыре сорок.

- Пятьсот?..

- Пятьсот шестьдесят четыре сорок.

- Как же так, я думала четырех сот не будет... Мне тут не хватит... вы правильно-то посчитали?

- Мам, а мам! Я вон ту шоколадку хочу!..

- Да подожди, Фрося, это дорогая очень... А вы посмотрите, посмотрите, вы правильно посчитали...

- Всё правильно: Вот - хлеб, мука, рыба, молоко и сыр...

- Что ж у вас там написано: «По акции - сыр - сорок пятьдесят», а вы сто пятьдесят пробили...

- Всё правильно. Вон там внизу ма-аленькими буквами: «Сорок пятьдесят за сто грамм», а вы какой кусок взяли...

- Мам, мам, а эту шоколадку можно!..

- Да подожди, Фрося, не мешай... Я тебе в другой раз куплю,,, Не плачь, не плачь... Я тебе на прошлой неделе покупала... Ну, тогда высчитайте сыр!..

- Четыреста четырнадцать сорок.

- Всё равно не хватает... Вот четыреста только и вот еще рупь пейсят...

- Мам, а мам, а ты вчера обещала, что завтра купишь... Ну, купи вот эту - она самая маленькая...

- Подожди, Фрося... Ну, вы рыбу вычтите...

- Гражданка, вы кассира отвлекаете только - очередь задерживаете...

- Простите, простите... А можно вместо рыбы крабовые палочки?

- Можно - эти по акции. Триста девяносто восемь двадцать...

- Вот спасибо, спаси Бог, спаси Бог... Вот, Фрося, возьми крабовые палочки...

- А что это - конфетки такие или вроде шоколадки?

- Да-да, вроде шоколадки, конфетки такие... Идем, идем не задерживайся - дома съешь...

Я стою вслед за женщиной и ворчливым старичком... и щемит сердце. С каким счастьем я бы доплатил за неё, но и сам набрал чуть больше, чем в карманах... ну, да тут пенсионная скидка пять процентов - должно хватить. Точно-то я не считал, но должно...

Вот они уже вышли - двери разъехались и сомкнулись... - Да зачем мне эта тушенка - звенит в голове, - да ведь пост же! - и я выложил банку свинины и взял ту шоколадку, что хотела Фрося: я еще успею догнать и отдать там, на улице... Но ворчливый старичок всё выкладывает и выкладывает из своей тележки на кассу... - Милый мой старичок, ну давай уже скорее, ведь уходят, уходят!.. Как медленно он достает карточку, как долго считает кассирша сдачу. Вот! Так и есть! У неё нет сдачи:

- Люба! Тыщу разобьешь? - вот, побежала разбивать по пятьсот... Господи, ведь уйдут, уйдут, не успею... Ну, вот и я:

- Вот, вот, побыстрее пожалуйста, Пенсионную скидку сделайте, пожалуйста... Хватает? - всё хватило, слава тебе Господи! - выбегаю: смотрю на лево и на право - нет, нигде, опоздал. Опоздал! Народ течет в обе стороны - сколько там убыло, столько здесь прибыло... К чему мне теперь эта шоколадка! Кому подарю?

Картинка вторая

- Алё.

- Алё. Я вас слушаю...

- Елизавета Петровна, это сестра из поликлиники. Я по поручению Сергея Ивановича.

- А кто это, Сергей Иванович?

- Это наш новый заведущий отделением. Он у нас умница такой! Вы знаете, что у вас последние анализы очень плохие?

- Ой, правда...

- Возьмите ручку и записывайте...

- Ой, подождите! И ручку не найду...

- Мы вас на операцию записали...

- Ой, на операцию! Подождите, подождите, сейчас ручку найду... Это я телефон уронила, извините, пожалуйста!

- Операция... - записывайте, пожалуйста, стоит пятьсот тысяч!

- Ой, как пятьсот! Ой, вот нашла ручку... счас, подождите бумажку найду...

- Операция стоит пятьсот тысяч, вы поняли, а Сергей Иванович убежден, что вам и не надо делать операцию... Он у нас умница такой, вы ж его знаете...

- Ой, не знаю... У нас заведующая женщина вроде...

- Это была, была, а вот теперь Сергей Иванович и он считает, что вам операция совсем не нужна и вы не волнуйтесь - мы у вас тромб в голове нашли... Но вы не волнуйтесь. Сергей Иванович выписал вам импортное лекарство - все рассасывается. Вы под акцию попадаете. Одна упаковка всего двести шейдесят восемь тысяч. Вы записываете?

- Ой, я спуталась совсем, что записывать... Я записала: Сергей Иванович.

- Запишите: двести шейдесят восемь тысяч и приготовьте. К вам сейчас придет мед брат Родион Романович, вы ему откроете, он принесет вам лекарство... Только надо уже сегодня начать приём... Вы всё поняли, Елизавета Петровна? Записали? Запишите: Родион Романович...

