...Постоянные читатели Крупина любят за пламенную любовь к Богу и Отечеству, за его благоуханный живой, сокровищный русский язык. Великая радость - быть собеседником Владимира Николаевича, очевидцем писательских буден и праздников, тревог и радостей, заслушиваться, наслаждаться его языком, наблюдать за чудесным явлением ВЛАДИМИР КРУПИН...
-ВЛАДИМИР НИКОЛАЕВИЧ, ЕСЛИ БЫ ВАМ СКАЗАЛИ, ЧТО НАКОНЕЦ ПРИДУМАНА МАШИНА ВРЕМЕНИ, НА КОТОРОЙ ТОЛЬКО НА 10 МИН. ВОЗМОЖНО ВЕРНУТЬСЯ В ДЕТСТВО, НА 10-И НИ МИНУТОЙ БОЛЬШЕ. В КАКОЙ УГОЛОК ДЕТСТВА ВЫ БЫ ЗАГЛЯНУЛИ? КАКОЙ БЫ ЭПИЗОД ПОВТОРИЛИ?
- О, я бы ещё у этой машины вертолёт попросил, и за десять минут пролетел бы и над своим селом и от него слетал бы во все стороны света, где все дороги и тропинки исходил: к реке детства, на наши заречные луга, в леса, куда ходили за ягодами-грибами, увидел бы знакомые деревни, поля, о, если бы! Озарилось бы в памяти души счастье сенокоса, воскресники в колхозах, костры и купания, песни и танцы наших вечеров.
Но это счастье могло быть только в случае, если я полечу и в т о м в р е м е н и, и н а д т е м и деревнями. А если сейчас, то лучше не надо: это одно горе - смотреть сейчас на мою родину: убиты деревни, а то их вовсе нет, обмелели реки и речки, высохли пруды, задичали поля, вырублены варварами леса...
Но такая машина времени есть - она во мне, и не на десять минут, а даже и на часы воспоминаний. Она сама по себе включается, когда мне тяжело, и время моего детства приходит ко мне, как спасательный круг к тонущему.
- " Настоящее богатство, которым ты действительно сможешь обеспечить жизнь своего ребенка, - это богатство простоты. Истинное сокровище - это простота: простая душа, простые мысли, простая жизнь, простое поведение. Пусть твой ребенок научится у тебя жить спокойно и мирно. "- эти слова принадлежат архимандриту Андрею (Конаносу).
Вы-педагог, тонко чувствуете деток, может, подскажите, Владимир Николаевич, как в век технологий, компьютерных достижений научить деток этой простоте, чтобы они от малого были счастливы?
- О, Инна, меня бы кто научил! Сапожник без сапог - вот кто я. Других детей учу, своих не получается. Уже и не пытаюсь, только молюсь, полагаюсь на милость Божию. Но меня-то кто учил? Великое из великих счастье, что я родился именно у своих мамы и папы. Но ведь и мои дети тоже вроде от мамы и папы. Да, так, но мои-то мама и папа - люди от земли. От леса и реки, от поля и огорода. Из православных семей. Счастье, что телевизор увидел только в 19-ть лет в армии. Что знал уже, как достаётся хлеб, зарабатывается каждая копейка, испытал бедность. Научился дорожить семьёй, друзьями. Такого наследникам моим не досталось. Мы с женой растили их на московском асфальте. Ни дачи, никакого даже крохотного участка земли, кроме цветков на подоконнике. Ни собачки во дворе, ни самого двора, ни русской печи. Ни коровки в хлеву, ни пения петухов. Ни радостей сенокоса, ни рыбной ловли. Ни купания в реке, воду которой пили в любом месте, и она была целебная. Замков не помню. Зимние снега, метели, бураны, летние ливни и грозы, разве это может быть в Москве? То есть моё ощущение родины, трудов на земле не могло привиться моим детям и внукам. На пальцах понятие родины не объяснишь. Оно в примере жизни. А в Москве какой пример я мог подать? Книги вслух читал? О жизни русской? А жизнью жил не русской, оторванной от земли. Они хорошие, мои дети и внуки, умные, красивые, но они опылялись жизнью во многом искусственной, обеспеченной. Вот папа-мама, вот магазин. И всё есть, и всё доступно. Вот папы-мамины карманы, вот магазины. И всё есть, и всё доступно. А это самая питательная среда для выращивания эгоистов.
