itemscope itemtype="http://schema.org/Article">

Консервативный социализм и будущее России, или Как выковать меч для битвы с драконом революции?

Сочинение на конкурс «Революция в России: есть ли предпосылки, реальны ли угрозы»

Бывший СССР  Александр Сергеевич Пушкин  Конкурс «Революция в России: есть ли предпосылки, реальны ли угрозы»   Православный социализм 
0
896
Время на чтение 52 минут

«Государство обращается в церковь». Достоевский

«Пушкин - это русский человек в развитии, каким он явится через 200 лет». Гоголь

«Консервативный социализм - это просто другое название Традиционного общества». (Из разговоров)

Столетний юбилей Русской революции заставляет нас не только внимательнейшим образом всматриваться в историю последних ста лет русской истории, но и вслушиваться в гораздо более далекие рифмы истории. Можно ли, например, не вспоминать в эти дни также и октябрь 1517-го, провозгласивший 95 тезисами Лютера грозное начало революционной эпохи в Европе.

Эти же многозначные рифмы заставляют формулировать наши важнейшие вопросы максимально фундаментально. Чем были для мира прошедшие 500 лет Революции? Какова природа Революции и почему традиционная христианская Европа не устояла перед ее натиском? Что такое Революция и что такое Традиция в их онтологических началах? Наконец, что такое сама История?

Очевидно, что лишь ответив на эти фундаментальные вопросы, можно подойти и к ответам на вопросы, более насущные. Именно этим путем (сколько бы трудным он не казался) мы и пойдем.

Итак, прежде всего, нам необходимо понять, что такое в своих онтологических основаниях Революция и Традиция; затем - проанализировать исторические судьбы обоих начал (или, скажем иначе - исторических векторов); затем - вникнуть в духовные причины поражения Традиции и гибели традиционной Европы; определить место России в общей драме Христианского мира; проанализировать перипетии борьбы Традиции и Революции в русской истории и выяснить причины крушения исторической России; особенно внимательно вглядеться советский период, с его причудливым переплетением модернистских и консервативных элементов... Что бы, наконец, выйти вратами новейшего времени в наше настоящее. И лишь тогда почувствовать себя готовыми отвечать на насущные вопросы сегодняшнего дня. В какой фазе войны Традиции и Революции находится современный мир? Куда ведет его вектор Революции и что конкретно может противопоставить ему Традиция?

Вот по такому примерно плану мы и построим свою работу. Она будет состоять из четырех частей. В первой (Дух Революции против духа Традиции) мы попытаемся ответить на вопрос: что такое История и как рождаются в ней традиционный (консервативный) и революционный вектор? Как и почему происходит слом традиционной парадигмы и революционный вектор начинает превалировать? Во второй - обратимся к русской истории и попытаемся осмыслить место и судьбу России в общей трагедии Христианской цивилизации. В третьей - обратимся к советскому периоду и проследить странную метаморфозу советского большевизм от от чисто революционной стихии к почти традиционной империи, причудливо сочетавшей в себе модернистские и традиционные черты. Наконец, в четвертой части, суммировав наши выводы, попытаемся продолжить наше настоящее насколько возможно в будущее и нарисовать некоторые черты той идеологии и общества, которые могли бы достойно противостать «революционным тенденциям» современности...

Но прежде чем мы приступим, немного о слове «социализм» в названии работы.

Что такое консервативный социализм?

Слово «социализм» впервые употребил французский философ Пьер Леру в 1834 г. В работе «Индивидуализм и социализм» Леру вводит понятие «социализм» как прямую антитезу «индивидуализму» (либерализму), противопоставляя общественную функцию человека его стремлению «к свободе». При этом, обосновывая идею социального государства, Леру ссылается на утопистов, Мора и Кампанеллу. Однако, настоящим основанием идеи «общественного государства» (в том числе и для Мора и Кампанеллы) является, конечно, «Государство» Платона.

В диалоге «Государство» Платон описывает традиционное трехсословное иерархическое общество: мудрецы (или цари-философы), стоящие во главе государства, сословие воинов, защищающее страну, и сословие крестьян, ремесленников, торговцев, - то есть кормильцев. Это очень надежное, сплоченное, спаянное воедино общество, в котором каждый на своем месте, все друг в друге нуждаются и каждый призван заботиться о других (каждый за всех и все за каждого).

Идеальное государство Платона есть, по сути, монархическая аристократия. Именно из аристократии (сословия воинов) выходят, путем отбора лучших, будущие мудрецы-правители. Все в государстве подчинено благу общего. Частная собственность (как ведущая к эгоизму и худшим проявлениям олигархии) упразднена. Ведь такое благороднейшее сословие, как воины-стражи способно на высшее проявление любви - дружбу, а у друзей все должно быть общее, - говорит Платон. Обобществлены (в целях воспитания идеального потомства), даже дети. Зато для способных детей открыты все социальные лифты, не взирая на сословия. Во всем строе идеального государства царит Евгеника, нацеленная на отбор лучших пар и лучшего потомства.

Если таково идеальное государство - власть благородных и лучших, нацеленных на достижение идеала гармонии и блага, то противоположна ему, конечно, власть самых развращенных, власть безобразных денежных мешков - олигархов. Но последним воплощением зла является даже не она. Ведь даже самая безобразная олигархия обязательно скатывается еще ниже, к власти худших, власти остервенелого плебса, то есть - демократии.

Позднее, идеалы платоновского «Государства» питали социальные институты Христианской Римской империи. Византийская «Симфония властей» представляла собой все то же иерархическое трех-сословное общество, которое венчали император и патриарх, вместе осуществляющие заботу, один - о физическом, а другой - о духовном мире граждан Империи.

Когда, гораздо позднее, Бенджамин Дизраэли будет описывать средневековую идиллию сословного социального государства, в котором «имущие и неимущие представляли собой естественное единство», подобное «двум братьям-близнецам», и призывать к ней вернуться, Маркс язвительно назовет эти идеи «Молодой Англии» «феодальным социализмом». Но мы вполне можем принять этот термин безо всякой иронии.

Действительно, традиционное патерналистское общество под властью христианской церкви и короля, когда богатые помогают бедным, а мир в силу этого устойчив и прочен, во многих чертах и было таким «феодальным социализмом».

На Востоке же, где феодализм не развился, осуществлялся свой, чисто имперский социализм, во многом даже гораздо более социально защищенный, нежели западный.

Федор Успенский в «Истории Византийской Империи» описывает византийский крестьянский общинный уклад как, в высшей степени надежный и социально защищенный. «Крестьянский закон» VIII в. дает нам прекрасную иллюстрацию такого уклада и социальных мер, направленных на установление и защиту свободного крестьянского сословия и мелкого землевладения.

А о таких мерах имперского правительства, как возложение круговой ответственности на крупных землевладельцев за состоятельность общины (крупные бюрократы жестко принуждались к защите интересов мелких собственников и крестьянской общины), Успенский говорит как о «редких в истории мерах», которым Запад «не может представить и тени подобия».

Этот общинный уклад, сохраняемый под бдительным присмотром имперской власти, был столь крепок и надежен, что оставался несломленным вплоть до турецкого завоевания.

На Западе, с его борьбой за власть и сложными феодальными взаимоотношениями сюзеренов и вассалов, подобное внимание высшей власти было исключено, а крестьянская община оказывалась в полной власти поместного дворянина.

В этой, подрывающей силы государства, борьбе за власть и рождался западный либерализм. Именно фрондирующая аристократия, желающая эмансипироваться от власти короля, стала движущей силой пуританских сект, породивших современный мир с его трехголовым драконом: «либерализмом», «демократией» и тоталитаризмом - неизбежным спутником и надсмотрщиком двух первых.

Не удивительно, что, родившись как антитеза «либерализму», слово «социализм» привлекло к себе всех тех, кто отрицал идеи просвещения и французской революции. Такие социалисты как граф Сен-Симон (учение которого Маркс обозвал утопическим) провозглашали аристократическо-буржуазный социализм на основе христианских идеалов и модернизированной церковности. А рука об руку с учениками Сен-Симона, и, фактически, под одними знаменами выступали такие ультра-реакционеры и правые контрреволюционеры, как Де-Местр, Бональд и Балланш. И вот здесь мы уже с полным правом можем употребить термин консервативный социализм. О сущности же последнего сказать, что это просто другое название традиционного христианского общества. То есть, такого общества, которое противостоит предельной атомизации и хаосу либерализма, отстаивает традиционные ценности, считает, что интересы общества должны превалировать над эгоистическими устремлениями индивида, которое смотрит на государство не как на «груду камней» (либерализм), но как на «дом для народа», а на общество - не как на «игру свободных сил», а как на большое общее дело, участником которого является каждый его гражданин.

ЧАСТЬ ПЕРВАЯ. ДУХ РЕВОЛЮЦИИ ПРОТИВ ДУХА ТРАДИЦИИ

«Народ не узнал Мессии в Христе, отверг Его и распял. Это - центральный факт во всемирной истории, к которому всемирная история шла, из которого она исходит и который делает еврейство как бы осью всемирной истории»

Н. Бердяев, «Смысл истории»

«Идею вечности воплотили два образа в истории человечества: на западе - Вечный Рим, на востоке - Вечный Жид»

Проф. Ф.Ф.Зелинский, «Соперники христианства»

1. Рим и Иудея как два начала Истории

Что такое История? Мы, разумеется, не собираемся погружаться сейчас в интерпретации различных философий истории. Вопрос этот интересует нас исключительно с точки зрения народного самосознания. Иными словами, вопрос стоит так: когда тот или иной народ начинает задумываться об истории? Очевидно, когда впереди появляется исключительно важная цель, к которой устремляется дух народа. До этого момента истории для народа в полном смысле не существует.

Традиционные общества древних цивилизаций были к Истории совершенно равнодушны. Ведь с их точки зрения, важнейшее Событие, которое определяло их бытие, осталось в глубоком прошлом. В том, далеком, мифическом прошлом, боги действительно совершили нечто важное. Из первозданного хаоса они вызывали к жизни бытие и обустроили его. Они создали и приобщили к бытию людей и научили их поддерживать установленный порядок, дабы мир снова не погрузился в хаос. Повторять великое делание богов, поддерживать связь с богами и первозданный порядок - таким было, по мысли традиционного общества, задание людей. Так понимало оно смысл своего существования.

Понятно, что в этой парадигме мысли Истории как таковой нет, и не может быть. Бытие традиционной цивилизации движется по кругу повторения великого ритуала, заклинающего силы хаоса, как в некоем вечном зачарованном хороводе, все внимание участников которого устремлено в сакральный центр круга. Там, в центре (где горящий костер отбрасывает блики и тени на лица), действительно происходит нечто важное: там, в первобытной мистерии бытия, из хаоса рождается мир и претворяется в нечто, чем становится народ - главный участник этой мистерии, стена и хранитель этого бытия.

