Часовой мастер

1.

Часовая мастерская находилась на первом этаже трехэтажного дореволюционного дома - между магазином галантереи и фотоателье. Я вошел внутрь - над дверью мелодично прозвенел колокольчик. Помещение было разделено невысокой стойкой на две неравные части: приемную и собственно мастерскую, занимавшую гораздо большую площадь. Навстречу мне поднялся плотный мужчина среднего роста, с улыбчивым добродушным лицом, его лоб пересекали глубокие морщины; на вид ему было не меньше шестидесяти.

-Слушаю вас, - обратился он ко мне так, как будто только меня и дожидался.

Я поставил на стойку будильник:

-Перестал звенеть.

-Это очень нехорошо с его стороны. - Мастер взял в руки будильник. - Это примерно то же самое, как если бы трамвай утром не вышел на линию. - Счас глянем.

Он сел за стол, уставленный часами разных марок, запчастями к ним, крышками из-под монпансье и баночками из-под консервов, заполненными винтиками, колесиками, пружинками и прочей мелочью, без которой часовому мастеру никак не обойтись; вскрыл будильник, внимательно осмотрел механизм.

-Ага, понятно, - сказал он, копаясь в будильнике. - Это называется: ерунда на постном масле.

Через минуту он поднялся, завел звонок, перевел стрелки часов, и будильник зазвенел. Он держал его в руке и улыбался; он был доволен гораздо больше меня; когда будильник умолк, мастер поставил его на стойку:

-Теперь вы никуда не опоздаете.

Я был очень рад, что мне повезло на мастера, что будильник снова в рабочем состоянии и что не нужно приходить в мастерскую второй раз. Я вытащил из кармана бумажник:

-Сколько с меня?

-Нисколько, - ответил мастер.

-Ну как же так? Вы трудились, затратили время.

-Я затратил пару пустяков. Скажу вам по секрету: друзьям чиню бесплатно.

-Но я же не друг.

-Значит, будете им! - Он весело рассмеялся. Потирая руки, сказал: - Когда я сделаю людям что-то доброе, у меня весь день отличное настроение. И дела идут как по маслу.

Я от души поблагодарил мастера и попрощался.

Второй раз я встретился с Сергеем Михайловичем Лобовым (так звали моего нового знакомого) примерно через месяц - стали спешить ручные часы. Он отремонтировал их за считанные минуты и снова не взял денег, считая меня своим другом.

В мастерской никого не было. Лобов заварил две чашки чая, высыпал из пакета на тарелку полдюжины сушек-«челночков» - стойка служила нам столом. Мы вели себя как давнишние друзья - это случается тогда, когда собеседников объединяет взаимная симпатия; поскольку разница в возрасте у нас была небольшая, то мы с взаимного согласия перешли на «ты». Через несколько минут я перевел разговор в нужное русло, сказав, что вчера был на престольном празднике в Бирюлевском храме.

-А я живу рядом с этим храмом, - сказал мой собеседник, - окна аккурат смотрят на церковный двор.

-Повезло, - сказал я.

-Да я там ни разу не был! Хотя уже больше тридцати лет живу в этом доме...

-Почему?

-Дак я ж некрещеный.

-Как так?

-А вот так! Родители боялись крестить, а я сам, когда подрос, даже и не задумывался об этом.

-А сейчас?

-Счас уже поздно.

-Креститься никогда не поздно. Бывают случаи, когда человек крестится в самую последнюю минуту своей жизни.

-Для чего?

-Чтобы спастись.

-Лично мне никто не угрожает: ни милиция, ни соседи, ни клиенты. И дом не горит - значит, спасаться не надо.

-Я говорю о спасении души.

-Это для меня пустой звук. Тело я вижу - вот оно, а душу не вижу, стало быть, ее нет.

-А ум ты видишь?

-Ну, это совсем другое дело: его не надо видеть, чтобы знать о нем...

-У тебя очень хорошая душа, она радуется, когда ты совершаешь добрые дела. Жаль, если она погибнет для блаженной Вечности.

-Ты говоришь о загробной жизни?

-Да.

-А по-моему, никакой загробной жизни нет. Вот, например, я скоро умру, мое тело отнесут на кладбище, зароют в могилу, и на этом все кончится.

-С этого момента все только и начнется.

-Ну, это уже сказка.

