«- За что ты сражался? - спросила мать.
- За правду, - ответил он»
Ю. Кузнецов. Брат
Уже первый полнометражный фильм Алексея Балабанова «Счастливые дни» (1991) показал - в российском, мировом кинематографе появился ни на кого не похожий режиссер.
«Давайте отрежем этого мужика»
Его короткометражный (25-ти минутный) фильм «Трофимъ» (1995) засвидетельствовал - автору есть что сказать об истории своей страны и своего народа. И пусть редактор (в фильме) удаляет главного героя со словами: «Гад», «Ну, зараза» и «Давайте отрежем этого, мужика» («Оба плана»), ибо он «всё перекрывает».
«Всё» - что нужно редактору - прибытие поезда на Царскосельский вокзал.1904 год.
Поезд важнее человека.
Нашедший пленку сотрудник (в роли которого выступил сам Алексей Балабанов) в волнении взбегает со своей находкой. Но «фильм века», «французский сюжет», практически все 14 метров немонтированной хроники под названием «Прибытие русского поезда», будут скомканы и брошены в корзину с мусором.
В ней оказался не только эпизод на вокзале, но и жизнь, переживания и раздумья мужика-преступника (из-под Пскова) Трофима (в переводе с древнегреческого имя означает Кормилец или Питомец), зарубившего единственного младшего брата; на свалку стремились выбросить трагическую историю всего русского народа.
«А мужиком быть - правильно».
Презрительная реплика редактора в «Трофиме» была не нова для кинематографа. В финальной сцене «Калины красной» (на паромной переправе) Губа, застреливший Егора Прокудина, цинично сквозь зубы утешал спутницу Люсьен:
«Не жалей ты его, он человеком никогда не был.
Он - мужик, а их на Руси - много».
С «Трофима» всё дальнейшее творчество А. Балабанова так или иначе окажется связанным с судьбою русского мужика.
И совсем не случайно, в недооцененном до сих пор, на наш взгляд, фильме «Война» отец главного героя Ивана Ермакова (В. Гостюхин) с больничной койки выскажет-прохрипит выстраданные слова:
«А мужиком быть - правильно.
В мужике - сила.
Всё на нем держится».
Это скажется в фильме 2002 г.
Из героев прежних фильмов А. Балабанова некому было произнести эти слова.
Не было у Данилы Сергеича Багрова такого отца.
«Заместо» отца у него был брат: Витенька.
У А. Балабанова не было родного брата по крови, но по духу - немало, хотя и родились они порой, за полтора столетия до его рождения и принадлежали к старинному дворянству.
«Выходя на дорогу, душа оглянулась...»
Ю. Кузнецов
Статья основоположника «истинного славянофильства» А.С. Хомякова «О возможности русской художественной школы» (1847), вместе со статьями «Мнение иностранцев о России» (1845) и «Мнение русских об иностранцах» (1846) составила единое целое и вызвала возражения, а то и гнев многих «русских иностранцев». Сам же автор находил в ней «только строгое и последовательное изложение начал». Это философско-исторический триптих, где автор не только указывает на «болезнь», но и на «единственное средство к ее лечению».
Смысл «начал» еще более афористично передал К.С. Аксаков: «Пора домой. Русским надо быть русскими...».
Для него Петербург - «не русский» и «даже не немец», а «иностранец вообще». То есть, даже «немец» лучше, чем «иностранец вообще», ибо «немец» есть представитель определенного народного сознания, культуры. А «иностранец вообще» - абстракция, для которой, что «русское», что «немецкое» - безразлично, одинаково, «все условно».
К сожалению и бедам нашим, для середины ХIХ века важным становится:
даже не «быть русским», а только «стать», «становиться»...
А для конца века ХХ-го?
Уже не для русских дворян, а для потомков (Данила Багров) советских спивавшихся или погибавших в тюрьмах мужиков или детей советских интеллигентов (сам Алексей Балабанов)?
«Вот скажи мне, американец...»:
Триптих А.О. Балабанова 1996-2000-2002 гг.
(«Брат», «Брат-2», «Война»)
Я Родину люблю...
Данила Багров
Этот вопрос ХIХ века (для «иностранцев» на своей земле) никуда не исчез в веке ХХ-том, и основной смысл ответа оказался вполне доступен первому постсоветскому поколению.
Но смысл в него они вкладывали свой и отвечали на него доступными мыслительными и иными средствами.