Таков мир древних месопотамских городов-зиккуратов, таков мир древнего Египта. Даже просвещенные греки, со всем их философским складом ума, еще совершенно равнодушны к истории. «Отец истории» Геродот обращается к истории Пунических войн лишь потому, что они поставили Греческий мир на грань эсхатологической катастрофы, - следовательно, породили философский вопрос: быть или не быть самому греческому миру. Но и это еще, строго говоря, - не История.

По-настоящему, История является тогда, когда перед народом является впереди ясная цель. Цель же может явиться только, как новое указание богов, как их новый завет с людьми.

Нам известны только две важнейшие манифестации такого рода: завет Авраама с Иеговой и завет Энея с богами. Мы сознательно упрощаем и упускаем некоторые моменты (например, весьма важную в этом контексте персидскую традицию), чтобы сосредоточиться на главном: История рождается в борьбе, прежде всего, Иудейского и Римского духа, иудейского и римского начал цивилизации.

Ибо «всю землю, которую ты видишь, тебе дам Я и потомству твоему навеки, и сделаю потомство твое, как песок земной; если кто может сосчитать песок земной, то и потомство твое сочтено будет; встань, пройди по земле сей в долготу и в широту ее, ибо Я тебе дам ее». (Быт. 13:14-17) - таков завет Иеговы с Авраамом.

«Я же могуществу их не кладу ни придела, ни срока, Дам им вечную власть... Римлянин! Ты научись народами править державно - В этом искусство твое! - налагать условия мира, Милость покорным являть и смирять войной непокорных - так старец Анхиз раскрывает волю богов спустившемуся в царство теней Энею. Или, вернее, так, «отец Запада», Вергилий («Энеида»), осмысливает цели Римской империи на заре ее зарождения. (Вергилий, по справедливому замечанию Т.Элиота, единственный, среди всех поэтов классической древности, для кого «мир построен разумно, обладает порядком, достоинством и для кого, кроме древнееврейских пророков ...история имеет смысл»).

Налицо прямое столкновение интересов: «дам землю тебе и детям твоим», - говорит Иегова - иудеям... «ты научись народами править державно», - говорят боги Рима римлянам. И здесь уже в полном смысле можно говорить о рождении двух векторов Истории и двух различных образов действия.

Римская экспансия - это экспансия прямого военного захвата. Рим завоевывает и смиряет племена и народы, а затем приобщает их благам римской цивилизации и вводит местных богов в имперский пантеон.

Стратегия Израиля совершенно иная. Это развернутая программа религиозного и культурного проникновения. Экспансия на уровне религиозного прозелитизма, центром которого становится Александрия 4-2вв. до Р.Х.

Экспансия эллинизированного еврейства породила великие явления культуры. Прежде всего, конечно, перевод Библии (Септуагинта, «Перевод семидесяти», 3-й век до Р.Х.) на греческий. Именно Септуагинта стала фундаментальной базой для духовной экспансии еврейства в культурном мире эллинизма. Вдохновленный надеждой на скорое пришествие мессии, «иудаизм уселся на греческого орла и отправился вместе с ним в долгое путешествие по всему Средиземноморью», - как пишет один современный еврейский автор (Шломо Занд, «Кто изобрел еврейский народ»).

Иудейский прозелитизм того времени породил и множество других культурных явлений (например, Филон Александрийский в философии). Причем, направлен он прежде всего на элиту Римского мира, и, к первому веку нашей эры имел немалые шансы на успех... На пике этой экспансии «религию Моисея» исповедовали, по некоторым данным, до 7-8% жителей Империи, в основном из средних и высших слоев общества, жены высших римских аристократов (самый наглядный пример - Поппея Сабина, вторая жена Нерона)... Известно, что александрийские банкиры финансировали и избирательную компанию Цезаря, благоволившего к евреям. Светоний пишет, как после убийства Цезаря, огромное количество иудеев шло за гробом и оплакивало его.

Итак, первая стратегия - это стратегия прямого действия, захватнической войны. Вторая - стратегия непрямого проникновения, через обращение элиты. Потому, первую стратегию мы условно назовем «имперской», а вторую - «революционной». Так эти стратегии определились в веках, такими они и останутся в будущем, уже до конца времен. В этом смысле, римская и иудейская традиции есть не просто две религии, или два общественно-политических уклада, но, прежде всего, две грандиозные политические программы, два противоположных взгляда на конечные цели мира и цивилизации в целом.

2. Противостояние

Столкновение двух «векторов истории» привело к самым драматичным в истории событиям и конфликтам. Среди которых, главными были, конечно, проповедь Христианства, шедшая по дорогам, проложенным иудейскими прозелитами (вспомним, что ап. Павел начинал как фарисейский миссионер), и восстание Бар-Кохбы 132-135г. н.э.).

Восстание Бар-Кохбы (которого раби Акива, религиозный лидер иудеев того времени и будущий отец талмудического иудаизма, провозгласит мессией, «Сыном звезды») будет жестоко подавлено, а иудеи - изгнаны из Иерусалима и рассеяны по всему миру.

С этого времени начинается новая фаза противостояния двух «векторов истории». В 4-м веке н.э. Римский император Константин примирит мессианскую и имперскую идеи в пространстве Римской Империи. В последующие века Христианство станет ее официальной религией, а сама Империя, «обручившись» с Церковью, обретет не только абсолютный горизонт своей власти («и проповедано будет Евангелие всем народам»), но и абсолютную духовную вертикаль («милость и истина встретятся, правда и мир облобызаются»).

Однако, драма мировой истории на этом не завершается. Наоборот, она обретает новый, еще более напряженный драматизм. Масса иудейского народа (и, прежде всего, - его элита), не приняв посланного им Мессии, но ничуть не усомнившись в данных ему обетованиях, продолжит ждать мессию иного. Христиане же (бывшие язычники) уверовав, что обетование, данное Аврааму, исполнилось во Христе, начинают говорить о себе, как Новом Израиле, к которому перешло обетование Израилю ветхому.

Так, два вектора, заново определившись, продолжат свое движение вдоль силовых линий Истории. При этом, картина мира христианских народов обретает момент законченности и совершенства. Римская империя, по мнению христиан, должна расширить свою власть до пределов вселенной и просветить всю вселенную светом христианской проповеди. Иудеи же, отгородившись от христианского мира стеной собственной традиции и патернализма, продолжат ожидать пришествия своего «грядущего мессии», готовя, тем самым, мощный рестарт своего «революционного вектора».

И действительно, со времени падения Константинополя (1453) «революционный вектор» мощно активизируется. Это не значит, конечно, что все будущие революционные движения будут инспирированы непосредственно иудейством. Факт, однако, остается фактом: еврейство выходит из гетто на авансцену Истории одновременно с началом Нового времени (символично, что 1492г., то есть, 7000-й г. от сотворения мира, в который еврейство ожидало начало мессианской эры, совпадает с годом открытия Америки и изгнания евреев из Испании).

С этого момента все еврейство пробуждается к активной деятельности. Вместе с распространением каббалы, среди иудейства распространяется учение о еврейском народе как коллективном мессии. Это учение подкрепляется убеждением: каждый иудей должен приближать царство мессии. Этот новый образ мысли и объясняет сверхактивность Израиля в последующие века, которая не может не поражать.

Изгнанные из Испании сефарды расселяются в центральной Европе и Нидерландах. За сим следует бурное распространение банковской системы и новых банковских институтов (кредит, биржа, акция, облигация и т.д.) С успехом нидерландской, а затем английской революций, мир начинает завоевывать институт центробанков, а на месте средневекового тандема король-церковь является новый тандем: банк-государство.

В это время «революционный вектор» Истории явно начинает превалировать над «имперским»: эпоха географических открытий, научная революция, Ост-индские торговые компании, «треугольная торговля», завоевание Америки, распространение капитализма и либеральных идей. В большинстве этих движений еврейство принимает самое активное участие. Это и понятно: во всех них ярко разгорается огонь нового мессианства.

Особенно же яркими вспышками нового мессианизма становятся Французская и Русская революции. Опять же, не будем указывать на мессианское нетерпение и чаяния людей «нового времени» как единственную и даже главную причину революций. Причин крушения европейских империй (как и самого Христианского мира) было много. Однако, хотя причин и много, движущих векторов истории, как мы убедились, всего два: традиционный и революционный.

3. Рождение Нового мира

Однако, в чем все-таки причина крушения Традиционного мира? Соблазнительно было бы указать на вину «вечного революционного разрушителя». Очевидно, однако, что первой по важности окажется все-таки внутренняя причина. И наш ответ, если выразить ее совсем кратко, будет таким: главной причиной крушения Христианского мира стал его раскол; раскол единой христианской ойкумены сперва по линии империи (800 г.), а затем и по линии Церкви (1054). Следствием этих катастроф стало и крушение Константинополя (1453), который, хотя к 15 веку и потерял свое политическое значение, однако продолжал оставаться духовной осью Европейского христианства.

С этого момента распад Христианского мира уже не остановим. Через полвека является Лютер - предтеча гражданских войн и разрушительных революций Нового времени. В Кальвинизме мы уже видим, фактически, семя Ветхого завета, проросшее на христианской почве. «Народ избранных» - это лишь новое переиздание «избранного народа».

Любопытно, что само устройство реформистской церкви Кальвина повторяет устройство иудейского синедриона: во главе новой «реформистской церкви» стоит духовная интеллигенция, фрондирующая аристократия и олигархия. Сама же новая «церковь» обретает вид революционных ячеек, покрывающих густой сетью Европу (прежде всего, Англию и Юг Франции).В лице кальвинистской церкви и ее «нового народа» Новый мир объявляет весь прочий мир «проклятым» и объявляет ему (то есть, Римской Империи и Католической церкви) войну на уничтожение.

Из народных масс, напуганных эсхатологическими ожиданиями и разагитированных пуританскими проповедниками, Кромвель собирает свою образцовую «красную армию» - идеальную машину для сноса существующего миропорядка. Скоро придет конец старой королевской Англии. В огне 30-летней войны сгорит традиционная католическая Европа, и Вестфальский мир положит конец ее единому имперско-христианскому миропорядку...

4. Марксизм

Итак, перед нами - готовая схема Революции, созданная на века вперед.

Дальнейшее течение Истории австрийско-американский ученый Эрик Фогелен удачно назовет «каскадом гностических революций».

К началу ХХ-го века этот «каскад» достигает своего бурного максимума в учении марксизма. Учение Маркса - это все то же модернизированное мессианство, где мессией выступает уже не иудейский народ или новый «народ избранных» как у Кальвина, а пролетариат, «рабочий класс». А его фундаментальным «талмудом» становится уже не «Наставления в христианской вере» Кальвина, а «Капитал».