Так что, что я могу подсказать? Заводите обязательно хотя бы маленькие дачки или вообще переезжайте в сельские местности, так скорее спасёте детей от соблазнов мира сего. Жизнь на земле - вот школа простоты. Да, и ещё? Чем больше детей в семье, тем легче их выращивать. И тем дешевле. И - главное - Православная Церковь.
-Вы годы преподавали в духовной академии Троице-Сергиевой лавры, некоторые Ваши семинаристы стали митрополитами, многие и многие батюшки служат на приходах необъятной нашей России. Лично я встречала Ваших выпускников, воспоминания о Ваших лекциях у них самые светлые! А чем наполнил Вас этот период? Какие воспоминания у Вас?
- Да, преподавал. И самому не верится. Только что был в Лавре, а в Академию зайти постеснялся. Будто эти годы преподавания были не со мною, но ведь были же! И не просто многое дали мне, а осветили и освятили мою жизнь. Не я студентов учил, а сам у них учился. Одна лекция в неделю (чаще среда), а начинал к ней готовиться с четверга. Великая для меня школа. Робел, входя в аудиторию. Вставали. Дежурный читал "Царю Небесный", докладывал об отсутствующих. А однажды они, а это человек 30-40 эту молитву грянули всем хором. После лекции пришёл в профессорскую, спросил преподавателей: почему так. Всегда читали, тут запели. "Это вы им понравились". Так или не так, но эти годы очень меня вырастили и в умственном и в духовном смысле. Я преподавал курс Православной педагогики, но ассистировал и на предметах "История Церкви" и "Христианство и литература". Незабываемая библиотека Академии, её ангелицы Лидия Ивановна и Вера Николаевна, тишина её залов, накопленные веками книжные духовные богатства. Меня даже допускали в Фонды.
В полшестого открывается метро, бежишь на первый поезд до Комсомольской, до Ярославского, на электричку до Сергиева Посада. В дороге Утреннее правило, Акафист преподобному Сергию. От платформы через Блинную горку в Лавру к раке Преподобного. В Академию на завтрак. Ходил на лекции и к Осипову Алексею Ильичу и к Юдину Владимиру Александровичу, и к Михаилу Михайловичу Дунаеву. Учился у них. Но все равно плохо научился: читал свои лекции торопливо. Правда, когда чувствовал, что не дошло, то возвращался к началу и повторял. Но уже по-новому.
Студентов всегда любил и жалел. На экзамене по Истории Церкви, пытаясь вытянуть "тонущего" студента, задал ему простейший (для Академии) вопрос: "Какие главные вопросы обсуждал Стоглавый собор?" Преподаватель Владимир Александрович, которого студенты боялись до трепета, но и уважали, сказал мне при них: "Владимир Николаевич, не портите мне студентов иллюзией лёгкости получения образования. У нас не Оксфорд: верховой езде и гольфу не учим".
Студенты мои преподавали в Воскресных школах, ходил и с ними. И видел, как мало нужной литературы для детей. Оттуда начались мои работы о святых местах Православия (я уже летал на Ближний Восток), о святых, о путях воцерковления.
Конечно, каждую неделю причащался. И незабываема Среда Акафиста. Три хора: справа, слева, вверху. Но рассказать не получится, надо хотя бы раз на этой Среде побывать.
В Семинарию ходил за хлебом. Дома всегда его ждали. Брал два хлеба. Один привозил целиком, другой мог и не привезти - раздавал нищим. Тогдашние нищие были хлебу рады, теперешним деньги давай. Хотя просят "на хлеб". Не осуждаю. Да, Академия, Академия, Лавра!