В «Брате-2» Данила Багров убедительно высказывает его американцу в его же офисе: «Вот скажи мне, американец, в чём сила! Разве в деньгах? Вот и брат говорит, что в деньгах. У тебя много денег, и чего? Я вот думаю, что сила в правде: у кого правда, тот и сильней! Вот ты обманул кого-то, денег нажил, и чего - ты сильней стал? Нет, не стал, потому что правды за тобой нету!»
Данила Багров, как (вероятно) потомок крепостных, внук воина, погибшего в Великую Отечественную войну, подводит итог простонародного понимания ценностей бытия.
Отвечает, по сути, также, как и потомственный дворянин А.С. Хомяков, как и святой благоверный великий князь Александр Невский («Не в силе Бог, а в правде»).
Хотя между Данилой и ими и пролегла (казалось бы) бездна.
«Груз-200» или «Мертвые души конца ХХ века»
«Зачем вам старые преданья,
Когда вы бездну перешли?!»
Ю. Кузнецов
Сколько негатива было излито об этом фильме 2007 года («чернуха», смакование извращений и т.д.)!
Нисколько не обеляя этот фильм, более того, с омерзением вспоминая впечатления от некоторых сцен, можно и нужно поставить вопрос:
Но разве фильм только об этом, или это в нём главное?
Обратим внимание на то, с чего начинается «Груз-200»:
С беседы на балконе за пивом на фоне старинного храма двух родных братьев: Михаила Николаевича и Артема Николаевича Казаковых в конце лета 1984 года (скорее всего, в Успенский пост): полковника, военкома и профессора кафедры истории и теории атеизма Ленинградского ордена Ленина и ордена Трудового Красного Знамени государственного университета имени А. А. Жданова (направлявшегося на «Запорожце» к матери в Ленинск).
Оскверненный храм (не только без сбитых росписей, но и пола), превращенный в клуб, будет показан немного позже, где совершается дискотека («тусовка»), где потомки многих поколений православных беснуются под непонятные им музыку и слова, и откуда начнутся злоключения дочери секретаря райкома КПСС Анжелики (которая в отличие от подруги, дочери военкома, Лизы Казаковой, не может сказать бойкому парню Валере в модной футболке недвусмысленно: Нет).
Лиза это произносит в доме и дома, она останется здесь.
И, наконец, иной храм, «действующий», в конце фильма, куда приходит через старинное кладбище, профессор научного атеизма, с намерением «узнать, как можно пройти обряд крещения».
«Не обряд, а таинство», - поправляет его бабушка при свечном ящике, - «Вон там сядь, молись и жди».
Не очень то он и хороший специалист-атеист, этот Артем Николаевич, коль путает обряд с таинством (ведь даже в «Настольной книге атеиста» (М., 1974. С.246) крещение правильно названо таинством).
Но он послушно проходит в храм, садится на лавку, недалеко от открытых богослужебных книг и почти под иконой преподобного Серафима Саровского (над правым плечом).
Несмотря на препятствия, он доехал до своей матери в Ленинск, приходит он и к Матери-Церкви в Ленинграде.
Но не этим заканчивается фильм «Груз 200».
Предприимчивый соблазнитель Валера - находит нового-компаньона (и новую жертву с ленинградской пропиской) - сына Артема Николаевича - студента-Славика.
И идут они по утренним пустынным ленинградским улицам, под оживленные рассуждения оборотистого парня Валеры, (едва не погубившего двоюродную сестру Славика Казакова - Лизу) с жаждой предстоящих земных выгод: «Сейчас время такое, что «бабки» такие можно сделать!».
Артем Казаков-отец направляется к Богу, существование которого еще недавно он отрицал в беседе в Каляево.
Славик Казаков-сын еще дальше уходит в «страну далече».
Скоро, в «лихие 90-е», на просторах бывшего СССР еще острее развернётся страшная трагедия: видимого и невидимого выбора - «Где сокровище ваше...»?
«Груз-200» - это «мертвые души» в трагедии конца советской эпохи.
В 1990-е мы увидим новые обстоятельства, новые трагедии и новые плоды.
«Другие про отцов
Так не напишут ...»
Ю. Кузнецов
Что оставил Алексей Балабанов по истории нашего народа в хронологической последовательности его быта и бытия?
«Трофимъ» - о труднопостижимом устроении русской души, с её жестокостью и ранимостью, неустроенностью и неприкаянностью (при преступлении), своим пониманием правды и справедливости ...