- Да, да все записала: Родион Романович... - где-то в глубине памяти, что-то ёкнуло у Елизаветы Петровны, но она ничего не поняла. Она только сглотнула воздух, ибо на время забыла дышать.

- До свиданья, Елизавета Петровна.

- До свиданья, до свиданья...

Через пол часа в дверь Елизаветы Петровны действительно позвонили. Елизавета Петровна посмотрела с трепетом в глазок и голос из-за двери, каким рассказывают сказки уставшие, но терпеливые няни, произнес:

- Это я, Елизавета Петровна. Я - Родион Романович, - вам звонили...

Елизавета Петровна, вся переволновавшаяся за эти полчаса, дрожащими руками отомкнула дверь... Он потянул на себя, и слегка отстраняя Елизавету Петровну, смело прошел на кухню:

- Я вам лекарство принес от Сергея Ивановича. Вы у нас под акцию попадаете, с вас всего двести шейдесят восемь тысяч.

Меж тем он лихо распахнул холодильник Петровны и поставил туда какой-то свёрток:

- Вы деньги уже приготовили?

- Ой, у меня и денег-то таких нет...

- А сколько у вас есть? У нас гибкая система скидок... Можно половину сейчас, а половину, когда с книжки снимете... Я потом зайду...

- Так у меня на книжке ничего нет...

- ...

- Нет, ничего. Вот. Мужа хоронили прошлый год - последнее сняла...

- А при себе сколько осталось? У нас э-э, гибкая э-э... система... под акцию попадаете... потом можете не попасть... - молодой человек так и остался стоять с распахнутой дверцей холодильника в руке...

- И у себя ничего нет. Медсестра с карточки мою пенсию берет, и продукты приносит... - и тут только Елизавета Петровна поняла, что незнакомый голос, звонивший полчаса назад, тоже назвался «сестрой»... Но голос-то сестры она не могла не узнать... или это какая-то другая сестра? Ой, не понятно ничего... И к страху, и смятению добавилось еще что-то более ужасное:

- Вы что тут мне в холодильник поставили! Мне чужого не надо! Забирайте! - Она оглянулась через коридор на дверь - дверь была заперта изнутри - когда он успел!

- Эт-то лекарство, по акции, за двести шейсят э-э... тысяч...

- Забирайте, забирайте немедленно! Мне лекарство никакое не надо! И денег никаких у меня нет!

Молодой человек, во всё время разговора державший дверь холодильника нараспашку, медленно, нехотя так взял пакет с полки, словно раздумывая о чем-то... Взял, закрыл аккуратно холодильник и вышел с кухни:

- Ну, хорошо, мы вам будем звонить, Сергей Игоревич вам будет звонить...

- Какой Сергей Игоревеч?

- Я говорю - Сергей Иванович, - наш заведующий. Вам будет звонить... Вам лечится надо... обязательно... по акции... - он выскользнул так же неуловимо, как и вошел... Елизавета Петровна замкнула замок и приникла к глазочку. Никого! Ничего! Даже шагов не слышно! Даже лифт не прошумел! Просто растворился молодой человек... растворился, как не было. Тихо как, только бешено колотится сердце Елизаветы Петровны, начинающей всё понимать... Слабеют ноги и бежит холодный пот между лопаток...

- Господи, спаси и помилуй! Ведь чуть не убили... Случить деньги при себе... - но это Елизавета Петровна не произнесла и даже не подумала - это чья-то благая мысль свыше озарила её и ушла дальше...

Сорок лет отработала Елизавета Петровна в школе учительницей русского и литературы:

- Здравствуйте, дети. Садитесь! Сегодня у нас, как я и предупреждала, сочинение. Тема первая: «Преступление и наказание. Духовная катастрофа Родиона Раскольникова» ... Как-как этот модой человек представился? Родион Романович!.. - Что ж это, случайно совпадение - вихрем понеслось в голове Елизаветы Петровны... - Случайное! Нет, не может быть... Это они играют так. Как бы они про меж себя сказали: «прикалываются»... Топора у него пожалуй нет, а вот баллончик какой-нибудь за пазухой имеется... А ключи, ключи где! Не унес! - Но ключи лежали, слава тебе Господи, на полочке... Слишком стремительно двигался мимо них молодой человек, не заметил... И нет никакого сомнения в нем, никакого трепета, ничего такого про что она сорок лет рассказывала... «Мол, тварь дрожащая или права имею?»... Ничего подобного тут не было... Никакого знака вопроса и дрожания... Этот лощенный и самоуверенный - исключительно вырос на «право имею!» И ведь хватает же наглости... Да нет, тут даже не наглость - тут заигрывание какое-то с дьяволом - так-то назваться... Ну, что ж, иные и на джипах разъезжают с номером: «666» и не бояться... Ну, этот-то молодой, еще на свой первый джип не заработал, но уже «право имеет».