-Вы хотели стать писателем, Вы стали им. Так чего же больше в вашей профессии: радостей или огорчений?
- Конечно, огорчений. И полное разочарование в профессии. А ничего другого делать уже не могу. И как, и кто уловил меня мечтой о писательстве? Казалось: осчастливлю мир. Писал: "Отец, я сделаю то, что ты не успел свершить". Оказалось обещание болтовнёй - не только не свершил, при моей жизни мир стал ещё хуже. И от сына не жду, что он запряжется в те же оглобли, что и мы с отцом и дедом, нет, другие поколения идут за нами. Ничего им наше святое не свято. Понятие родины, подвига, родной земли у них просто нет. Вот с таким горем в душе как доживать?
- Думаю, Вы преувеличиваете.
- Хорошо бы. Другие понятия ворвались в умы и сердца. И я, говоря о совести, к кому взываю? К одному из десяти? Из ста! Много раз, выступая, ловил на себе недоверчивые, иногда просто враждебные взгляды... "Мы вам верим, - сказала недавно одна мама, - но сейчас всё другое, и так, как вы жили, никто уже не живёт. И не делайте наших детей несчастными".
- Тут уж вы точно ошибаетесь. Я помню совсем другие встречи с Вами.
- И я помню, и благодарен за них. Но это почти всегда были деточки до класса четвёртого-пятого. А дальше им головы свернёт зубоскальство интернета. И развлекуха телевизора. И нерусские ритмы песен и мелодий радио. Ушла из России музыка. А ещё Платон в работе "О государстве" замечал, что музыка и слово являются главнейшими в воспитании детей. Музыка, слово - фундамент нации. Его из-под нас вырвали. Мы шатаемся и вот-вот рухнем.
- Ни за что!
- Да ведь и я не хочу верить в гибель Отечества. Но лучше преувеличить опасность, нежели недооценить её. Будем верить в лучшее. Ничего другого не остаётся. С нами Крестная сила!
- Но как же внушать молодёжи любовь к России?
- Знаете, иногда действует мнение о России не наше, а иностранное. Например, у женской половины великий авторитет Коко Шанель, все знают - это знаменитая диктаторша моды в одежде и запахах. И вот нашёл у неё высказывания. Цитирую: "Русские очаровали меня... Русские подобны природе, они никогда не бывают вульгарны". А вот об Америке: "Америка пропащая страна, там ценят только комфорт". Или о Франции: " В Париже каждый пробивается с помощью локтей". А вот это выражение самое восхитительное: "Если человек любит деньги, значит, он болен".
Замечал, что на женщин эти высказывания действуют. А Айседора Дункан? Как она клеймила американцев. Легко найти. Так что гран мерси этим дамам.
- А как у Вас возникает замысел новой книги?
- Не знаю, как у других, а я меня во многом из чувства протеста, из желания противостать оскорблению нравственного чувства.
Например, повесть «И вот приходит мне повестка» после того, как я увидел журналистов-энтевешников, которые вместе с юристами-демократами учили молодёжь «закосить» от армии. Всё во мне возмутилось: я вспомнил, как мы рвались в армию, каким святым для нас было звание защитника Отечества!
Повесть «Люби меня, как я тебя» создавалась как протест против оскорбления понятия любви, превращения её в партнёрство, в продажу тела, использования чувства для достижения материальных выгод. «А вы изменяли мужу? - допрашивает ведущая участницу шоу, - нет? Ну, что вы такая отсталая? Изменяйте непременно, это очень освежает жизнь».
Но раннее всего были повести «В Дымковской слободе» и «Большая жизнь маленького Ванечки» . Они против «поттеризации» и «покемонства» детства, они воюют за семью, в которых любовь и согласие традиционно русские, то есть православные . Повести мне ещё дороги и потому, что я писал их после тяжёлых операций, и они лечили меня лучше всяких лекарств.