«Про уродов и людей» (1998) - где «уроды» - люди, а люди - уроды. Где соблазн и растление (в самом начале фильма их впускают в город в виде Иогана) делают людей уже неспособными к сопротивлению, и они (в лице сиамских близнецов) уже не в состоянии полюбить русскую глубинку с её замечательными храмами и домом с табличкой, сообщающей о том, что здесь родился и жил усыновивший их известный врач-клиницист Андрей Фёдорович Стасов - всё это уже не затронет их сердца, соблазненные пороком.
«Морфий» (2008) - где «Русь слиняла в два дня. Самое большее - в три» (по В.В. Розанову). Пусть и не в два-три дня, а в «два-три» месяца, и «линька» эта была, прежде всего, духовного уровня. Где морфинистами (самоубийцами) в прямом и переносном смысле оказались все те, от кого и зависела судьба народа с тысячелетней историей.
Как не продолжить чуть подробнее В.В. Розанова: «Даже «Новое Время» нельзя было закрыть так скоро, как закрылась Русь. Поразительно, что она разом рассыпалась вся, до подробностей, до частностей. И собственно, подобного потрясения никогда не бывало, не исключая «Великого переселения народов». Там была - эпоха, «два или три века». Здесь - три дня, кажется даже два. Не осталось Царства, не осталось Церкви, не осталось войска, и не осталось рабочего класса. Что же осталось-то? Странным образом - буквально ничего».
А. Балабанов, по сути, буквально это показал в «Морфии». В финале главный герой - доктор Поляков в пустом храме с уже частично обвалившимися росписями судорожно вкалывает дозу морфия. Батюшка решительно накрывает его епитрахилью, крестит и... отходит. Но куда можно уйти из храма, морфинисту, потерявшему смысл жизни?!
«Груз-200» - где страна готовилась и даже стремилась к закланию, а те, кто мог противостоять - были растеряны и безвольны. Те же, кто противостал: шли добровольно на собственную смерть (бывший преступник Алексей) или на убийство (Антонина - жена Алексея).
«Кочегар» (2010) - где герой, когда дело касается его собственной судьбы, проявляет изумительную способность к борьбе со злом, чтобы завершить свой земной путь в акте величайшего отчаяния - самоубийстве.
«Жмурки» (2005) - как борьба на смерть за кратковременный миг сладкой жизни на трупах.
Триптих («Брат», «Брат-2», «Война») - о неистребимом русском чувстве братства, правды и справедливости.
В «Брате-2» главный герой направляется в Америку, чтобы помочь брату покойного друга, теряет там родного брата (который по ценностям оказывается «американцем»), но приобретает пропадавшую «сестру».
«Блудные дети» возвращаются домой, потому что «там хорошо».
В «Войне» в лице молоденького солдата Ивана Ермакова А. Балабанов показывает русский характер, который роднит его, что с веком XIII-м, что - с XIX-м. И в этом же фильме режиссер-сценарист, по сути дела, подтверждает еще и мысль нашего выдающегося геополитика генерал-майора А. Е. Вандама (1867-1933): «Плохо иметь англосакса врагом, но еще хуже иметь его другом».
«Мне не больно» (2006) - поразительно нежный фильм о любви перед лицом неизбежной скорой земной смерти.
И, наконец, вершина, глубокомысленнейший фильм-завещание - «Я тоже хочу» (2012).
«А где твоя правда?»
Ю. Кузнецов. Брат
Надо ли (было) смотреть (все) фильмы Балабанова?
Это не вопрос(ы) для воцерковленных людей.
Воцерковленному читателю-зрителю, может быть, они вовсе ни к чему, ибо он должен помнить слова святителя Игнатия (Брянчанинова): «Бог отверг правду человеческую, и она - грех, беззаконие, падение. Бог установил Свою всесвятую правду, правду Креста - Ею отверзает нам небо».
Это вопрос(ы) для тех, кто уже смотрел или собирался посмотреть.
Не является ли соблазном само доброе слово о фильмах Балабанова (ибо «горе тому человеку, через которого соблазн приходит»)?
Ведь и сам Алексей Октябринович в финале фильма-завещания не берет свой портфель, когда отправляется показывать бандиту вход в храм. Сюда он входит без портфеля. Умирая (в фильме), он неловко скатывается на снег под ноги бандиту, и портфель становится как бы памятником ему, которого отвергла «колокольня счастья».