Опора нового революционного учения на нового мессию-гегемона также вполне понятна. Индустриальная революция согнала крестьян с земли, превратила их в изгоев. Эти огромные массы, наполнившие города, лишенные корней, представляли собой мощную потенциальную силу хаоса, которую оставалось лишь разбудить. Дать темным необразованным массам (человеческому сырью индустриального мира) идею, консолидировать и бросить на уничтожение остатков традиции - именно эту программу и задает марксизм.

К началу ХХ века революционный вектор марксизма обладал мощнейшим кумулятивным зарядом; а международный финансовый капитал, под эгидой Британской империи, фактически, господствовал над большей частью мира.

В то же время, Германская, Австро-Венгерская, Русская империи, представлявшие собой осколки бывшей Христианской Римской Империи, были крайне рыхлы, неповоротливы и, изъеденные изнутри «прогрессивными идеями», мало способны к сопротивлению.

Последним решающим броском «духа Революции» стала организация Первой мировой войны, хаос новых революционных потрясений и новой «тридцатилетней гражданской войны» в Европе (1914-1945гг.), окончательно разрушившей остатки традиционного христианского мира.

После Второй мировой европейский мир оказался поделен между двумя сверх-империями, а на руинах бывшей христианской Европы восторжествовали две модернистские идеологии: либерализм и большевизм - два лика революции и анти-традиции.

5. Выводы.

Итак, историческое бытие нашей цивилизации определили два духовно-политических вектора, которые мы условно назвали «традиционным» и «революционным». Целью одного стало расширение Римской Империи и проповедь Христианства в самых далеких областях мира, целью второго - ожидание и приближение пришествия иного мессии.

Причем, «дух революции», с неослабевающей энергией устремленный только вперед, к событию, которое еще только должно произойти, ощущал современную ему христианскую цивилизацию как на нечто, что подлежит деконструкции и устранению. И к концу ХХ века эту деконструкцию ему практически удалось осуществить.

После этих предварительных замечаний, мы, наконец, готовы обратиться к главной теме нашей работы - контексту Русской истории, Русской революции и Русского будущего.

ЧАСТЬ ВТОРАЯ. РУССКАЯ ИСТОРИЯ - ПУТЬ НАД БЕЗДНОЙ

«Творческое слово есть как адамантовый мост, на котором поставлены и стоят твари, под бездной Божией бесконечности, над бездной собственного ничтожества».

Митрополит Филарет (Дроздов)

«Все страны граничат друг с другом, одна Россия граничит с Богом».

Рильке

Начиная с восстания Бар-Кохбы против Римской империи, всякая великая революция, поскольку не завершается приходом мессии, откатывается назад. Так за Английской революцией последовала реставрация Стюартов, за Французской - реакция Наполеона, за революцией Русской - империя Сталина. Феномен сталинизма оказался неким синтезом революционных и имперских идей, подобным тому, который осуществил в свое время Наполеон Бонапарт. Два исторических вектора спутались и причудливо переплелись в советской реальности. Но прежде чем мы обратимся к анализу советского опыта, бросим краткий взгляд на прошлое России и на ее место в общей трагедии Христианского мира.

1.Последнее время

В 980 г. Русь принимает крещение. В это время христианский мир уже политически расколот, хотя внешне еще сохраняет церковное единство. В этом, находящемся на грани раскола мире славянский Восток однозначно выбирает православие, и Русь становится законным правопреемником традиции Восточной части Христианской Римской империи.

Однако, Русская цивилизация оказалась самобытным, своеобразным миром, сильно отличающимся от рафинированно-дворцового византийского. Уже в «Слове о законе и благодати» митр. Иллариона мощно явлен ее собственный исторический вектор. Мы «последний из крещеных народов», а наше время «последнее». Потому, уже не «закон», а «благодать» должна стать нашим поводырем, уже не культура, а святость - нашей задачей. Таков пафос «Слова», задающего историческую задачу Руси: нацеленность на «максимум» христианства ввиду грозно приближающейся эсхатологической катастрофы.

Тот же «максимализм» обнаруживается и в корпусе летописных сводов, непрерывного текста, создающегося чуть не 800 лет. Русские летописцы ставят перед собой грандиозную задачу, желая охватить взглядом всю историю, объять всю вселенную, записать все события «от Адама».

В «Слове о полку Игореве» в полную силу заявляет о себе Русский космизм: весь космос этой поэмы живет, вращаясь вокруг главного ее героя, дыша с ним одним дыханием.

Но то же «Слово о полку» уже исполнено трагическими предчувствиями. Татарское нашествие подбивает бурное культурное развитие Русской цивилизации на взлете и приводит к грубому утяжелению ее культурного жеста. В тяжелом окладе Московского царства уже много татарских черт. Но подлинным символом Русского средневековья становится «Троица» Рублева, написанная «в похвалу» Сергию Радонежскому. Такова и средневековая Русь: торжество просветленной духовности, скрытое под тяжелым и немым окладом, словно Китеж-град, ушедший в глубины Русского космоса...

Центральная фигура русского средневековья - безусловно фигура Грозного. Ее трагизм предопределяет трагизм самого этого времени, времени бушующей в Европе Реформации, несущей гибель Христианскому миру. До Руси ее ветры добираются в виде т.н. «ереси жидовствующих», имеющей вид дворцового заговора.

Понятны отсюда жестокая реакция Грозного, как попытка удержать от натиска «антихриста» единственное, оставшееся верным христианское царство. Понятна отсюда и апология Третьего Рима. И завороженность Грозного философией Царства (Царь как образ Христа - в византийском понимании), и образом Августа - царя Рима, при котором рождается Христос. Со всем русским максимализмом, Грозный несет в себе оба эти образа. Но иногда (слишком велика ноша!), кажется, что сквозь образ Христа начинает проступать иной, противоположный образ. Грозный - это русский надрыв. В нем оказывается исчерпан образ Цезаря, удерживающего мир от распада. Исчерпано само Русское Средневековье.

За смертью Грозного следуют пресечение династии, и Смута. (Не случает и Борис Годунов - человек, уже целиком Нового времени, не царь, несущий подвиг служения, но человек, «сделавший себя сам»).

Драма патриарха Никона - следующий, неизбежный акт русской трагедии. Если драма Грозного была попыткой царства (в условиях эсхатологической катастрофы) возвыситься над священством, взяв на себя его функции (ее апофеоз - трагедия митрополита Филиппа), то в образе Никона священство берет реванш.

История Никона являет нам драму «византийской симфонии властей» с другой стороны. Программа Никона - это первая большая попытка выбора нового пути Руси в изменившемся мире, первая ее, в полном смысле, геополитическая программа. Только вдохновляет Никона уже идея не Третьего Рима, но Второго Иерусалима.

Но, как и попытка Грозного отстоять христианский Третий Рим от духа антихриста, эта первая русская попытка «взять Царьград» кончается катастрофой. Итогом «бунта» Никона против царя Алексея и «старой веры» становится Раскол. С Расколом приходит конец Руси как целостной Римско-Христианской цивилизации.

Все это приходится иметь в виду, чтобы понять фигуру Петра Великого, которого часто (и, во многом, справедливо) называют «первым большевиком». Действительно, методы Петра были жестоки и чрезмерны; рана, нанесенная им Русскому миру, - ужасна; и, переброшенный им «от 17-го века к 17-му году» мост - очевидная реальность .

Однако, какая всему этому была альтернатива? С манифестациями Грозного и Никона парадигма Средневековой Руси оказалась полностью исчерпанной. Реформированный же мир, идущий на смену Традиции, был миром технического скачка, вне которого Русь была политически обречена. Ее промышленность, армия, флот были либо безнадежно устаревшими, либо отсутствовали вовсе.

Ради роковой необходимости «скачка», Петр был вынужден войти в контакт с кальвинистскими Голландией и Англией - врагами традиционной Европы. Результатом чего стало зарождение в России революционного дворянства, которое, спустя три века и приведет страну к революции.

Но, очевидно, что в отсутствие этого «цивилизационного скачка» Русь ожидали лишь быстрый распад, завоевание и гибель. Петр за волосы вытащил Русь из глубокой трещины Раскола и дал ей новую форму и направление, соответствующие новому облику мира.

2. Пушкин

Однако, спасая, таким образом, Русь, Петр сам, при этом, стал ее роковым расколом. И на этот ее новый раскол спустя двести лет последовала реакция Русского духа. Этой реакцией стал Пушкин.

О Пушкине (начиная с Герцена) много говорили как соединителе разорванных Петром исторических связей Руси. Что, конечно, справедливо. Но явно недостаточно. Пушкин есть нечто гораздо большее, чем просто соединение разорванных связей. Это возвращение Русской целостности, Русского космоса. Это вновь воскресшая Русь «Слова о полку Игореве» и рублевской «Троицы». Это Русь, восстановленная во всем ее космическо-историческом единстве.

Но даже и больше того. Потому, что Пушкин не только собирает осколки Руси в новое единство, но и вновь соединяет ее со всем христианским миром; становится подлинным завершителем всей классической европейской культуры от Гомера, Вергилия и Данте до Шекспира и Гете; завершающим Голосом всей классической Римско-Христианской цивилизации. (Со смертью Пушкина фактически начинается декаданс культуры). Этим классическим цивилизационным единством пронизано все творчество Пушкина. В политическом же плане Пушкин фактически возвращается к идеям Платона. Он отстаивает идеалы монархии, аристократии и свободы против тирании, якобинства и демократии.

Можно, таким образом, сказать, что Пушкин являет собой гениальный ответ Руси-России, ответ всего Римско-Христианского мира на попытку тотального слома ее цивилизационной парадигмы (чего стоит одно лишь знаменитое письмо Чаадаеву). Но в эмпирической реальности Пушкин гибнет в расцвете творческих сил и гения, и на гребень волны всходит орден «русской интеллигенции», рождающийся в год смерти Пушкина, и уже несущий в себе разрушительную стихию революции.

Только сила пушкинского слова и убеждения могла предотвратить сползание России в трясину революционных идей, спасти от мрачных бездн гении Гоголя и Достоевского, предотвратить раскол «западников» и «славянофилов». Но Пушкин остается не услышан своими современниками, а Россия, подгоняемая всеми вихрями революции, покатится к рубежам 1917-го.

Орден интеллигенция объявит войну монархии. Крестьянство, жестоко обиженное на власть не доведенной до конца земельной реформой и, подгоняемое нищетой, начнет уходить в города, где станет легкой добычей марксистских агитаторов. Коррумпированная и разложившаяся бюрократия окажется бессильна перед крайне активной, деятельной и бурливой революционной «биомассой». Антимонархически окажется настроена даже Церковь (что красноречиво покажет февраль 1917г., когда весь Священный Синод отречется от императора).

Таким образом, весь Русский мир накануне революции будет являть собой картину удручающего распада и тотального раскола по всем сословиям и силовым линиям империи.

