Михаил Михайлович Иванов, Председатель Наблюдательного Совета ООД «Россия Православная»: Вопрос Сербского языка в Черногории сейчас принял политическое измерение.
Огнен Войводич, православный публицист: Вопрос Сербского языке в Черногории сегодня является политической проблемой в той мере, в какой это было и 100 лет назад в рамках югославской языковой политики Королевства Сербов, Хорватов и Словенцев (позднее - Королевстве Югославии) - «трёхименной язык и народ».
Историки и филологи знают, что идеи югославского языкового проекта никак не проявлялись в истории Черногории до образования Югославии. Да и на протяжении почти столетней истории Югославии, когда сербский язык был официально зарегистрирован под названием «сербохорватский», в Черногории в народе свой язык именовали именно Сербским.
Павел Вячеславович Тихомиров: До присоединения Королевства Черногории к Королевству СХС официальным языком в Черногории был Сербский язык, а письменность - кириллица.
Огнен Войводич: В Законе о Народном образовании Королевства Черногории, напечатанном в Цетине в королевской государственной типографии в 1911 году, читаем следующее:
«Статья 1. Задача народных школ состоит в том, чтобы воспитывать детей в национальном и религиозном духе и готовить их к гражданской жизни, распространять образование и сербскую грамотность среди людей».
Тот же закон утверждает в других статьях, что дети не могут посещать школы иностранных языках, пока они не закончат школу на сербском языке.
Важно отметить, что в третьем разделе «Обучение» в статье № 26 говорится:
«В начальной школе преподаются следующие предметы: 1. Христианская наука; 2. Сербская история; 3. Сербский язык; 4. Церковно-славянское чтение».
П.В.Тихомиров: Югославянские эксперименты разрушили в массах людей общесербское сознание, а потом - на этих руинах - были сфабрикованы различные региональные идентичности, в т.числе и «черногорская». Инструментом укоренения новой мифологии, нового самосознания является языковая политика.
В нашем случае имеем переименование сербского языка в «черногорский» и переход от кириллицы на латинский алфавит.
Огнен Войводич: Чтобы понять языковую политику, осуществляемую управляющими Черногорией, нам нужно понять логику политики югославянизации языка.
П.В.Тихомиров: Да, удивительно, но даже образованные сербы - как показывает практика личного общения на тему - то ли забывают, то ли не ведают того, что разрушение сербской идентичности начато было задолго до Тито. Причем я сейчас имею в виду не австрийских специалистов по фабрикации новых этносов, а руководство югославянского государства. Конкретно сербского королевича Александра Карагеоргиевича, ставшего Югославским Королём-Объединителем.
Огнен Войводич: Первое переименование сербского языка сербской стороной было проведено сербским филологом профессором Белградской Высшей школы Джуро Данчичем (настоящее имя Джордже Попович). Даничича пригласил епископ Иосип Юрай Штросмайер, покровитель Югославской Академии наук и искусств (Загреб), и предложил создать «Словарь хорватского или сербского языка» для Югославской академии и как кодификацию Хорватского языка.
Даничич переехал в Загреб в 1867 году, был назначен секретарем Югославской АН, а руководил работой Югославской АН католический клирик Франьо Рачки, филолог...
М.М.Иванов: А ещё археолог и историк. Но, конечно, известен именно как филолог. За крупный вклад в развитие славистики был избран иностранным членом-корреспондентом Российской Императорской Академии наук и почётным членом Московского университета.
П.В.Тихомиров: Человек, несомненно, всесторонне одарённый. Но мы сейчас говорим о том, что таланты, данные ему от Творца, использованы были в качестве инструментов реализации языковой политики Габсбургов.
Габсбурги прекрасно отдавали себе отчёт в том, что по мере ослабления религиозного настроя в обществе, подданные перестанут ощущать свою принадлежность к единому сообществу.
Но для подавляющего большинства людей сообщество, к которому человек принадлежит, представляет чрезвычайную ценность. Речь идёт не только об условно говоря реальных сообществах, так и о т.н. виртуальных сообществах.
Реальные сообщества - это такие объединения людей, судьба которых прямо отражается на судьбе человека.
Виртуальные сообщества - это объединения, судьба которых задевает данного человека умозрительно. В силу того, что человек рассматривает себя как члена этих сообществ.
Классическим примером такого виртуального сообщества можно считать религиозную конфессию (Подчёркиваем, конфессию, ибо Церковь с большой буквы - это, всё-таки, не просто объединение единомышленников, не партия, а в первую очередь действие Духа Святого в людях).
Исследователь распространения национализма в современном мире Бенедикт Андерсон обращает внимание на то, что возникновение и усиление феномена "наций" не случайно совпало по времени с умалением и даже полным исчезновением влияния религиозного фактора на мотивацию поведения человека.