И Елизавета Петровна вспомнила, как столкнулась невольно взором с бумажкой на столбе: «Сонечка. Любовь. 24 час». Она тогда долго стояла как в ступоре - ведь это тоже не случайно... Ведь это тоже глумление над классикой, над жизнью самой. «Прикалываются». Что ж выходит...

Сорок лет учила только прекрасному... Сколько их за эти сорок лет - замечательных, любимых - успевающих и не очень, но любимых всем сердцем... Скольким она открывала этот чудесный мир Достоевского, Пушкина, Гоголя... И что - эта красота не спасла мир? Этот мир так изменился за последние годы... Вот уже на пенсии Елизавета Петровна два десятка лет. Покинула по немощи свой боевой пост... Без неё кто-то другой, другими словами рассказывает про Сонечку и Родиона Романовича Раскольникова... Может как-то не так рассказывает или уж не достаточно этого в наши времена... И какая-то Сонечка, от избытка цинизма (а ведь читала, читала, проходила, конечно!) вешает на столб: «Сонечка»... Или уж это сутенер её вешает... Какой-то молодой человек идёт грабить старушку и представляется литературным персонажем... Господи, Господи, Господи, где же твоя красота, которая спасёт! Ноги-то не идут совсем... Так и висит Елизавета Петровна ухватившись за дверь. Сердце колотится... и только молится тихо, про себя во успокоение. Господи, помоги ей! Ведь ты помог ей сейчас - уберег от гибели, помоги и в душевном успокоении - ведь она не напрасное, не пустое рассказывала детям сорок лет... Не её вина, что так оно всё. Без неё - было бы много хуже...

21.07.18

Заметили ошибку? Выделите фрагмент и нажмите "Ctrl+Enter".
Подписывайте на телеграмм-канал Русская народная линия
РНЛ работает благодаря вашим пожертвованиям.
Комментарии
Оставлять комментарии незарегистрированным пользователям запрещено,
или зарегистрируйтесь, чтобы продолжить

Сообщение для редакции

Фрагмент статьи, содержащий ошибку:

Организации, запрещенные на территории РФ: «Исламское государство» («ИГИЛ»); Джебхат ан-Нусра (Фронт победы); «Аль-Каида» («База»); «Братья-мусульмане» («Аль-Ихван аль-Муслимун»); «Движение Талибан»; «Священная война» («Аль-Джихад» или «Египетский исламский джихад»); «Исламская группа» («Аль-Гамаа аль-Исламия»); «Асбат аль-Ансар»; «Партия исламского освобождения» («Хизбут-Тахрир аль-Ислами»); «Имарат Кавказ» («Кавказский Эмират»); «Конгресс народов Ичкерии и Дагестана»; «Исламская партия Туркестана» (бывшее «Исламское движение Узбекистана»); «Меджлис крымско-татарского народа»; Международное религиозное объединение «ТаблигиДжамаат»; «Украинская повстанческая армия» (УПА); «Украинская национальная ассамблея – Украинская народная самооборона» (УНА - УНСО); «Тризуб им. Степана Бандеры»; Украинская организация «Братство»; Украинская организация «Правый сектор»; Международное религиозное объединение «АУМ Синрике»; Свидетели Иеговы; «АУМСинрике» (AumShinrikyo, AUM, Aleph); «Национал-большевистская партия»; Движение «Славянский союз»; Движения «Русское национальное единство»; «Движение против нелегальной иммиграции»; Комитет «Нация и Свобода»; Международное общественное движение «Арестантское уголовное единство»; Движение «Колумбайн»; Батальон «Азов»; Meta

Полный список организаций, запрещенных на территории РФ, см. по ссылкам:
http://nac.gov.ru/terroristicheskie-i-ekstremistskie-organizacii-i-materialy.html