Религиозная безграмотность Лобова не явилась для меня какой-то неожиданностью. Всех своих новых знакомых, и молодых, и пожилых, я при первом же удобном случае спрашивал о крещении. И каждый третий или четвертый из них оказывался некрещеным. И если молодые люди, хотя и не все, соглашались рано или поздно принять Таинство Крещения, то пожилые, особенно мужчины, были тверже камня - любое слово, если оно касалось Церкви, отскакивало от них быстрее, чем теннисный мяч.

Выйдя из мастерской, я горячо помолился о заблудшем Сергии, попросил Господа вразумить его, наставить на путь истины и не дать погибнуть. Мне было очень жаль, что он всю жизнь прожил в полнейшей темноте, не зная Господа, не участвуя в церковных Таинствах. Я стал молиться о нем каждый день - утром, встав ото сна, в метро, пока ехал на работу, во время прогулок. «Человеколюбец Господь и не такие камни растоплял».

2.

Через пару недель, возвращаясь с работы, я заглянул в часовую мастерскую. Там было несколько клиентов - одни сдавали часы в ремонт, другие получали отремонтированные. Я подождал, пока они ушли, поздоровался с Сергеем Михайловичем и продолжил прерванный в прошлый раз разговор. Прежде всего я сказал ему, что душа некрещеного человека без суда и следствия уходит в ад.

-Ну и что особенного, везде жить можно, - легко и беззаботно сказал мой собеседник.

-Там не жизнь, - возразил я, - там жуткие муки.

-Ну значит, это как раз для меня: я эти муки заслужил.

-Их можно легко избежать.

-Неужели? - Лобов сделал удивленное лицо.

-Да.

-А как?

-Очень просто: окреститься.

-Дак я ж кумунист.

-Вот те раз! Компартии давно не существует, а он коммунист!

-Я кумунист настоящий, по убеждению, не как другие - партии не стало, и их не стало. А я свою шкуру не меняю каждую минуту, как хамелеон.

-Ты, небось, и партбилет носишь до сих пор в кармане?

-А как же! Какой я кумунист без партбилета? Вот он, могу показать. - Лобов полез во внутренний карман пиджака.

-Не надо, - остановил я его. - Над этими партбилетами куры смеются... Вот ты говоришь: коммунист. Я лично знал многих крещеных коммунистов. И среди членов правительства были такие.

-Это - хамелеоны. - Лобов пренебрежительно махнул рукой. - Они мне не пример.

-А кто пример?

Лобов встал, прошелся взад-вперед по мастерской, остановился.

-Ну, Сталин.

-Он, между прочим, учился в семинарии, - сказал я.

-Верно? - спросил Лобов, поняв, что попался в ловушку.

-Верней некуда.

Сергей Михайлович снова прошелся по мастерской, соображая, как бы без больших потерь выбраться из ловушки. Он расстегнул пиджак, потом снова застегнул его, сказал простодушно:

-А я и не знал.

-Да и знать это необязательно, - сказал я, помогая старику побороть смущение. - У тебя скоро может быть другой пример для подражания. Без единого пятнышка.

-Это кто ж?

-Преподобный Сергий Радонежский.

-Я такого не знаю.

-Это великий святой Земли Русской. Если ты окрестишься, то он будет твоим небесным заступником и покровителем. Его мощи покоятся в Троице-Сергиевой Лавре, совсем рядом. Туда можно часто ездить.

-Ты никак меня уже окрестил?

-Я молю Господа Бога, чтобы это случилось как можно быстрее!

-А зачем? Что за выгода для тебя?

-Выгода для тебя, а не для меня: ты окажешься не в аду, а в Раю.

3.

Вскоре я уехал в командировку на Сахалин, где пробыл несколько месяцев. Вернувшись, долго работал над научным отчетом. Потом взял отпуск и уехал отдыхать. Прошло не меньше полугода, когда я снова навестил часового мастера. Я его не узнал - он сильно похудел, осунулся, лицо покрывала печать бледности, в глазах не было прежней живости; мне показалось, что он стал ниже ростом.

-Три месяца отвалялся в больнице, - отвечая на мой немой вопрос, сказал Лобов. - Инфаркт. Чувствую себя не ахти.

-А что, если поехать в санаторий, набраться сил, а потом уж...

-Работа для меня - лучший санаторий. - Мастер улыбнулся, но улыбка получилась какая-то кислая. Он занимался старинными карманными часами, изредка поднимая голову и отвечая на мои краткие вопросы.

-Ну как, креститься будем? - спросил я, когда Лобов, ответив на телефонный звонок, о чем-то задумался.

-Работы накопилось невпроворот. - Он кивнул на полки, заставленные часами разного калибра так густо, что образовался «птичий базар».

