Нынче вдруг вспомнилось мне, что в нашем селе Таскино тому, кто явно преувеличивал, привирал, рассказывая о чём-либо, обычно замечали со скептической усмешкой:
- Ну да, с Кочергинской горой...
К примеру, какой-нибудь бодрый землепашец, встретив на улице приятеля из соседней бригады, радостно хлопал его по плечу и восклицал вслед за приветствием:
- Видал, как нынче хлеба наливаются? Центнеров по тридцать на круг возьмём!
- Хэх, с Кочергинской горой! - охлаждал его пыл собеседник.
Ибо не склонен был переоценивать сомнительных «видов» на урожай и прочих досужих прогнозов, а более доверял народной мудрости, которая учит: «не говори гоп, пока не перепрыгнешь», «цыплят по осени считают», и вообще - «хочешь рассмешить Господа Бога, расскажи ему о своих планах»...
Или, допустим, мой одноклассник и сосед Ванька Тёплых вдруг сообщал мне, что вчера он в ближайшем Арсином логу набрал полную «с горкой» корзину клубники. Зная о скудости тамошних ягодников, выбитых скотом, а также о Ванькином пристрастии ко всяческим подвохам, розыгрышам и «разводкам», я кивал ему с показным согласием, но отвечал той самой фразой:
- Угу, с Кочергинской горой...
И никакие его дальнейшие доводы и уверения меня уже не могли переубедить.
Кто из таскинцев придумал эту универсальную формулу выражения недоверия вралям и фантазёрам, неизвестно. А вот почему он взял за основу именно Кочергинскую гору, можно догадываться.
Пожалуй, тут всё дело в размерах её.
В окрестностях нашего села и своих гор хватает. Но горами они называются лишь условно. Даже самая близкая и высокая Татарская гора, которая параллельно главной улице тянется за огородами на северной стороне, по сути, не гора, а самый обычный косогор. Подобный, скажем. Святому косогору, расположенному «на восход» за поскотиной, с боку дороги к районному центру. Да и Градунчиха, что начинается далее и простирается на добрую версту, не совсем гора, а скорее долгий тянигус, вроде Петуховского, в который упирается село западной окраиной. А уж
об остальных холмах, буграх, взгорках да взлобках и говорить нечего: так себе, небольшие припухлости на лоне подтаёжной лесостепи.
Вот и выходит, что единственная настоящая гора в нашенской округе -
это Кочергинская гора, получившая название от прилегающего села Кочергино. Правда, от нас расстояние до неё неблизкое, полтора десятка километров, но она видна со многих таскинских полей и дорог. Возвышается над рекой Тубой, тоже настоящей, в отличие от наших ручейков и речек. Не находится, не располагается, а именно возвышается. Притом, по мере приближения к ней, кажется, восходит всё выше и выше, под самое небо. С крутыми откосами, с каменистыми утёсами, с башнеподобными скалами. Словом, вполне солидная гора, одна из первых в череде горных хребтов и цепей, которыми здешнее Предсаянье переходит в коренные, матёрые Саяны («Сияны»!) с их седыми вершинами, сияющими вечными снегами.
Потому-то и говорят у нас на селе, окорачивая лжецов и завирал, не
с Татарской, не с Градунцовской, а «с Кочергинской горой», самой большой. К месту, не к месту ли, но вспоминается расхожая фраза: «Чем больше ложь, тем охотнее в неё поверят». Не будем уточнять, кому она приписывается, известная в разных вариантах. Важно подчеркнуть другое. То, что впервые прозвучавшая почти столетие назад, она нынче стала едва ли не главным пропагандистским приёмом. На её основе, можно сказать, даже вызрела особая теория «большой лжи», которая дьявольски действует на людские умы целых стран и континентов. И как ей противостоять, похоже, мало кто знает. Но вот практика моих земляков подсказывает, что противопоставление этой лжи, ради её разоблачения, тоже должно быть большим, наглядным и неотразимым, наподобие Кочергинской горы.
. А знаете, почему я вдруг заговорил об этом самом присловье, рождённом смекалистыми таскинцами? И с какой стати оно вообще всплыло в моей стариковской памяти? Признаюсь по секрету, не для передачи. Оно пришло мне на ум, когда я услышал, как наш неунывающий премьер, в очередной раз отчитываясь перед парламентом, расписывал «крутые» достижения своего кабинета в развитии всех мыслимых сфер нашей жизни - экономической, социальной, культурной и далее везде.
- Ну-ну, с Кочергинской горой! - непроизвольно соскользнула с моих уст полузабытая фраза из кладезя мудрости земляков-хлебопашцев.