3. Народничество, философия, космизм

Картина, однако, окажется неполной, если мы не укажем на несколько важных феноменов этого времени, без которых нам едва ли станет понятна будущая метаморфоза революционного большевизма. Это русское народничество, русская философия и русский космизм.

Народничество, несмотря на свой, безусловно, революционный импульс, несет в себе много характерно русских и христианских черт. (Вспомним, что первые поколения русских народников были детьми поповичей, вышедшие из семинарий). Идеалы народников сбиты, но чувства, переполняющие их, остаются, во многом, подлинно христианскими.

В этом смысле удивителен и парадоксален образ Каляева, убийцы великого князя Сергея Александровича. Каляевым движет чистая жертвенность. Он убивает и умирает «ради любви». «Разве не стыдно жить?» - вопрошает Каляев, принимая роковое решение и руководствуясь, в сущности, евангельским:«кто хочет душу свою сберечь, тот потеряет ее; а кто потеряет душу свою ради Меня, тот обретет ее». Вдова Великого Князя, посетившая Каляева в тюрьме, была потрясена его «почти евангельским» образом и от всего сердца простила его.

Подобных сюжетов немало в истории революции (потому бывает столь труден для однозначных трактовок и сам ее феномен). Многие чистые души были уловлены и направляемы на зло революционным духом, по слову Писания: «Ибо восстанут лжехристы и лжепророки... чтобы прельстить, если возможно, и избранных».

Не менее интересный и замечательный феномен этого времени - русская философия. С одной стороны, русская философия вырастает из традиций Пушкина и Достоевского, «старой Москвы и славянофильства», с другой - рефлексирует на идеях немецкого романтизма и французского просвещения. Но, уже начиная с Вл. Соловьева, она начинает искать во на ощупь забытые формулы русского всеединства.

Наконец, русский космизм, - не столько течение Русской философии, сколько привитие ей духа народных мистиков «Голубиной книги» и тому подобной народной духовной фантастики.

Николой Федоров, при всей парадоксальности своей веры в «научное» воскрешение предков, оказал на «традиционных» русских философов влияние, возможно, большее, чем оно того заслуживало. Вера и Проект Федорова вопиюще еретичны. Но, если мы принимаем позитивную картину мира, верим в позитивный прогресс, возразить ей в сущности нечего. Федоров поставил зарождающуюся Русскую философию в тупик, и, возможно, пробудил ее из марксистского сна (вспомним, что многие будущие философы русского религиозного ренессанса начинали как марксисты).Импульс, заданный Федоровым, с одной стороны дал мощный толчок революционному космизму (Циолковский, Платонов), а с другой - приведет, в итоге, русскую философию (уже в следующем, после-революционном поколении) к «открытию» отцов православной патристики (Вл. Лосский и др.)

Можно сказать, что все эти феномены - народничество, русская философия и космизм - были отчаянными попытками найти, вспомнить, вернуться к забытым идеалам и формулам некоей русской сверх-идеи, попытками, слишком еще недозрелыми, но, вне пушкинского камертона, почти безнадежными.

Исторические путешествия русского духа венчают символизм (с его обожествлениями «Я» и черными мессами, блоковскими гимнами демонической «Музе» и т.д.) и характернейший образ Льва Толстого (мощное древо духа, выросшее криво - В. Розанов), являя в то же время его идеальное «зеркало» накануне революционного крушения.

4. Проигрыш в мире идей

Отдельно необходимо сказать о состоянии Русской Церкви перед революцией. Она являла собой прекрасную иллюстрацию того глубокого паралича воли, который, кажется, одномоментно охватил все консервативные институты страны. К этому остается добавить совершенное затмение христианского богословия, обратившегося в школьный пересказ банальностей католической схоластики и протестантских штудий.

Характерно, что Иосиф Джугашвили (будущий Сталин), будучи, несомненно, пассионарным молодым человеком, увлекся марксистской литературой, обучаясь в семинарии. Очевидно, он нашел в марксизме то, что тщетно искал в семинарском христианстве - «апостольский дух», жизнь на грани опасности и спасения.

Конечно, нельзя сказать, что Христианство и традиционная мысль в стране были совершенно мертвы. Нет, были, конечно, консервативные мыслители, деятели и святые, но они оказались в каком-то идейном и информационном вакууме.

Уже начиная с 40-х гг. (сразу после гибели Пушкина) революционный вектор в России становится доминирующим. Он переигрывает в моде, деньгах и влиянии. К 60-м элита уже повально увлечена масонскими идеями, а творческая интеллигенция - нездоровой мистикой.Все это не было еще фатальным, пока в марксизме революционный вектор не переиграл консервативный и в самом главном - в идеалах.

Становящееся русское сознание (только-только пробужденное Пушкиным и «золотым веком» классической культуры) захватил оптимизм марксистской философии истории. Тезисы марксизма, утверждающего, что человечество развивается от первобытного коммунистического общества, через различные классовые общественные формации к своему грандиозному финалу и торжеству человеческой расы в социализме и коммунизме - легли на благодатную почву.

Именно философия истории всегда была и остается главной темой Русской мысли. И именно ее она обнаружила в марксизме и с восторгом приняла, когда живые соки Христианства перестали ее питать. (Замечательно, что почти все будущие философы русского религиозного ренессанса начинали с марксизма).

Разумеется, у консерваторов были и собственные историософские идеи: «общинный социализм» славянофилов, «государство обращается в церковь» Достоевского и т.д. Однако, противопоставить мощному напору Революции с ее беспрецедентной пропагандистской машиной (к началу века все общественно-гражданское пространство - газеты, законность, университеты - было захвачено «революцией»), и соблазнительной картине марксизма (с его магией научности) собственной, хорошо разработанной доктрины, основанной на фундаменте христианской традиции, правые оказались не в состоянии.

5. Еще о причинах революции.

Итак, подытожим. Прежде всего, успеху Революции способствовал сам дух позитивистской эпохи, завороженной техническими успехами и поклоняющейся науке.

Во-вторых, собственная философия истории, собственные христианские богословские идеалы оказались к этому времени прочно забыты как на Западе, так и на Востоке Европы. Само гегельянство - основной поставщик консервативных идей того времени - было, по сути, гностическим модернизированным христианством, далеко ушедшим от подлинной Христианской Традиции.

Конечно, не стоит забывать, что, несмотря на успех распространения революционных идей в России, реальная рабочая Революция 1905-08 гг. провалилась. Это поражение вызвало отрезвление и отход от революции немалой части интеллигенции (Сборник «Вехи» и богоискательство), уныние в лагере революционеров и кризис революционных партий.

Обе же русские «революции» 1917 г. были по своей сути типичными государственными переворотами. (Ни одна из революционных партий не приняла участия в событиях Февраля 1917-го. Октябрь 1917-го был подготовлен и проведен уже в условиях нарастающего хаоса наиболее радикальной из революционных партий, которой удалось активизироваться лишь в результате «Февраля»). При этом, оба переворота стали возможны лишь в результате большой европейской войны, полностью истощившей физические, моральные и финансовые силы Российской империи (к началу 1917-го г. страна фактически уже была банкротом).

Итак, помимо чисто духовных причин, к революции привели: слабость монархических институтов; заговор высшего командования; инспирация из-за рубежа; колоссальная агитационная работа большевиков, фактически, деморализовавшая армию в условиях нарастающего кризиса власти; наивность крестьянства, поведшегося на популистские лозунги «мира» и «земли» и т.д. (впрочем, Английская и Французская революции развивались в том же примерно духе).

Но какими бы ни были внешние влияния и инспирации, мы вправе говорить именно о всеобщем распространении и триумфе в обществе революционных идей. (Весьма показательно, что в феврале 1917-го Царя предало не только высшее общество и генералитет, но и духовное сословие - Святейший синод и высшая церковная иерархия). Таким образом, Революция нанесла поражение Традиции и восторжествовала в главном - в мире идей.

6. «Духовное искушение»

Завершая разговор о духовных причинах революции, обратимся к оценкам трех ведущих русских философов того времени.

Иван Ильин увидел русскую революцию как «духовное искушение», стоящее за ее внешней видимостью. От этого искушения не ушел никто; это испытание настигло всех, «от Государя - до солдата, от Святейшего Патриарха - до последнего атеиста, от богача - до нищего», - писал Ильин. И консервативные институты России в целом не выдержали этого испытания «перед лицом Божиим», оказались не готовы по-настоящему противостать натиску революции. Таков ответ монархиста-охранителя.

Другой русский философ, принадлежащий скорее противоположному, лагерю, вершит подобный же суд над интеллигенцией. Для Георгия Федотова интеллигенция это духовный орден,охраняемый Христом, и живущий «в накаленной атмосфере нравственного подвижничества». Однако, и интеллигенция не прошла нравственного испытания «перед лицом Божиим».

Как русская литература (быть может, единственная христианская литература нового времени) кончается с Чеховым и декадентами, так интеллигенция кончается с Лениным, - пишет Федотов в статье «В защиту этики». Интеллигенция все принесла в жертву морали - религию, искусство, культуру, государство - и, наконец, и самую мораль». «Грех интеллигенции в том, что она поместила весь свой нравственный капитал в политику, поставила все на карту, в азартной игре, и проиграла»: политика съела этику.

Как видим, Федотов, хоть и с совершенно иных позиций, дает тот же ответ, что и Ильин. И здесь уместно вспомнить еще один ответ, наиболее, пожалуй, парадоксальный.

Семен Франк, философ, творящий собственную теорию всеединства, а по своим политическим убеждениям, стоящий посередине между левым полюсом Федотова и правым - Ильина, обвиняет в революционном крушении саму русскую культуру, само русское сознание, не справившееся со своими тонкими искушениями.

Начиная с Гоголя, Лермонтова, Достоевского, русское сознание шло по пути «негодования на мировое зло», обличения зла и борьбы с ним. До предела проникнутое «мировой скорбью и духом борьбы за правду», оно мучилось «невыносимым и неразрешимым противоречием между несовершенством эмпирического мира и идеалом Божьей правды».

Однако, такое «ополчение на зло» опасно тем, что будучи недостаточно укоренено в добре («приятии Божественного религиозного корня»), оно слишком легко превращается в свою противоположность, «в чистую злобу и ненависть». «И тогда «пророческое обличение становится сатанинским бунтом против мира и - в пределе - против его Творца, и совершается таинственное и жуткое, как бы химическое превращение первоначального добра в чистое зло, в бессильную и в своем бессилии тем более жестокую потугу разрушения мира».

По мнению Франка, единственно верный выход из этой дилеммы нашел Пушкин, который понял важную вещь, одну, скажем так, тайну мироздания. Тайна эта заключается в том, что зло не может быть просто устранено из человеческого бытия. Со злом бесполезно бороться, просто объявив ему войну. Зло можно победить лишь приятием его, как части своей собственной вины, своего собственного зла, и тем угасить его, преодолев смирением.