Как же безжалостно обокраны нынешние дети! Куцые электронные игры, развращающие компьютерные сайты, примеры из книг и фильмов, где нечистая сила машет хвостом на каждой странице, страх перед улицей, постоянное несчастье от невозможности быть с родителями не десять минут в день, отсутствие в детстве реки, леса, домашних животных, приучивания к ремёслам, замена всего этого синтетической жвачкой голубого экрана... как только ещё они выживают?
У меня было счастливейшее детство - я вырастал без компьютера и телевизора, но всё остальное, входящее в понятие родины. было...
- Внутри какого своего рассказа Вы хотели бы побывать? История Ваши практически все реальные, тем не менее, в минуты огорчений в каком рассказе своём желали бы очутиться?
- Н-не зна-аю. Так протяжно отвечаю, ибо вопрос озадачил. Я вообще постоянно живу внутри пространства своих, ещё не написанных работ. О, какой я великий писатель моих не написанных рассказов и повестей, о! Никому так не написать, как они слагаются в моих душе и сердце. Может быть, только ими и жив. Потому что понимаю, что начни я их записывать, они умрут на бумаге и я вместе с ними.
- А Вы можете представить, что Ваши книги не читают?
- Представить можно, пережить нельзя. Для улыбки немного переделаю нескладуху о несчастной любви: "Мои книги не читают? Пойду с горя утоплюсь. Ну кому какое дело, куда брызги полетят".
- Владимир Николаевич, чувство юмора у Вас блистательное! Вы почти каждый день в дороге-или по московским улочкам, или по дорогом России... Всё выступления, встречи, важные общественные дела... Причем, ритм Вам таким был и 10, 20, 30, 40 лет назад... Хочется иногда никуда не торопиться, "просто мудро жить, смотреть на небо и молиться Богу"?
- А, может быть, у Вас такой талант - звонить мне, когда я в дороге? В самом деле, и сам не могу понять, как я позволил жизни так закрутить меня, что приходится с годами не снижать, а усиливать скорости жизни. Оно и хорошо: вроде не стареешь, да оно же и плохо: совсем почти не работаешь. То есть, если принимать за работу выступления, какие-то предисловия, статьи - отклики на современность, то да, работаешь, и много. И это, получается, тоже дано мне Господом Богом, и это могу, но главное-то, несомненно, это писательство. Это и самое трудное, но это и самое любимое. Столько во мне задумок, столько на бумаге почеркушек, набросков (их друг мой художник называл забросками, "они же же все забрасываются в будущую работу"), а где их воплощение в строчки и страницы? Замыслы, заброски уже еле живы, они живые, а всё живое имеет сроки жизни, умирают, как рыбки, выброшенные на берег.
- Владимир Николаевич, и всё-таки, когда же Вам писать? Часто звоню Вам и почти никогда не застаю Вас дома, Вы постоянно в пути: откликаетесь из метро, маршрутки, автобуса, электрички, поезда...
- ... от трапа самолёта, из каюты теплохода. Я и сам не понимаю, когда же я всё-таки работаю. В промежутках меж путей-дорог. Заседаний, выступлений и, говоря по-немецки, унд зо вайтер (и так далее). Или, по-французски, эт сетэра, эт сэтера (тоже и так далее).
- Языками владеете?
- Только русским... со словарём Даля.
- А когда отдыхаете?
- Да никогда. К старости я стал быстрее бегать, чем в юности. И сразу предвижу вопрос: откуда беру силы? И сразу отвечаю: только с Божией помощью. Только! Никаких спецпитаний, упражнений. Вспомните монахов - по сто лет жили, питание: хлеб и овощи. Они физзарядку не делали. Смешно представить схимника, который, помолясь, начинает махать руками-ногами, приседать, отжиматься, вращать туловищем. Не представляете? И я не представляю.
Великую силу даёт Святое Причастие. Вот и молюсь вслед за святыми отцами: " Даруй ми, Господи, чистою совестию даже до последнего моего издыхания, достойно причащаться святынь Твоих, во оставление грехов и в жизнь вечную".