Но в оскверненном храме с зажженными свечами - он свой.
А бандит переступает через умершего «члена Европейской киноакадемии». Бандит убивал людей, по-своему понимая справедливость и суд. Но и он, отвергнутый колокольней, обращается к небу.
Последний фильм Алексея Балабанова - пожалуй, лучшее достижение русского, российского кинематографа начала ХХI века.
Горящие свечи в разоренном храме - яркая иллюстрация к словам святителя Николая Сербского: «... и на земле и во всей вселенной нет бури, способной погасить свечи Христовы».
Фильм начинается со сцены, когда бандит, нервничая, готовится к убийству четверых, видимо безоружных людей (только один из них во всём фильме и называет его по имени: Саня) и хладнокровно совершает его.
В финале «Груза 200» от нас уходили по ленинградским улицам два молодых советских парня.
В первых кадрах фильма-завещания по трущобам навстречу зрителю и смерти идут уже четверо, лиц которых мы в темноте не различим.
«Трофим» тоже начинается с убийства и завершается убийством памяти (уничтожением пленки).
Алексей Балабанов предельно честно и жестко говорил о судьбе своего народа, на протяжении его более чем столетней истории.
«Главное в этой жизни: найти своих и успокоиться...»
(Из фильма «Мне не больно»)
- Я никогда в жизни не делал того, что мимо, -
сказал Балабанов.
- Мимо чего?
- Мимо меня.
Наверное, не стоит смотреть его фильмы (ни одного!) хотя бы до совершеннолетия (не только о возрасте идет речь) потенциального зрителя (и не только из-за сцен и реплик непристойного характера).
Но тем, кто их уже посмотрел, есть о чем задуматься после увиденного.
Пять фильмов (триптих - «Брат», «Брат-2», «Война» - «Мне не больно» и «Я тоже хочу), по крайней мере - последний, наряду с фильмами «Андрей Рублев» и «Калина красная», могут войти в число лучших фильмов русского кино.
Эти пять балабановских фильмов еще можно смотреть в компании, например, с выпускниками вузов, но закрывать уши и глаза от непристойностей.
А вот все остальные полнометражные фильмы А. Балабанова смотреть целиком порой просто тяжело, горько, страшно, стыдно, невыносимо...
Режиссер в своих фильмах показывал жизнь, а значит и грех. Именно последний и вызывает отвращение у зрителя.
Им невозможно не содрогнуться, его нельзя не возненавидеть.
Не это ли необходимо при покаянии?
Правда, нужно и не возвращаться к греху.
Святитель Игнатий (Брянчанинов) в поучении о крестоношении писал:
«Вечная смерть, поразившая нашу душу, обратилась для нас в жизнь. Она требует пищи своей - греха, своего наслаждения - греха: при посредстве такой пищи и такого наслаждения вечная смерть поддерживает и сохраняет свое владычество над человеком. Но падший человек признает поддержание и развитие в себе владычества смерти развитием и преуспеянием жизни».
Вот этого «преуспеяния жизни» мы и не находим в фильмах А. Балабанова.
«А в мире, я слышал, становится тесно...
Займите, займите - свободное место!»
Ю. Кузнецов
Прошло шесть лет после кончины Алексея Октябриновича.
Зрителю что-то показали высокохудожественное, умное, хотя бы отдаленно приближающее к фильмам Балабанова?
Почти ничего.
Пожалуй, только Н.С. Михалков с его «Солнечным ударом» (2014) (правда, при всем уважении к Никите Сергеевичу, в «Морфии» одна сцена в имении Кузяево Угличского уезда Ярославской губернии значит для понимания российской трагедии начала ХХ столетия больше, чем все терзания главного героя в «Солнечном ударе»).
Очевидно: фильмы А. Балабанова уберегают потенциального вдумчивого зрителя от просмотра сотен, тысяч бездарных, пошлых, гибельных киноподелок, навязываемых и тиражируемых по всему миру.
«Я - часть того народа, в котором я живу...»
А. Балабанов
Конечно, самонадеянно и дерзко вслед за Н.С. Кохановской (Соханской) попытаться произнести:
«Я верую, что Господь примет меня, как свою овцу,
никогда не оставлявшую Его спасительного стада...»
Но кто из православных не хотел бы надеяться выговорить первую строчку?!