Именно таков духовный акт Пушкина. Ощущая стоящую за всем тайну бытия, Пушкин не покушается изменить мир и не «негодует на зло», но встречает его щитом «мудрого невежества», принимает все бытие без остатка. Он благоволит и сочувствует всему живому, и это смиренное всеприятие делает его неуязвимым: всякое новое познание зла не обременяет его и оставляет невредимым. (С предельной четкостью этот основной принцип мировоззрения Пушкина выражен в его оценке Радищева: «Нет убедительности в поношениях; и нет истины, где нет любви».) И, можно сказать, - заключает Франк, - что весь трагизм духовного пути России за сто лет, отделяющих нас от Пушкина, в конечном счете определен тем, что этот завет Пушкина был забыт и отвергнут. (Франк С. «Пушкин и духовный путь России»).

Эти ответы, несомненно, заставляют задуматься. Очевидно, впрочем, и то, что даже «смиренное всеприятие» не отменяет эмпирических реалий духовной войны, ведущейся на земле также и вполне земными средствами. Государство обязано защищать себя, в том числе, и чисто эмпирическими способами, противопоставляя злу закон, идеологию, наконец, армию.

Если же отвлечься на время от исторических экзерсисов и посмотреть в сегодняшний день, все вышеизложенное приведет нас к не слишком утешительным выводам. Люди и сегодня также темны, растеряны и озлоблены, консерваторы слабо организованы и не способны выработать единого мировоззрения, а то, что зовется «интеллектуальным классом» - развращено либеральной пропагандой.

Тот же настоящий духовный класс, о котором мечтал Пушкин, и который мог бы порождать новые смыслы, давать ответы и примирять противоречия - до сих пор не сформировался. А, следовательно, и все опасности нового революционного крушения в России сохраняются.

7. Выводы.

Несомненно, Русская история - часть европейской, общехристианской. Но так же несомненно, что она, как говорил Пушкин, требует «иной мысли». Прежде всего, как правопреемница Византии и православной духовности, Русь остается хранительницей мистической глубины Православия, во многом утерянной Западом (правда, и для нее самой эти глубины долго остаются невыразимо тайной).

Так же, исторически, Русь выполняет роль спасительницы христианской цивилизации Европы (во время татарских завоеваний - ценой собственного двухсотлетнего рабства; в ХХ веке принимает на себя удар большевизма).

При этом, Русь и сама есть некая духовная целостность. Она сама, благодаря своему духовному максимализму, подобна некоему чистому «зеркалу мира», в котором можно увидеть историю мира в последнем духовном измерении. И, нельзя ли сказать, что само ее революционное крушение было неизбежным следствием духовного падения мира?

Теперь мы готовы перейти к анализу советского периода нашей истории.

ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ. СОВЕТСКИЙ ПРОЕКТ: МЕЖДУ РЕВОЛЮЦИЕЙ И ТРАДИЦИЕЙ

«Возвращается Империя и возвращается Пушкин - поэт Империи». Г. Федотов

«Богостроительство - пятая и последняя религия человечества». Луначарский

1. От разрушения к строительству

«Мировая революция» - так звучало первое издание большевистского мифа в исполнении Ленина-Троцкого. В этом мифе не было места ни прежней мировой культуре, ни государственным системам, ни привычным социальным отношениям. Все прежнее упразднялось. Сама Революция представала ее глашатаям и творцам бурным потоком, сносящим все национальные границы и государственные системы. В результате победы Революции все Человечество должно было стихийно объединится в «Земшарную Республику Советов», ведомую мессианским Интернационалом.

Однако, когда к 1922 г. стало ясно, что планы Мировой революции терпят фиаско, стала набирать силу новая мифология «строительства социализма в отдельно взятой стране». В сущности, в этом новом издании большевистского мифа не менялись ни цели (бесклассовое коммунистическое общество), ни пути их достижения (военная экспансия). Вот почему Троцкий, хоть и нещадно критикуя «клику сталинских бонапартистов, засевших в Кремле», до конца сохранял веру в советский большевизм.

Тем не менее, на протяжении второй половины 20-х-30-х гг. происходит удивительное изменение всего внутреннего строя советской жизни. Так, что мы уже вправе говорить не о большевистском, а о советском мифе, разительно отличающемся от первого.

Прежде всего, происходит переход от теории «вязанки хвороста» к строительству нового мира. Даже при том, что цели и экспансионистский путь их достижения остаются прежними (строительство социализма должно захватывать все большие и большие территории, чтобы, наконец, - объять весь мир) - этот переход (от Разрушения - к Строительству) являет собой удивительную перемену.

И даже если сам Сталин в душе оставался все тем же большевиком-ленинцем (а он им действительно в большой степени оставался), разница между «разрушить» и «построить», конечно, принципиальна.

Именно здесь мы становимся свидетелями того, как «революционный» вектор Русской истории, непостижимым образом, начинает сменять вектор «консервативный». Фактически, советская реальность начинает все более возвращаться в берега традиционной идеи, что не укрывается, конечно, и от глаз изумленных наблюдателей. «Возвращается петровская Империя 17 века», - заключает, глядя в советскую Россию из Парижа, Георгий Федотов.

2. «Консервативный социализм» Богданова-Луначарского

Однако, сам этот переход составляет некую загадку. Традиционно правый поворот ставят в заслугу Сталину. Но сказать «Сталин построил социализм» недостаточно. Чтобы совершить «правый поворот» и перейти к построению «социализма в отдельно взятой стране», Сталин нуждался в теоретических основаниях.

Этих теоретических оснований ортодоксальный марксизм не дает. На вопрос: «как строить социализм?» «Капитал» и другие теоретические труды «классиков» не отвечают (будучи посвящены, в основном, критике капитализма). Социализм, принесенный на крыльях мессии-пролетариата должен, вероятно, сойти с неба подобно новому Иерусалиму - так можно понять «классиков». Но построить что-либо на таких исходных затруднительно. На что же, в таком случае, опирался Сталин? Следуя каким теоретическим основаниям, он совершал электрификацию, модернизацию, индустриализацию, вводил плановую экономику, жесткую централизацию всех сфер жизни страны, одним словом, - строил новый мир на руинах старого? Верно, что зачастую ему просто приходилось восстанавливать ранее разрушенное (например, структуру царской армии, отчасти - дореволюционного образования и др.). Но «реконструкцией Русской империи» дело не ограничивалось. Своеобразие и уникальность советской системы очевидно. Каково же в таком случае ее происхождение?

Ответить на этот вопрос не так-то просто. Нам придется погрузиться в историю революционных идей и внимательно изучить историю ленинской партии, пока перед нами не начнет открывается малоизученный мир «другого большевизма» (как называют его некоторые иностранные исследователи), указывающий на существование иной, неортодоксальной тенденции в русском большевизме задолго до Сталина.

Мы имеем в виду, прежде всего, ту «еретическую» фракцию большевиков, которая выросла под крылом А. Богданова (Горький, Луначарский, Покровский, Базаров и др.), более известную под именем «эмпириомонистов» и «богостроителей».

От ортодоксальной линии партии эта группа отличалась гораздо более эволюционистскими взглядами на настоящее и будущее социализма. Если для Ленина Революция была неким божественным императивом, которому должно было подчинено все (Революция как альфа и омега всякой этики), то Богданов и Луначарский ставили в центр своего мировоззрения Культуру. С их точки зрения, прежде чем совершать революцию, пролетариат должен культурно созреть, иначе, как же, не преобразив себя, ему удастся преобразить мир? Но у Ленина, относившегося к пресловутой «диалектике» как некой волшебной палочке, которая сама собой преобразует мир, эти здравые мысли вызывали лишь приступы неописуемой ярости.

Итак, в отличие от марксизма, задвигавшего культуру в область необязательной надстройки над экономическим базисом, богдановский «эмпириомонизм» (всеединство) ставил в центр социалистических преобразований и строительства «человека будущего» именно культуру.

Взгляды «эмпириомонистов» были, конечно, радикальной ревизией марксизма. Не удивительно, что фракция была подвергнута Лениным сокрушительному разгрому в 1910-м. Вышвырнутый из партии и «отлученный от марксизма», Богданов в партию уже не вернулся. Однако, до начала 20-х он оставался главным идеологом Пролеткульта (организации, оформившейся в 1917-м, еще до октябрьского переворота). В 1920-м этот новый огромный проект (включавший уже миллионы рабочих и выходивший на международный уровень в рамках Коминтерна) был снова разгромлен Лениным в развернутой им компании «против пролеткультов». Тем не менее, идеи Богданова продолжали оказывать большое влияние на советскую действительность, прежде всего, через деятельность Луначарского.

Именно Луначарскому удалось совершить на посту наркома просвещения огромную работу с тем, чтобы имплицитно провести в советскую реальность взгляды «эмпириомонистов» на социалистическое строительство и культуру.

Сохранение русской и древнерусской культуры, прославление Пушкина в чине «социалистического святого» (которое было проведено уже Сталиным), идеалы советского образования (воспитание нового человека будущего) и общая гуманизация советского строя - всем этим СССР в большой степени обязан именно Луначарскому.

Что же касается программ социалистического строительства, плановой экономики, пятилетних планов, централизации социалистического хозяйства - то эти и другие идеи, взятые Сталиным на вооружение, впервые были высказаны и изложены в трудах Богданова по социалистической экономике.

Во многом именно благодаря Богданову и Луначарскому культура (вопреки всем догмам марксизма) утвердилась в центре социалистических преобразований, и на огромном, погруженном в хаос пространстве революционной утопии, в течение 20-30гг. возникло и получило «путевку в жизнь» почти традиционное государство имперского типа.

Таким образом, именно Богданова и Луначарского мы вправе назвать главными творцами советского культурного мифа, основой которого оказался не столько марксизм, сколько «эмпириомонизм» (всеединство, космизм) и «богостроительство».

3. Государство-Университет

Но, чтобы понять суть советского мифа и вычленить то рациональное зерно, которое может лечь в основание нашего будущего общества, необходимо внимательнее взглянуть на мировоззрение Богданова.

В отличие от Ленина, типичного революционного фанатика, Богданов был типичный ученый-универсалист. Его вела мечта о едином человечестве, как некоем самосовершенствующемся сверхорганизме, эволюционно растущем к эмпирею духовной свободы.

Человечество, по мысли Богданова, развивается (вместе со всей вселенной), ко все большему уровню гармонии, высшей ступенью которой является универсальное бесклассовое коммунистическое общество. Однако прийти к этой высшей ступени можно лишь постепенно, путем культурного созревания. Отсюда задача Партии - воспитать верхушку рабочего класса - элиту «лучших людей», «сословие вождей», ту «закваску», от которой должен «вскиснуть» весь рабочий класс. Лишь после этого, став авангардом человечества, рабочий класс сможет преобразить мир.