Из молитвы понятно, что источник силы и святости подаётся тому, кто приходит к нему с чистою совестью и причащается достойно. О себе сказать ничего не могу, ибо грешен, и весьма грешен. Но надеюсь на несказанную милость Божию.
Но, чтобы искусственно заниматься продлением жизни? Смешно. Зачем её продлевать? Ради самой жизни? Чтобы ещё больше нагрешить?
- Ваше любимое время года? Любимый возраст? Любимое время суток (кроме утра). То, что-Вы - вятский Жаворонок, это уже выяснили...
- Любое. Весна - чуть похуже: мокро. Зима - холодно, а тёплая зима - ещё хуже. Осень - чудо чудное, диво дивное, но всё убивают "отдалённые седой зимы угрозы". То есть, Вы поняли: пока отвечал на вопрос, пришёл к мнению: да, это лето! И "ни зной, ни пыль, ни комары, да и не мухи" не способны отодвинуть лето с первого места в соревновании времён года.
Любимый возраст? Давным-давно, год 74-й, написал: "И Кирпиков понял, что наступило самое радостное время в его жизни - старость".
Любимое время суток? Тут только то, в которое работаешь и не ленишься молиться. В основном, в любое время суток занимаюсь не тем, чем должен. "Не то делаю, что хочу, а чего не хочу, то делаю".
- Вы гурман?
- Я это слово и знать не знал. И к еде я клинически безразличен. Конечно, есть какие-то блюда, которые нравятся, это естественно. Но если их нет, не стреляться же. Вот ответ батюшки на мой вопрос о посте. Спрашиваю: "Я в дороге буду, можно пост нарушить?" Он: "А что, разве там хлеба и воды не будет?"
У нас взвинчен интерес к материальной стороне жизни, в которой основное - еда. Это и для вытягивания денег из бедных и богатых, и для их отвлечения от духовной составляющей жизни. Дух святой как в нас войдёт, если мы переполнили себя пищей и питием. Честно говоря, переедание и у меня бывает. Вот уха понравилась, отчего бы и вторую тарелку не попросить? Но уха бывает так редко, что не грешно и покушать. Тем более с годами почти полное равнодушие к мясным продуктам. Рыба, творог - дело другое. Организм наш нас и умнее, но и коварнее. Умнее - диктует тягу к чему-то нужному для жизни, а коварнее - не знает меры в том, что ему понравится. Уже понимаешь, что наелся, а рука ещё тянется. Вот бы научиться себя обрывать в этом порыве к сытости. Идёт пост, употребляю постные блюда, но и ими можно не только на-сыщаться, но пре-сыщаться. Так что я грешу в пище, но хотя бы не гурманствую. Гурманство всё-таки не чревоугодие, ни тем более не гортанобесие, то есть всё же не обжорство. А сколько чудных страниц классики посвящено еде. Гаргантюа, Пантагрюэль, Пётр Петрович Петух, два щедринских генерала... и рядом герои Шаламова, Солженицына, Белова, Астафьева, Распутина... "Мамка, ись хочется". Незабываемый рассказ из "Последнего поклона" "Уха на Боганиде", всё о еде. Но еде, как средстве продления жизни, и только. Едим, чтобы жить, а не живём, чтобы есть.
- Вы говорили, что любимый Ваш российский праздник 9 мая. Какие чувства, воспоминания, думы случаются у Вас в святой день Победы?
- Вы знаете, это очень серьёзно. Серьёзно в том смысле, что мы постоянно живём под угрозой новой войны. Мы видим, что Россия стоит поперёк горла и Европе и Америке. Ещё бы - мы не принимаем их навязываемого нам образа жизни. Какой это они несут мировой порядок, когда убивают установленный от Бога порядок жизни. В самую целомудренную страну мира внедряется разврат, любовь к деньгам. Но сейчас ещё возникла хорошо организованная угроза - запугивание призраком войны не извне, а внутри самой России. Это, думаю, специально. Запуганным народом легко управлять. Маленькие пенсии, ненатуральные продукты? А вы что хотите? Новую войну? Затягивайте пояса, терпите.