-Одно другому не мешает. А откладывать нельзя: никто из нас не знает, когда Господь возьмет нашу душу - сегодня ночью или завтра утром.

-Ну, я-то еще никуда не собираюсь...

-А там, - продолжал я, как бы не замечая внутреннего сопротивления собеседника, - там уже не крестятся - поздно!

-Я прожил всю жизнь некрещеным - и ничего, не жалуюсь. А насчет инфарктов, так они у всех бывают - и у крещеных, и у некрещеных...

-У тебя первый инфаркт?

-Второй... Наверно, ты плохо обо мне молился. - Лобов с хитринкой посмотрел на меня: ему было интересно, как я восприму его шутку.

-Да, плохо, - согласился я, восприняв его слова не как шутку, а как серьезный упрек. - Второй инфаркт - это как удар грома! Третий ты можешь не выдержать!

-Чему быть, того не миновать...

-И все же лучше уйти в иной мир подготовленным. Крещение займет всего один час, - сказал я, не оставляя надежды на то, что мастер в конце концов согласится. Мне все казалось, что он отказывается от крещения потому, что я не нашел самого веского довода. - Можно креститься в храме, а можно и дома. А если хочешь - прямо тут, в мастерской, - я договорюсь со священником.

Старый мастер поднял брови, обдумывая мои слова, и морщины на его лбу стали еще глубже.

-Я не готов, - сказал он, опустив брови. - С бухты-барахты это не делается...

Мне нечего было возразить старику.

4.

На следующий день, в воскресенье, я поехал в храм Всех святых на Соколе - там, у входа на церковный двор, всегда собирается много нищих. И на этот раз они были на месте - вот публика, которая никогда не подведет! Я раздал им, никого не пропустив, щедрую милостыню - во спасение души часового мастера. В этом храме служил священником мой друг, я попросил его помолиться о заблудшем Сергии.

Так я поступал несколько раз: слава Богу, нищих в Москве изобилие.

Заходить в часовую мастерскую я не торопился, так как в этом не было необходимости: что бы я ни говорил, какие бы доводы, самые веские и самые неотразимые, ни приводил, все равно Лобов, как и раньше, остался бы при своем мнении.

И все же я не вытерпел и зашел - в последние дни масленицы. За рабочим столом, там, где обычно я видел Лобова, сидел худой вихрастый молодой человек.

-Можно увидеть Сергея Михайловича, - обратился я к нему.

Молодой человек поднял скуластое лицо, посмотрел на меня одну-две секунды:

-А его нет.

-Где же он, если не секрет?

-Нет, не секрет: он умер.

Я помедлил, переваривая сказанное.

-Давно?

-Да уж месяца полтора, наверно.

Я вышел из мастерской и медленно побрел по улице. В том, что Лобов умер, ничего особенного не было - все рано или поздно умирают. Дело было в другом: в его загробной участи. Где его душа, в каких заочных палестинах? Страдает или радуется, терпит муки или нашла покой?

Прошел Великий пост, наступили радостные Пасхальные дни, в моей душе не смолкали чудные Пасхальные песнопения - именно в это время я увидел сон. Мне приснился весенний луг, освещенный теплыми сияющими лучами солнца. Он был покрыт изумрудной травой, но цветов на нем не было, - только два-три цветка едва виднелись из травы. И птиц не было.

Через несколько дней я снова увидел во сне этот же луг: цветов значительно прибавилось, они были выше и ярче; появились птицы, они порхали над лугом и весело щебетали.

Прошло еще некоторое время, и я третий раз увидел весенний луг. Он был буквально усыпан оранжевыми, желтыми, сиреневыми, голубыми цветами; от них исходил дивный аромат; птиц было очень много, их пение ласкало слух; посреди луга стояло красивое двухэтажное здание с колоннами, полное неземного сияния.

О чем были эти сны? Как их понять? Может быть, Господь образно показал мне загробную участь часового мастера - ведь молился о нем не только я, но и священник. Каждому человеку в последнюю секунду его земной жизни является Ангел Господень и спрашивает: «С кем ты? С Богом или нет?» И если человек не отречется от Бога, то Ангел Господень относит его душу к вратам Рая... Вот и Сергей Михайлович, вполне возможно, не отрекся от Бога; не мог же он забыть те немногие слова о загробной жизни, которые я говорил ему во время своих визитов в часовую мастерскую. Но суть, конечно, не в моих словах, а в безграничном милосердии Господа, Которому дорога каждая человеческая душа и Который хочет спасти самого последнего грешника.