Теперь вот, после вступления на пост новоизбранного главы государства и появления его «майского указа», с крутыми, без кавычек, «контрольными цифрами» на предстоящее шестилетие, с тревогой слежу за подбором новых-старых исполнителей этого громадья планов. Как бы снова не ограничились они бодрым перечнем «позитивных сдвигов» в нашей жизни. И как бы вдругорядь не сорвалось с моего языка крылатое присловье насчёт Кочергинской горы.
ЛАРИОНОВ КОРОБ
Ларион - хозяйственный мужик. И палисад у него - до самой дороги, и заплоты - рукой не достанешь, и во дворе - порядок отменный... Иные навоз по старой сибирской привычке за деревню вывозят, на назьмы, а Ларион - шалишь! Чуть накопится у пригона, он сейчас его в короб складёт да в огород выдернет. К концу зимы, глядишь, - там целый бурт ценнейших удобрений. Только раскидай по участку, запаши - и можешь смело на добрый урожай рассчитывать. Недаром Ларион когда-то агротехнические курсы прошёл в Минусинске...
И в эту зиму не отступил он от правила. Навозный бурт в огороде уже приличным курганчиком смотрелся, и санные следы вокруг него, словно рельсы, на солнце поблескивали. А потом вдруг - на тебе! - дно у короба вывалилось. Старенький короб-то был, почти что дедовский, ну и прогнили у него донные прутья. Можно бы, конечно, взамен ящик какой приспособить, да разве сравнишь его с коробом! Плетёный короб - это ж, брат, сама вековая крестьянская мудрость. Он же лёгкий, округлый, яйцом на санях перекатывается. Чуть наддал сбоку плечом, короб кувыльк вверх дном - и вся разгрузка. Самосвал да и только! А с квадратным-то ящиком еще покожилиться надо.
Хозяин ревностно самостоятельный, Ларион не любит шапку ломать, дяде кланяться, всё сам норовит сделать - кадку ли сбондарить, сапог ли счеботарить, вилы ли выстругать. Тут у него даже своя философия:
- Не можем, пока не берёмся, - говорит он, хитровато щурясь, и решительно принимается за всякое новое ремесло, коли в нём нужда появилась.
Много кой-чего довелось ему мастерить за свою жизнь, но вот с коробами не имел он дела. Ат ты беда! Хитрая это штуковина, тут с кондачка не возьмёшь. Плюнул с досады Ларион, швырнул дырявый короб в сарай
и пошёл к Архипу Чердаку, последнему, считай, в селе мастеру по коробам и корзинам.
Архип, как запела промёрзшая дверь, с кряхтом поднялся на печи, сел, ноги в собачьих носках на приступку свесил. Понял Ларион, что нездоров сосед, но всё же поведал ему о своей беде.
- Не до коробьев мне, как видишь. Хвораю. В крыльцах ломотьё стоит,
и правая рука совсем развилась, - сказал Архип и для наглядности покачал рукой, как плетью. - Да не боги же горшки обжигают, сам, поди, сплетёшь помаленьку, не больно хитрое дело. Что-нибудь да получится.
Ушёл Ларион ни с чем. Попробовал было досками брешь залатать,
чепуха вышла: короб-то перевернул, а навоз в санях остался. И тогда решился Ларион - была не была! Поехал в недальний колок за поскотину, нарубил черёмуховых да талиновых прутьев, отогрел их в бане и взялся за дело. Тут же, в бане, и плести стал, благо - тепло, светло и никто не мешает. Старый бездонный короб архиповской работы за образец взял, но свой наметил смастерить повместительней, погрузоподъёмней, чтобы выдернуть воз-другой, так уж заметно было.
Начало, конечно, далось не без трудностей, долгонько примеривался, приноравливался, а потом пошло за милую душу. Сел прямо в короб, ноги калачом, и давай округ себя заплетать прут за прутом. Смекнул даже вперемежку черёмуховые с таловыми пускать ради красоты, и по бокам короба полосы зарябили, как на тельняшке. Ловко! И когда закончил Ларион работу, то долго ещё любовался своим произведением, поворачивал короб так и сяк, и при этом даже помумыкивал одну хорошую старинную песню.
Однако когда потянулся он открыть банные двери, песня сама оборвалась на полуколене, и вроде даже оборвалось что-то внутри у Лариона.
- Ах, ты, чурбан старый! - воскликнул он в горестях, вдруг поняв свою
роковую ошибку.
Короб-то вышел слишком огромным, чтобы пройти в узкие дверцы. Ни
туда, ни сюда. Застрял в бане, вроде того огурца, выращенного в бутылке «для прикола». Ничего не осталось Лариону, как изрубить новый короб на дрова. Только на истопель и хватило...
О случае том, хоть и работал Ларион в творческом уединении, скоро узнала вся деревня и тотчас приобщила его к сонму местных притч. Мораль
очевидна: плети да не заплетайся, наперёд продумай всё хорошенько, чтобы твой короб не пошёл на дрова.
Красноярский край
1. Re: С Кочергинской горой...