Россия и Девятое мая - это символ Победы. А нам нужно ощущение Победы. И марш Бессмертного полка - это не пропагандистская акция, а единый порыв - отдать поклон тем, кто свершил подвиг спасения России.
- А вы помните 9 мая 1945 года?
- Плохо, конечно, помню: было четыре года. Но общее ощущение осталось. Слёзы и радость, причитания и песни - всё слилось тогда в этот день. Выносили из домов столы, добывали из подполий, у кого что было, какая еда, все остатки, несли на общее застолье.
И главное помню - это уверенность, что, победив фашизм, мы навсегда убили войну, что наступил мир во всём мире. Что люди, наконец-то что-то поняли. Но нет. Многое спасла война нашей пролитой кровью - вернулась Церковь, ожила патриотическая литература, но пришёл к власти предатель России Хрущёв, и опять всё по новой.
- И за что нам такое?
- Не умеем ценить, не научились благодарить Бога. Ведь и Победа от Него. Хотя вот это всенародное счастье единения сердец, которое мы испытываем в День Победы, оно очень утешает и не даёт унывать.
- Какой самый оригинальный подарок Вы получили в жизни?
- Как-то меня не коснулось увлечение оригинальничаньем: одежде, подарках. Когда и кому там было оригинальничать - меня окружали нормальные люди, дарившие вещи, для жизни необходимые. Дорогих подарков не было (по денежному эквиваленту), но дорогих по сердечности (шарф, редкая книга, пачка писчей бумаги...) было много. Очень помнятся подарки по тому, к т о их дарил. Василий Белов всегда привозил в подарок чай, храню до сих пор его нарядные жестяные шкатулки для чая, Распутин дарил авторучки, рубашки со своего плеча. Последняя от него рубашка совершенно новёхонькая, она предназначалась для него, её везли ему из Омска ко дню рождения, за несколько минут до которого он ушёл из земной жизни. И мне её отдали. А ещё от него нефритовый нож. Подарил на берегу Байкала у памятника на месте гибели друга своей писательской юности Александра Вампилова.
Главные подарки, конечно, от жены. Уж кто-кто, жена знает, что мне идёт, что не идёт, что мне надо, что не надо.
Отвечаю на вопрос, поднял глаза: да вот же они - главные самые подарки - это иконы и картины.
- Вы дружили с Василием Беловым, а что о нём Вы можете вспомнить?
- Уже много лет назад Балашихинская городская библиотека готовила со мной юбилейную встречу. Это 2001-й год. «А для вас мы приготовили сюрприз», - сказали мне.
Какой сюрприз? Оказывается, работницы библиотеки, зная моё преклонение перед талантом Василия Белова, добрались до него и попросили его сказать что-то обо мне. Он продиктовал, они записали и огласили на встрече. Конечно, это меня чрезвычайно утешило. Вот его слова:
«Для меня имя Владимира Крупина дорого прежде всего в связи с возрождением Христианства в России. Много теперь говорят об этом возрождении, но пока большинство не очень искренно, по-фарисейски. Многие ходят в храмы по большим праздникам, даже крестятся, но либо вообще не веруют во Христа, либо только пытаются веровать. Что ж, к Богу путей много, одни прямые пути, другие кривые. После многих времён антиправославного богоборчества в русском народе, наконец-то, проявилась жажда веры, жажда духовного обновления, и Владимир Крупин отражает эту жажду в своей прозе и публицистике. Крупин, как никто другой, имею в виду современную литературу, в полный голос воскликнул о Боге! Разумеется, явление это благодатное. Талант Крупина не зарыт в землю, он действует не только на близких в семье, друзей, действует на миллионы крупинских читателей.
Честь и слава юбиляру!»