Целостная программа строительства социализма распадалась, согласно Богданову, на три задачи: создание пролетарской культуры, учреждение Пролетарского Университета и написание «Пролетарской энциклопедии».

Эта программа нуждается в расшифровке. Под «пролетарской культурой» Богданов понимал новую универсальную культуру человечества, которая абсорбировала бы в себя все лучшее из прежних национальных культур. «Пролетарская энциклопедия» - это, по сути, священный текст новой эры (подобный Библии, Корану, энциклопедии просветителей). «Пролетарская энциклопедия» - это, одним словом, «Библия» нового мира, «сумма знаний» и программа жизни Нового Человечества. (Трехтомник «Тектологии», новой универсальной науки, придуманной Богдановым, был, по сути, шагом к созданию ПЭ).

Но полноценная выработка ПЭ - задача, которая ставилась перед Пролетарским Университетом. Центральным пунктом в программе социалистических преобразований Богданова, становилась, таким образом, именно организация Пролетарского Университета.

Что же такое Пролетарский Университет? Это, по сути, грандиозная программа построения государства-университета, колоссальной пирамиды всеобщего обучения. В своем проекте Богданов рисует широчайшую разветвленную систему обучающих ячеек разного уровня, покрывающих (и организующих в единую сеть), весь городской пролетариат, все «новое общество».

ПУ имеет пирамидальную трех-уровневую структуру от низшего, начального (через который в идеале должен проходить весь пролетариат, в особенности же, пролетарская молодежь, ощущающая в себе потенциал развития), до высшего, на котором наиболее развитая рабочая элита, усвоив универсальное знание всего человечества, (причем, упор делался именно на универсализм и единство знания) могла приступить к непосредственному социальному и научному творчеству по всем возможным направлениям человеческого знания. Именно так, по мысли Богданова, должно воспитывается «сословие вождей», призванное двигать человечество по дороге социалистических преобразований.

Итак, перед нами пирамидальное, элитарное, находящееся в бесконечном движении, саморазвитии, росте, общество, управляемое властью лучших людей. Это почти платоновская программа «идеального государства», воспитания Нового гармонизированного человечества.

Какова же конечная цель нового общества? Эта цель - преображение вселенной.

Множество человеческих воль, устремленных к гармоническому идеалу, способны, по мнению Богданова, сложиться в единый пучок энергий, и создать мощный энергетический импульс, который окажется способен преодолеть законы природы, гравитации и проч. В проекте Богданова нам открывается видение как бы утысячеренного всечеловека (сверхчеловека-бога), который делает шаг из ветхой вселенной, живущей законом необходимости, во вселенную новую, живущую законом свободы...

Из этой грандиозной мечты Луначарский делает последний решительный шаг и основывает на идеях Богданова собственную «религию богостроительства».Да, поистине, перед нами великий миф, великая историческая задача, решимость сформулировать, и взять на себя дело выполнения которой выдает Русского человека!

И, конечно, во всем этом почти нет никакого Маркса. В проекте Богданова-Луначарского мы видим, скорее, продолжение идей русского космизма от «Слова о Полку Игореве» и «Троицы» Рублева до «Памятника» Пушкина включительно.

Это понимание позволяет нам сформулировать суть советского мифа следующим примерно образом: Человечество - это не «бессмысленное стадо» капитализма, всех этих «последних людей», одиночек, обуреваемых корыстью и потребительским отношением к ближнему (из формулы Бена Франклина: «ближний» - это тот, на ком нужно делать деньги); человечество - это Всечеловек, великий Коллектив, связанный единой волей, в котором «один за всех и все за одного». Великое общество, в котором все поддерживают друг друга, создавая единый замкнутый контур... Это новая версия платоновского «идеального государства», то «Великое кольцо цивилизаций» из утопической научной фантастики, остающейся, наверное, лучшим памятником советской цивилизации и советскому мифу.

4. Заключение

Хотя Русская революция задумывалась как удар, направленный на окончательный слом парадигмы традиционного общества, итог ее оказался совсем иным. России удалось переварить большевиков также, как до этого удавалось переварить татар и «петровскую революцию»... Разумеется, это стоило ей огромных жертв, и почти до неузнаваемости изменило форму и формулу Русского мира. Однако, факт остается фактом: несмотря на все свои малоприятные реалии, несмотря на весь модернистский идеологический бред, советский проект оказался, в своих самых глубинных основаниях, продолжением магистрального вектора Традиции.

Огромную роль в этом превращении сыграли идеи эмпириомонизма (всеединства) и богостроительства Богданова-Луначарского. Сталин последовательно строил Советскую империю, используя крайнее упрощенный остов этих идей. Его собственный Храм Социализма выглядел так: коллективизация (фундамент) - индустриализация (стены) - культ (купол), увенчали который фигуры Ленина и Пушкина.

Причем, именно реабилитация Русской культуры и прославление Пушкина в чине «социалистического святого», подготовленное Луначарским и осуществленное Сталиным в сотую годовщину со дня смерти поэта в 1937-м году, сыграли решающую роль в превращении советского большевизма. И именно Пушкин, заменивший советскому человеку церковь и Евангелие, спас во многом советскую цивилизацию и незаметно претворил ее в цивилизацию, в большой степени, русскую и традиционную.

К 1970-му г., в своем зрелом воплощении, Советский союз представлял собой уже довольно гуманизированое общество с твердым приоритетом традиционных ценностей. В политическом плане СССР был культуро-центричной империей с вселенской, чисто имперской миссией - проповеди социалистической идеи «до края земли» (фактически, калька с идеи Христианского Рима). При том, что и сама социалистическая идея претерпела к этому времени серьезную трансформацию: принятый при Хрущеве «Кодекс строителя коммунизма» уже явно отталкивался от христианских ценностей и заповедей Моисея.

Для того, чтобы стать по-настоящему консервативной Империей, Советскому Союзу оставалось упразднить марксизм, отодвинуть от власти Партию и восстановить христианскую парадигму веры. Все это действительно отчасти и происходило, а 1980-м, год тысячелетия крещения Руси, было во многом реабилитировано и само Христианство. Но для по-настоящему решительных преобразований воли уже недостало.

Не найдя в себе сил для решительных внутренних преобразований, СССР не не оказался в состоянии противостоять и очередной фазе Революции, осуществленной на этот раз уже под либеральными знаменами.

Что ж, вероятно, Провидением установлено так, что найти единственно верный путь можно, лишь пройдя все пути и разочаровавшись во всех.

Но сегодня, когда все возможные пути исхожены, а либеральный проект в России провалился так же, как и проект коммунистический, эти поиски могут, наконец, увенчаться успехом.

Вот об этом и о завтрашнем дне Консервативного социализма в России мы и поговорим в заключительной части наших заметок.

ЧАСТЬ ЧЕТВЕРТАЯ. КОНСЕРВАТИВНЫЙ СОЦИАЛИЗМ И БУДУЩЕЕ РОССИИ

«И проповедано будет сие Евангелие Царствия по всей вселенной, во свидетельство всем народам; и тогда придет конец» (Мф. 24: 14)

«Перед концом будет рассвет» преп. Варнава Гефсиманский

Современный мир - это мир почти победившего «духа Революции». 20 лет назад апологетами нового мира был даже провозглашен «конец истории» (Фукуяма), иными словами - окончательная победа либерально-мессианского вектора. Правда, как оказалось, несколько преждевременно.

1. Преемственность

Хотя противостоять тотальному агрессивному напору «духа революции» непросто (было непросто уже в начале ХХ века, тем более сегодня, когда силы его многократно выросли), хотя на его стороне все мировые финансовые ресурсы, средства массовой информации, идеология и философия современности, некоторые тенденции современности (кризис глобализма и мультикультурализма, успех правых партий, движений, лидеров в Америке и Европе, наконец, явный консервативный поворот России) заставляют говорить о возможности мировой антиглобалистской контрреволюции.

Пока еще трудно говорить, насколько оправданы эти надежды. Ясно одно, противостояние «духу революции» необходимо. И мы имеем все основания считать, что именно Россия может возглавить это противостояние в мировом масштабе.

Об этом говорит наш громадный опыт выживания в экстремальных условиях; историческое приятие Россией роли Удерживающего, и реальный исторический опыт защитницы Христианской традиции; наконец (и это главное), вселенское самосознание России и постижение мистических глубин Христианства, свойственное только православию.

Понятно, однако, что всерьез противостоять мировому антихристианскому проекту (во всяком случае, в его политическом измерении) можно лишь на уровне всеобъемлющей государственной идеи. Причем, такой идеи, которая могла бы стать поистине всемирным знаменем борьбы против антихристианских сил. На меньшее душа России просто не откликнется, не согласится.

Но такая идеология не может быть построена на пустом месте, или просто механически перенесена из прошлого. Она должна рождаться в мистической глубине идеи, прорастать из исторического прошлого, но, в то же время, быть адекватной реальному времени. В ней должен звучать мощный зов преемственности: через всю историческую Русь-Россию к сегодняшнему дню. Иными словами, новая идеология должна стать тем самым очищенным в горниле времени «духом традиции», который на всем своем историческом пути ведет борьбу с «духом революции».

Вся наша работа и была посвящена выявлению «вектора традиции» на историческом пути христианской Европы и России. И вот мы подходим к главному: проблеме выработки новой идеологии. Разумеется, автор не претендует на то, чтобы изложить эту новую идеологию сколько-нибудь последовательно и полно. Да это и невозможно одному человеку в небольшой работе. Но подытожить сказанное и обозначить несколько важных, принципиальных моментов необходимо. Поэтому, в заключение, несколько мыслей о том, на каких, по мнению автора, краеугольных моментах должна держаться, и каким принципам соответствовать новая идеология, чтобы стать действенным орудием борьбы с «драконом революции».

2. Выковать меч для битвы с драконом революции

Первое. По-настоящему действенная идеология должна рождаться в самых истоках идеи и дойти до нас через все наши исторические метаморфозы (ведь подлинная Традиция - непрерывна).

Второе. Ее метафизической основой должна стать ясная, всеобъемлющую философия истории (вспомним, что именно философия истории марксизма, позволившая претендовать на «научность», дала ему силы для сокрушения Традиции).

Третье. Новая идеология должна являть идеал нового человека. Ясно отвечать на вопрос - каким мы видим человека будущего? Таким образом, новая идеология должна заново поставить и решить проблему Личности. Но, одновременно с этим, она должна решить и проблему общности. Именно в отношении личности-общности потерпели провал как коммунистическая, так и либеральная идеологии. («Пост-человечество» современной цивилизации являет печальную картину ее полного в этом смысле поражения).