Исследователь культуры Эсперанто Максим Солохин пишет по этому поводу следующее:
«Чем в большей степени люди в своей осознавали себя венграми, русскими, поляками, украинцами, тем меньшую роль играла для них принадлежность к исповеданию: католичеству, православию, той или иной ветви протестантизма и т.д.
А это означит, что ту душевную энергетику, которая раньше заставляла людей вести религиозную жизнь, отправляться в крестовые походы, отстаивать свои религиозные ценности порой ценой своей жизни, теперь стало возможным канализировать в другом направлении - что открыло новые необъятные возможности для политтехнологов.
Вообще говоря, языковой фактор вовсе не является единственным фактором национализма. Однако в Старом Свете удобнее всего было опираться именно на этот фактор. И вот на протяжении XIX века внезапно осознают своё (воображаемое) единство огромные массы людей, которые читают газеты, написанные на одном и том же языке. Границы языков, которые никогда раньше не играли настолько важной роли, чтобы всерьез учитываться в политике, внезапно становятся зловещими границами между озлобленным друг на друга массами, которые вдруг осознают себя разными народами.
Здесь важно понимать, что для того, чтобы сфабриковать серьезное политическое движение, на первом этапе совершенно необязательно вовлекать в него массы. Гораздо важнее и перспективнее вовлечь в него интеллектуалов, придать этому движению респектабельность».
И вот Габсбурги поддерживают солидных, известных далеко за пределами своих Университетов людей, для того, чтобы решить конкретную задачу - переориентировать южнославянских своих подданных, и интегрировать их в фабрикуемый корпус новохорватской политической нации.
Мы говорим «новохорватской», поскольку Хорватия имеет свою собственную древнюю историю, и обзывать хорватов просто «окатоличенными экс-сербами» крайне некорректно. Другое дело, что в новохорватский национальный корпус угодил целый пласт славян-римокатоликов.
Для того, чтобы славяне-римокатолики осознали себя хорватами, был избран очень остроумный ход. Римокатоликов, являвшихся носителями штокавского диалекта, никто не заставлял разговаривать на диалектах, используемых природными хорватами. Т.е. никто не стал навязывать кайкавский или чакавский.
Вместо этого все славяне западных Балкан получили т.н. хорвато-сербский (или сербо-хорватский) в качестве литературного языка.
Теперь все жители западных Балкан могли читать одни и те же газеты. Следовательно, размывались границы между хорватами (продолжавшими в быту пользоваться своим природным языком) и нехорватами.
Огнен Войводич: Важно ещё и то, что когда язык перестал называться собственно Сербским, окатоличенным сербам стало гораздо проще растворяться в несербской среде.
Филолог и историк Александр Фёдорович Хильфердинг в книге «Путешествие по Герцеговине, Боснии и Старой Сербии» указывал на то, что «Серб-римокатолик отрекается от всего сербского, поскольку православного предания не знает, не знает ни сербской Отчизны, ни сербского прошлого.
Для него существует только узко провинциальная малая родина. Он называет себя босанцем, герцеговинцем, далматинцем, славонцем - в зависимости от того: в какой области он родился.
Соответственно, свой язык он называет боснийским, герцеговинским, далматинским, славонским и т.д.
Если он желает предельно обобщить понятие об этом языке, то называет его «нашенским языком» («нашким језиком» - в оригинале).
Он спрашивает, например, иностранца: «Умеети ли Вы по нашенски?»
А что это за «нашенский язык» он и объяснить не может.
Потому как нет у него осознания принадлежности к общей Отчизне, к общему народному имени. Только своя провинция»
М.М.Иванов: как сейчас модно выражаться: локальный патриотизм...
Огнен Войводич: Но что взять с жителя Далмации или Славонии, если руководство южнославянского государство, сербы, мнящие себя аристократами, отказались от названия своего собственного языка?
До тех пор в мировой истории, даже в истории Центральной Африки не было подобных примеров, когда руководство одной исторической нации, имеющей многовековую культуру собственной письменности, изменило бы название своего языка и приняло иностранную письменность.
Истории до сих пор неизвестны примеры добровольного переименования языка и перехода от своего алфавита к другой и совершенно иной письменности...
П.В.Тихомиров: Если только речь не идёт о программе колонизации некоего народа.
Религиозная самоидентификация сменяется национальной, национальная - языковой. Лёгкая манипуляция с идеями «локального патриотизма», смена названия языка - и имеем уже новую идентичность. Языковая самоидентификация сменяется национальной, а затем происходит полная «перезагрузка» мировоззрения».