Приветствие, в самом прямом смысле, спасло меня. Ведь у меня за десять лет (1991 - 2001 гг.) не вышло ни одной книги. Почему? Да потому, что я не только не приветствовал приход «демократии» в Россию, но, как мог, противился ей. Повторял вслед за праведным Иоанном Кронштадтским: «Демократия в аду». Разве не так?
- Кто Вам дал самый драгоценный совет?
- Не совет даже, советы. Как поступать в житейских, жизненных ситуациях. Это мама. "Смеются над тобой? А ты ещё громче смейся", "С дураками не связывайся, плюнь да отойди". И ещё. О лести: "В глаза хвалят дураков, а кто ругает тебя, тому поклонись". О милостыне: "Большой милостыней не спасёшься". "Лучше всего потайно помогай, Бог увидит", "Благодарностей не жди, а сам помощи себе от кого, не забывай", "Ноги береги, с ног простывают", "В постели не залёживайся, не растягивайся. Проснулся - сразу вставай". И вообще материнский голос всегда во мне звучит. Вот её совет на преодоление всех обид и несправедливостей, обращённый к обидчикам: "Дай Бог вам здоровья, а нам терпения". К маминой житейской мудрости о подаянии: «ВЕЛИ, ГОСПОДИ, ПОДАТЬ, НЕ ВЕЛИ, ГОСПОДИ, ПРИНЯТЬ.» И второе, о брезгливых чистюлях: «С ГРЯЗНОГО НЕ ТРЕСНЕШЬ, С ЧИСТОГО НЕ ВОСКРЕСНЕШЬ». И ещё. «БУДЬ САМ ХОРОШ, ВСЕ ХОРОШИМИ БУДУТ», «НЕ РАДУЙСЯ - НАШЁЛ, НЕ ТУЖИ - ПОТЕРЯЛ».
- А чему Вас в жизни научил Отец?
- И отец, и мама настолько со мною всю жизнь, что я даже и не задумывался, чему они меня научили. Это Господь, Его великая милость ко мне, что они такие: красивые, добрые, любящие, никогда ни за что не наказывающие. Меня после первых публикаций, книги "Зёрна" хвалили за язык. А я думал, какой такой язык? Но это было великое сокровище, которым владели православные рабы Божии Николай и Варвара. Живу и говорю, как они. И пишу, как говорю.
Отец. А ведь, по сути, я полное его продолжение. Он не охотник, не рыбак, и я ни к чему мужскому не пристал. Он научил главному - жизненному поведению. Я уходил в армию, он сказал на прощание два завета, оба очень жизненные. "От службы не бегай, на службу не напрашивайся". И: "Вперёд не суйся, сзади не оставайся". Так и живу. Он никогда не гнался за деньгами, был до изумления неприхотлив. Честен до последней копейки. В одежде был скромен, Очень радовался, когда мы, его сыновья, дарили ему свои рубашки.
Много, своим единственным глазом, читал. Знал наизусть русскую поэтическую классику. За всех нас переживал, хотя иногда не знал, кто в какой класс перешёл. Очень ответственно подписывал дневники за неделю. И за мои трояки и пары никогда не ругал. "Это, Владимир, надо подтянуть", - только и всего.
Уже я и членом Союза писателей стал, а всё был для него ребёнком. Сижу за машинкой, он переживает: "Владимир, не перетруждайся". Письма писал всегда бодрые, весёлые. "Даю образец телеграммы в тяжелое время: Шлите денег поддержки штанов. (То есть от голода штаны не держатся). Или: "Ждать вам меньше огорчений, больше радостных минут. Пусть как светлые мгновенья до ста лет года идут". Или: "Бывают в жизни огорченья,- сказал петух плывя против теченья".
Всегда читал газеты, всегда переживал за события и в стране и в мире. О событиях в Грузии: "Ну, началась у них гамсахурдия". Никогда не говорил: Тбилиси, только Тифлис. Очень горевал от нашествия мерзостей российской демократии. "До какого сраму дожили. А вы-то ещё до какого доживёте"
О любви к нему написал я рассказ "Отец, я ещё здесь". И ещё рассказ, о нём же, "Дети кочегара".