Четвертое. Новая идеология должна быть, в хорошем смысле, универсальна, всечеловечна, и выражена так, чтобы стала понятна и близка всем, как сказали бы в иные времена, людям доброй воли во всех уголках планеты.

Наконец, пятое. Принцип непрерывности обязывает нас к тому, чтобы в новой идеологии нашли отражение все лучшие элементы предшествующей.

С последнего и начнем.

3. От Просвещения - к Традиции

Как мы стремились показать, в основе советского мифа лежит монистическая философия (философия всеединства) Богданова-Луначарского. В центре их «монистического социализма» лежит идея «нового человека», сверхчеловека-гения, растущего к абсолютной свободе и преодолевающего на своем пути эмпирические законы вселенной. Этот идеал русского космизма, русского всеединства следует сохранить (разумеется, заново обосновав).

Сохранить и воскресить следует и идею государства как всенародного университета, которой болел Богданов, и в которой для будущего общества открывается огромный потенциал возможностей.

Общество, устремленное к звезде идеала, вдохновленное идеей воспитания всечеловека-гения - это сильный и убедительный ответ пост-человечеству либерализма.

Конечно, возвращена должна быть и сама идея Империи. Империи уже не столько политической, сколько духовной. Цель Империи - просвещение, ее экспансия - идейна; ее духовное альтер-эго - Христианский Рим, противостоящий глобальному анти-Риму.

«Консервативный социализм» кажется вполне подходящим названием для новой идеологии. Термин этот имеет за собой большую историческую традицию и находит свои онтологические основания в «Государстве» Платона и Римской Империи Августа-Константина-Юстиниана.

4. Ошибки советского проекта.

Слабым звеном, ахиллесовой пятой советского проекта была его укорененность в Просвещении и его анти-христианство.

И Богданов и Луначарский, и, тем более, Сталин соглашались брать из мирового прошлого только то, что считали подходящим для универсальной культуры будущего. Тем самым, сильно обедняя культурные токи, и подменяя живое историческое бытие культуры народа химерой революционного ленинизма.

Общество будущего должно утверждаться на всем мощнейшем фундаменте и грандиозном опыте Традиции, на античных идеалах Эллады и Рима.

Ошибкой советского проекта был и его чрезмерный универсализм, нивелирующий «лица необщее выражение» всякой культуры. Этот универсализм заставлял Луначарского проводить упрощающие реформы русского языка, совершать попытки перевода русской письменности на латиницу, превращать историю в тенденциозную абстракцию, лишенную живых лиц и героев (Покровский) и внедрять многие иные неудачные инновации образования.

Конечно, и Христианство универсально, космично, всечеловечно по своей сути. Но подлинная христианская идея состоит не в нивелировке культур, а в том, чтобы сохранить все национальные культуры, дав каждой из них абсолютный модус развития, указав на звезду идеала. Настоящая христианская идея в том, что бы каждая культура выросла в конце концов к своему идеалу.

Ведь всякая культура в основах своих национальна. Даже проникая умом в небесные эмпиреи, национальный гений не теряет народных корней (лучший пример чему - тот же Пушкин). Гений, лишенный национальных корней, не удержится и на звездных сферах. Этого, будучи марксистами, не понимали «эмпириомонисты». СССР был колеблемым Колоссом, стоявшим на одной ноге - Просвещении. Христианскую идею Богочеловечества он подменял утопическим и невозможным сверхчеловеко-богом. Эта роковая ошибка и стоила, в конце концов, причиной его крушения.

5. Новое понимание Личности

Будучи последовательным позитивистом и совершенным дитем века Просвещения, Богданов определял человечество как целое, а человека как часть. Устремить разнонаправленные воли миллионов людей к единой истине, и, таким образом, гармонизировать мир, создать сверх-коллектив, сверх-человечество, сверхчеловека-бога с большой буквы - так виделась Богданову задача социализма.

В сравнении с разбродом и шатанием человеческих масс при либерализме, признающим лишь самозамкнутую индивидуальность, такой идеал обладал, конечно, большой силой. Однако, нетрудно увидеть и его обратную сторону - нивелировку личности в коллективе. Последнее вело к обезличиванию, тому безликому серому фасаду социализма, той эмпирической реальности, которая не выдержала, в конце концов, конкуренции с веселой ярмаркой-биржей капитализма.

Это было неизбежно, и причина этого поражения - неправильное понимание Личности. Сама идея Личности, будучи творением мистической христианской мысли, никогда не была доступна близорукому Просвещению. С точки зрения христианской онтологии, Личность не есть часть, личность сама есть целое. Личность не микрокосм (как мыслит Просвещение), она сама есть вместилище космоса (и, в каком-то смысле, даже - вместилище Бога).

Но и это не все. Само слово «личность» (по-гречески звучит как «просопон») значит «находится напротив». То есть личность в Христианстве понимается через отношение. Личность есть отношение с Богом и себе-подобными Другими. Это отношение и есть настоящая, подлинная реальность Личности.

Вспомним здесь же знаменитую максиму Сергия Радонежского, запечатленную в «Троице» Рублева: взирая на Троицу, побеждать ненавистное разделение мира сего. Именно здесь являет свой высокий смысл призыв Бога к единству (Пусть будут все едино, как мы едино). Здесь находят последнее примирение Личность и Общность: Образ Троицы (3=1) с одной стороны и образ Человечества (множество = 1), устремленного к единству Троицы - с другой.

Именно эта подлинная мистика Личности, мистика Всеединства дает возможность построения нового общества, основанного на идее единства, не упраздняющего Личность, но, наоборот, являющего ее в модусе абсолютного развития. Такое понимание Личности снимает все противоречия либерализма (эгоистичная, замкнутая сама на себя индивидуальность) и левого социализма (нивелирование личности в коллективе), и задает человечеству новый абсолютный вектор идеала.

Понятая таким образом Личность становится подлинной альтернативой пост-человеку либерализма, и либеральному пониманию человечества, как вихря элементарных частиц, кружащихся вокруг скопища банков и бирж, как бессмысленного апофеоза всесмешения.

6. Новая (хорошо забытая) философия Истории

Марксистская философия истории представляла собой, по сути, эмпирическую пародию на восхождение Мирового Духа Гегеля.

Сегодняшний Либерализм вообще не имеет внятной философии истории. Вернее, он принимает любые версии позитивистского прогрессизма, лишь яростно отрицая Традицию.

Сегодняшний Либерализм предпочитает говорить о «конце истории». (Так же, впрочем, он говорит и о конце философии и самого человека, о его «дебольном сознании», то есть, неспособном глубоко мыслить). За всем этим скрывается онтологическая пустота либерализма. Здесь его слабое место. Именно сюда необходимо ударить его и сокрушить. Ударить и сокрушить его должна новая философия истории.

В эмпирическом плане необходимо вернуться к пониманию истории как осмысленному процессу самосознания народов, снова вспомнить, что по-настоящему историческими являются лишь европейская (христианская), иудейская и исламская (отчасти- персидская) цивилизации, поскольку, именно для них история наполнена смыслом. Лишь эти три цивилизации являются двигателями исторического процесса.

В онтологическом же плане ядром философии истории должно оставаться понимание исторического процесса как творения и спасения Человека. Лучшими до сих пор системами, построенными на этом фундаменте, остаются системы Августина (борьба двух градов - небесного и земного) и Максима Исповедника.

Остановимся внимательней на последней, как на самой глубокой (и при том, наиболее прочно забытой) из когда-либо выраженных философских интуиций.

Согласно Максиму, Бог творит мир посредством нескольких разделений (отделяет небо от земли, воду от суши, на суше выделяет место для рая, где поселяет человека, которого также разделяет на два пола). Мир, таким образом, развертывается в виде некоей лестницы в несколько ступеней. Человеку, поставленному в самый низ этой лестницы, дается задание - собрать все развернутое пред ним бытие, ступень за ступенью, воедино. Вначале, человек должен преодолеть разделение на два пола; затем обратить всю землю в рай, расширяя свое присутствие в ней; затем - вступить в ангельские миры и продолжить свое восхождение к вершинам лестницы, продолжая расширять и собирать в себе воедино все бытие. Какова же конечная цель человека? Она понятна. Человек, по мысли Творца, сам должен стать богом-по-благодати, во всем (кроме рождения) подобным Творцу. Такова великая цель Творения.

Эти положения Максима оказали огромное влияние на мысль Запада и Востока. Схолии Максима рано были переведены на латынь. Через учение Эриугены, Фомы Аквината, величественные построения Данте, его идеи (уже в изрядно исковерканном виде) добрались до Гегеля, и нашли окончание своих путей в марксизме, сведшем всю драму человеческой истории к конфликту «производственных отношений», а самого человека - к роли «экономического животного». Из этой эмпирической пыли достоинство человека заново начали поднимать русские космисты, конструирующие новые «философии всеединства». Одной из таких «систем» стал и «эмпириомонизм» Богданова, который лег в основу советского культурного мифа.

Так не пришла ли пора вернутся к началам?

7. Солнечный центр русской истории

Конечно, философская парадигма мистической христианской мысли слишком глубока и высока, и вряд ли будет доступна многим. К тому же, нельзя забывать, что мы империя, связавшая множество культур, включая исламскую, буддистскую и т.д. Все это требует более сдержанного, нейтрального подхода в выражении ключевой идеи. Нужен образ, вмещающий в себя самый высокий идеал и при этом - доступный каждому.

На первый взгляд это кажется невозможным. Однако здесь самим Провидением дан нам исключительный феномен. Этот феномен - Пушкин. В ХХ веке культ Пушкина был одинаково силен в Русском Зарубежье и в СССР. И там и здесь он совершил важную работу. Можно сказать, что Россия выжила благодаря этому культу. Так не поможет ли нам Пушкин совершить миссию России и в ХХI веке?

Разумеется, образ этот необходимо очистить от советских интерпретаций, и представить тем, кем он на самом деле и был: монархистом и аристократом, влюбленным в народ и свободу.

Политический идеал Пушкина (монархия, аристократический консерватизм, народность противостоящие радикализму и деспотизму (то есть либеральной демократии и якобинству) - есть наиболее ясное и точное выражение «духа традиции» в его противостоянии «духу революции».

Замечательно и отношение Пушкина к монархии, необходимость которой он оправдывает тем, что Личность должна стоять над Законом. Закон должен быть справедлив и суров, - говорит Пушкин. - Однако, над Законом должна стоять Личность, которая имеет право миловать. Милость - и есть прерогатива монарха. Такова последняя, блестяще и точно выраженная правда Традиции.

И сам Пушкин не есть ли такой идеальный камертон, идеальный баланс, идеально-русское выражение «милости к падшим»? Идеальный образ, способный стать центром примирения всех наших политических полюсов?

«Солнечным центром Русской истории» назвал когда-то Пушкина Иван Ильин. Было бы разумно, если бы этот «солнечный центр» оказался в центре общества, пронизав его насквозь своими животворными лучами.