Иностранные агенты: «Голос Америки»; «Idel.Реалии»; «Кавказ.Реалии»; «Крым.Реалии»; «Телеканал Настоящее Время»; Татаро-башкирская служба Радио Свобода (Azatliq Radiosi); Радио Свободная Европа/Радио Свобода (PCE/PC); «Сибирь.Реалии»; «Фактограф»; «Север.Реалии»; Общество с ограниченной ответственностью «Радио Свободная Европа/Радио Свобода»; Чешское информационное агентство «MEDIUM-ORIENT»; Пономарев Лев Александрович; Савицкая Людмила Алексеевна; Маркелов Сергей Евгеньевич; Камалягин Денис Николаевич; Апахончич Дарья Александровна; Понасенков Евгений Николаевич; Альбац; «Центр по работе с проблемой насилия "Насилию.нет"»; межрегиональная общественная организация реализации социально-просветительских инициатив и образовательных проектов «Открытый Петербург»; Санкт-Петербургский благотворительный фонд «Гуманитарное действие»; Мирон Федоров; (Oxxxymiron); активистка Ирина Сторожева; правозащитник Алена Попова; Социально-ориентированная автономная некоммерческая организация содействия профилактике и охране здоровья граждан «Феникс плюс»; автономная некоммерческая организация социально-правовых услуг «Акцент»; некоммерческая организация «Фонд борьбы с коррупцией»; программно-целевой Благотворительный Фонд «СВЕЧА»; Красноярская региональная общественная организация «Мы против СПИДа»; некоммерческая организация «Фонд защиты прав граждан»; интернет-издание «Медуза»; «Аналитический центр Юрия Левады» (Левада-центр); ООО «Альтаир 2021»; ООО «Вега 2021»; ООО «Главный редактор 2021»; ООО «Ромашки монолит»; M.News World — общественно-политическое медиа;Bellingcat — авторы многих расследований на основе открытых данных, в том числе про участие России в войне на Украине; МЕМО — юридическое лицо главреда издания «Кавказский узел», которое пишет в том числе о Чечне; Артемий Троицкий; Артур Смолянинов; Сергей Кирсанов; Анатолий Фурсов; Сергей Ухов; Александр Шелест; ООО "ТЕНЕС"; Гырдымова Елизавета (певица Монеточка); Осечкин Владимир Валерьевич (Гулагу.нет); Устимов Антон Михайлович; Яганов Ибрагим Хасанбиевич; Харченко Вадим Михайлович; Беседина Дарья Станиславовна; Проект «T9 NSK»; Илья Прусикин (Little Big); Дарья Серенко (фемактивистка); Фидель Агумава; Эрдни Омбадыков (официальный представитель Далай-ламы XIV в России); Рафис Кашапов; ООО "Философия ненасилия"; Фонд развития цифровых прав; Блогер Николай Соболев; Ведущий Александр Макашенц; Писатель Елена Прокашева; Екатерина Дудко; Политолог Павел Мезерин; Рамазанова Земфира Талгатовна (певица Земфира); Гудков Дмитрий Геннадьевич; Галлямов Аббас Радикович; Намазбаева Татьяна Валерьевна; Асланян Сергей Степанович; Шпилькин Сергей Александрович; Казанцева Александра Николаевна; Ривина Анна Валерьевна

Списки организаций и лиц, признанных в России иностранными агентами, см. по ссылкам:
https://minjust.gov.ru/uploaded/files/reestr-inostrannyih-agentov-10022023.pdf

Андрей Грунтовский
«Русский мир» или русская война?
Что происходит с национальной идеологией?
21.04.2022
Перед Вербным
Стихи
15.04.2022
Из книги «Пять времен года»
К юбилею автора
31.01.2022
Достоевский – писатель и мыслитель ХХI века
В ПАНИ состоялась Юбилейная дискуссия, посвящённая творчеству русского гения
15.11.2021
Глумление над русской культурой…
Письмо к тем, кто любит нашу Родину
12.10.2021
Все статьи Андрей Грунтовский
Александр Сергеевич Пушкин
Ноль часов
Вне времени и пространства
22.03.2024
Сокровенная глубинка
Рецензия на фильм политолога Л.В. Савина «Глубинка»
21.03.2024
Праздник Курско-Коренной иконы Божией Матери
Сегодня мы также вспоминаем Ивана Сусанина, архиепископа Виталия (Максименко), поэта А.Н.Майкова, художника И.И.Шишкина, композитора А.К.Глазунова, балерину Г.С.Уланову и генерала В.Я.Петренко
21.03.2024
День памяти князя Петра Горчакова
Сегодня мы также вспоминаем сенатора кн. Ю.А.Долгорукова, министра В.Н.Ламсдорфа, художника В.И.Сурикова, конструктора А.Д.Швецова и маршала Л.А.Говорова
19.03.2024
Все статьи темы
Последние комментарии
«Такого маршала я не знаю!»
Новый комментарий от Владимир Николаев
29.03.2024 03:37
О красных и белых
Новый комментарий от Потомок подданных Императора Николая II
29.03.2024 00:26
Пикник на обочине Москвы
Новый комментарий от Vladislav
29.03.2024 00:17
Если всерьёз об Эдмунде Шклярском и о «Пикнике»
Новый комментарий от С. Югов
28.03.2024 23:30
«Не плачь, палач», или Ритуальный сатанизм
Новый комментарий от Калужанин
28.03.2024 22:04
Молчать нельзя осаживать
Новый комментарий от Александр Тимофеев
28.03.2024 21:09
Прежней «половинчатой» жизни больше не будет
Новый комментарий от С. Югов
28.03.2024 20:04