- Каким ремеслом Вы овладели ещё в юности? В чём, помимо литературного труда, Вы чувствуете своё второе призвание? Гоголь, например, прекрасно шил, Даль, Чехов и Булгаков лечили людей, Пришвин был землеустроителем...
- Да нет, похвалиться нечем. Естественно, сельский мальчишка, я просто обязан был уметь, и умел строгать, пилить, косить, знать технику. Конечно, старший брат всё делал лучше меня, но не успел я чему-то от него научиться, как подпёр всё умеющий младший брат. Но скворечник, полку мог сделать. На токарном станке работал, на фрезерном. На тракторе, на комбайне. Всё потом в армии пригодилось. На Высших командных курсах "Выстрел" и БМП, и БТР, и танк водил.
Но более техники прилегало к сердцу крестьянство: кони, сенокос, осенние работы в колхозах. Всегда какие-то радостные: уборка картошки, теребление льна, труды на зерносушилке, много всего. И как-то особо не хотелось вникать в то, как подшить валенки, прибить подмётку, потому что всегда это делали братья. Но и лодырем не был, дрова всю зиму пилить-колоть, воду носить, всего доставалось. Но это и была жизнь, и ничего в ней не было крепостного. Либералы в 90-х пищали, что в советское время детей эксплуатировали. Так дети и вырастали от такой "эксплуатации" закалёнными к жизненным невзгодам. Не на Болотную площадь бежали, а к трудам во славу Отечества.
- Хозяйственные дела сильно мешают написанию книг, или наоборот?
- Написанию ничего не мешает, лишь бы писалось. А отвлечение от писания даже полезно. Из отрочества помню: "Сидят папаши, каждый хитр - землю попашет, попишет стихи". И не надо о писательских трудах думать, как о чём-то необыкновенном, таком, что даже оторваться от них и сходить за картошкой неприлично. Работа и работа. Ну да, специфика, ну да, не такой, как все. Да ведь и все не такие, как все.
- Какой Ваш самый бесшабашный поступок?
- Думаю, это самовольная отлучка из нашей режимной ракетной части Московского округа. Я дружил с девушкой, у нас была пылкая юношеская влюблённость. Она - студентка в. Иваново. Переписка у нас была ежедневная, письма летели к ней и от неё ласточками. И вдруг всё оборвалось. Пишу - молчание в ответ. Весь извёлся. И вот, а это было на грани безумия - рванул в самоволку. Как меня не засекли патрули, как я сел в поезд, приехал в другой город, пробыл день, уехал обратно, вернулся в часть, как?
- На что Вам не хватает смелости?
- Бросить всё и уйти в монастырь.
- Если бы Вашу жизнь снимал талантливый режиссёр, а Вас попросил написать сценарий, с чего бы Вы начали?
- Так если он талантливый, сам и напишет. А о себе писать, все равно что-то наврёшь. Ты же себя со стороны не видишь. А когда видишь, что тебя со стороны видят не таким - смиряйся. У меня опыта фильмов о себе было немного, хотя были и фильмы. Были и какие-то, иногда многоминутные, многостраничные интервью. В них никогда не было полноты высказываний, законченности, скажем высокопарно, образа.
- На каком музыкальном инструменте всегда хотели играть?
- Я пробовал. Ни на чём не получалось. И струны щипал и в клавиши тыкал, и кнопки нажимал - дикие звуки. И как-то не возникало упрямства: а вот я все равно научусь! Отступился. Из меня получился слушатель. А чем это плохо? Хороший слушатель более сохраняет музыку, нежели плохой исполнитель
- Если бы у Вас невзначай появился дар гончара, что бы первую очередь создали из глины?
- "Есть сосуды для высокого употребления, есть для низкого". Вылепил бы горшок для приготовления пищи и вазу для цветов.
Беседовала ИННА ВОСКОБОЙНИКОВА, газета «Православный Крест»
.jpg)
1. Re: «Будь сам хорош, все хорошими будут...»