Пушкинский «Памятник», его просвещающий Логос, к которому обращены все народы (и гордый внук славян, и финн, и тунгус, и калмык), и сам этот Логос, устремленный в эмпирей бессмертия - это ли не лучший образ нашего будущего? Идеальная Личность (Пушкин), устремленная к идеальной Общности (Троица) - не это ли идеальная икона идеального общества? И разве не к построению такого общества должны мы стремиться, если всерьез воспринимаем свою историческую миссию?

Тем более, что и выбора особого у нас нет. Либо вместе со всем «свободным миром» пуститься в последнюю отчаянную сатурналию саморазложения пост-человечества, либо стать иным его духовным полюсом, вернувшись к классическим христианским началам. И попытаться исправить положение вещей, или, во всяком случае, стать последним свидетельством истины в эпоху торжествующей пошлости, надеясь на слово и обетование святых о том, что «перед концом будет рассвет».

Дек. 2016-февр. 2017

***

Можегов Владимир Ильич, 1968 г.р., публицист. Живет в СПб. Оканчивал аспирантуру Института Философии РАН по специальности философия культуры. (кандидатский минимум). Публиковался на портале Русская Линия, Радонеж, АПН, Взгляд, Свободная Пресса, Независимой, Литературной газетах, журналах «Вопросы философии», «Политический класс», «Континент» и др. Главная сфера интересов - философия культуры, философия истории.

В предлагаемой работе дается взгляд на мировую историю как извечную арену борьбы «духа Традиции» и «духа Революции». В свете этой концепции делается попытка нарисовать контуры идеологии, способной противостоять «духу революции», агрессивной и антихристианской идеологии современного мира.

Заметили ошибку? Выделите фрагмент и нажмите "Ctrl+Enter".
Подписывайте на телеграмм-канал Русская народная линия
РНЛ работает благодаря вашим пожертвованиям.
Комментарии
Оставлять комментарии незарегистрированным пользователям запрещено,
или зарегистрируйтесь, чтобы продолжить

1. Re: Консервативный социализм и будущее России, или Как выковать меч для битвы с драконом революции?

Да-с.... Битва "с драконом революции" вместо достойной работы и хорошей зарплаты. ЗАТО ВПОЛНЕ В ДУХЕ АМЕРИКАНСКИХ БЛОКБАСТЕРОВ. Ну а бла-бла типа "человек-бог по благодати" - это уже, пардон, такой идиотизм, от которого как-то устаёшь ....
ortodox / 31.05.2017, 12:06
Сообщение для редакции

Фрагмент статьи, содержащий ошибку:

Организации, запрещенные на территории РФ: «Исламское государство» («ИГИЛ»); Джебхат ан-Нусра (Фронт победы); «Аль-Каида» («База»); «Братья-мусульмане» («Аль-Ихван аль-Муслимун»); «Движение Талибан»; «Священная война» («Аль-Джихад» или «Египетский исламский джихад»); «Исламская группа» («Аль-Гамаа аль-Исламия»); «Асбат аль-Ансар»; «Партия исламского освобождения» («Хизбут-Тахрир аль-Ислами»); «Имарат Кавказ» («Кавказский Эмират»); «Конгресс народов Ичкерии и Дагестана»; «Исламская партия Туркестана» (бывшее «Исламское движение Узбекистана»); «Меджлис крымско-татарского народа»; Международное религиозное объединение «ТаблигиДжамаат»; «Украинская повстанческая армия» (УПА); «Украинская национальная ассамблея – Украинская народная самооборона» (УНА - УНСО); «Тризуб им. Степана Бандеры»; Украинская организация «Братство»; Украинская организация «Правый сектор»; Международное религиозное объединение «АУМ Синрике»; Свидетели Иеговы; «АУМСинрике» (AumShinrikyo, AUM, Aleph); «Национал-большевистская партия»; Движение «Славянский союз»; Движения «Русское национальное единство»; «Движение против нелегальной иммиграции»; Комитет «Нация и Свобода»; Международное общественное движение «Арестантское уголовное единство»; Движение «Колумбайн»; Батальон «Азов»; Meta

Полный список организаций, запрещенных на территории РФ, см. по ссылкам:
http://nac.gov.ru/terroristicheskie-i-ekstremistskie-organizacii-i-materialy.html

Иностранные агенты: «Голос Америки»; «Idel.Реалии»; «Кавказ.Реалии»; «Крым.Реалии»; «Телеканал Настоящее Время»; Татаро-башкирская служба Радио Свобода (Azatliq Radiosi); Радио Свободная Европа/Радио Свобода (PCE/PC); «Сибирь.Реалии»; «Фактограф»; «Север.Реалии»; Общество с ограниченной ответственностью «Радио Свободная Европа/Радио Свобода»; Чешское информационное агентство «MEDIUM-ORIENT»; Пономарев Лев Александрович; Савицкая Людмила Алексеевна; Маркелов Сергей Евгеньевич; Камалягин Денис Николаевич; Апахончич Дарья Александровна; Понасенков Евгений Николаевич; Альбац; «Центр по работе с проблемой насилия "Насилию.нет"»; межрегиональная общественная организация реализации социально-просветительских инициатив и образовательных проектов «Открытый Петербург»; Санкт-Петербургский благотворительный фонд «Гуманитарное действие»; Мирон Федоров; (Oxxxymiron); активистка Ирина Сторожева; правозащитник Алена Попова; Социально-ориентированная автономная некоммерческая организация содействия профилактике и охране здоровья граждан «Феникс плюс»; автономная некоммерческая организация социально-правовых услуг «Акцент»; некоммерческая организация «Фонд борьбы с коррупцией»; программно-целевой Благотворительный Фонд «СВЕЧА»; Красноярская региональная общественная организация «Мы против СПИДа»; некоммерческая организация «Фонд защиты прав граждан»; интернет-издание «Медуза»; «Аналитический центр Юрия Левады» (Левада-центр); ООО «Альтаир 2021»; ООО «Вега 2021»; ООО «Главный редактор 2021»; ООО «Ромашки монолит»; M.News World — общественно-политическое медиа;Bellingcat — авторы многих расследований на основе открытых данных, в том числе про участие России в войне на Украине; МЕМО — юридическое лицо главреда издания «Кавказский узел», которое пишет в том числе о Чечне; Артемий Троицкий; Артур Смолянинов; Сергей Кирсанов; Анатолий Фурсов; Сергей Ухов; Александр Шелест; ООО "ТЕНЕС"; Гырдымова Елизавета (певица Монеточка); Осечкин Владимир Валерьевич (Гулагу.нет); Устимов Антон Михайлович; Яганов Ибрагим Хасанбиевич; Харченко Вадим Михайлович; Беседина Дарья Станиславовна; Проект «T9 NSK»; Илья Прусикин (Little Big); Дарья Серенко (фемактивистка); Фидель Агумава; Эрдни Омбадыков (официальный представитель Далай-ламы XIV в России); Рафис Кашапов; ООО "Философия ненасилия"; Фонд развития цифровых прав; Блогер Николай Соболев; Ведущий Александр Макашенц; Писатель Елена Прокашева; Екатерина Дудко; Политолог Павел Мезерин; Рамазанова Земфира Талгатовна (певица Земфира); Гудков Дмитрий Геннадьевич; Галлямов Аббас Радикович; Намазбаева Татьяна Валерьевна; Асланян Сергей Степанович; Шпилькин Сергей Александрович; Казанцева Александра Николаевна; Ривина Анна Валерьевна

Списки организаций и лиц, признанных в России иностранными агентами, см. по ссылкам:
https://minjust.gov.ru/uploaded/files/reestr-inostrannyih-agentov-10022023.pdf

Владимир Можегов
«Это просто жирный троллинг»
О деятельности Дмитрия Медведева в Интернете
15.03.2024
Россия – воинская империя, и ей нужна воинская элита
Сегодняшний мир, оставленный как он есть, ждёт только окончательное разложение и гибель
05.03.2024
Белинский против Баратынского
2 марта, по другим источникам – 7 (19) марта, исполняется 220 лет со дня рождения русского поэта Евгения Баратынского (1800–1844).
03.03.2024
Кровожадные цареубийцы и коварные ростовщики
Ещё раз о первой «цветной революции»
21.02.2024
Все статьи Владимир Можегов
Бывший СССР
День памяти князя Петра Горчакова
Сегодня мы также вспоминаем сенатора кн. Ю.А.Долгорукова, министра В.Н.Ламсдорфа, художника В.И.Сурикова, конструктора А.Д.Швецова и маршала Л.А.Говорова
19.03.2024
День памяти епископа Старицкого Алипия (Попова)
Сегодня мы также вспоминаем мыслителя Д.А.Хомякова, богослова Н.Н.Глубоковского, писательницу Л.А.Чарскую, художника А.В.Куприна, авиатора К.К.Арцеулова и маршала В.И.Чуйкова
18.03.2024
День памяти св. благоверного князя Даниила Московского
Сегодня мы также вспоминаем видных русских ученых Н.Е.Жуковского и П.В.Никольского, генерала А.А.Брусилова и исследователя Арктики К.С.Бадигина
17.03.2024
Он преобразил весь мир
К 165-летию со дня рождения изобретателя радио А.С. Попова
16.03.2024
Любимый дед Советского Союза
К 20 летию со дня смерти великого русского и советского актера Ивана Петровича Рыжова
16.03.2024
Все статьи темы
Александр Сергеевич Пушкин
«…Стать с веком наравне»
Обзор журнала «Берега» № 6 (58) 2023
16.03.2024
День памяти сподвижника Ломоносова Степана Крашенинникова
Сегодня мы также вспоминаем дипломата М.П.Бестужева-Рюмина, фельдмаршала кн. А.И.Барятинского, профессора Н.Ф.Катанова, разведчика Н.И.Кузнецова и академика О.Н.Трубачева
09.03.2024
Для кадровой революции в России нужен институт комиссаров
Ветераны СВО должны занять должность не прямого начальника над учёными, а «комиссара», надзирателя, задачей которого будет не допустить принятия откровенно враждебных решений, исключить явную ложь и подлог
02.03.2024
День памяти митрополита Макария
Также сегодня мы вспоминаем генерала П.С.Ванновского, публициста В.В.Оловеникова, филолога Ф.Е.Корша и подвиг псковских десантников
29.02.2024
Все статьи темы
Конкурс «Революция в России: есть ли предпосылки, реальны ли угрозы»
Реальна ли угроза новой революции в России?
Развернутая рецензия с обзором книги «Революция в России: реальна ли угроза? 1917-2017: Сб. материалов / сост. А.Д. Степанов. - М.: ИД «Достоинство», 2018, 624 с. илл»
16.09.2018
Все статьи темы
Последние комментарии