К 100-летию со дня мученической кончины Григория Ефимовича Распутина-Нового
Письма приведены в книге А.А. Танеевой-Вырубовой «Страницы моей жизни»
Соловьёва М.Г. упомянута: Письма Государыни Императрицы Александры Феодоровны: N 4 от 24-го Ноября 1917 г.; Письма Великой Княжны Татьяны Николаевны: от 9-го Декабря 1917 г.; от 10-го Декабря 1917 г.; Письмо Наследника Цесаревича Алексея Николаевича от 24-го Ноября 1917 г.
Матрёна Григорьевна Соловьёва (26.03/07.04.1898 - 27.09.1977), в девичестве Распутина-Новая, Мара, Марочка, Матрёша, Мария. Дочь крестьянина Григория Ефимовича Распутина-Нового и Прасковьи Фёдоровны (в девичестве Дубровиной). Родилась в селе Покровском, Тюменского уезда, Тобольской губернии.Матрёна выросла в простой обстановке крестьянской семьи, где главой был «дедушка Ефим Яковлевич».
В семье Распутиных произошли перемены, связанные с тем, что её отец Григорий Распутин, как и все крестьяне занимался хозяйством, но вдруг перестал пить, курить, есть мясо, оставил семью и ушёл странствовать. Это случилось примерно в 1903 году, когда Матрёне было 5 лет, хотя сама Матрёна относит это событие «приблизительно» к 1905 году.
Дети Распутиных учились в покровской сельской школе. Однако, после знакомства Григория Распутина с Царской Семьёй, Государыня Императрица Александра Феодоровна пожелала, чтобы дочери Григория Ефимовича, ставшего со временем царским другом, получили образование.
В 1908 г. отцом отдана казанским купцам «К...» для приготовления к поступлению в Мариинскую гимназию г. Казани, куда она вскоре и поступила.
В 1910 г., хлопотами отца, определена в Петербург в пансион Сеймана. В этот период времени проживала вместе с отцом в квартире Георгия Петровича Сазонова - редактора одной из петербургских газет и почитателя Г.Е. Распутина-Нового. Подружилась с дочерью Сазонова - Марией.
Пробыв недолго в пансионе, поступила в женскую гимназию Е.Н. Стеблин-Каменской Министерства Народного Просвещения.
В ту же гимназию вскоре была принята и её сестра Варя.
«Мы жили в пансионе гимназии, бывая накануне праздников и в праздничные дни у отца» (из показаний М.Г. Соловьёвой (Распутиной) следователю Соколову).
Показания Матрёны касательно Санкт-Петербурга, в основном относятся к периоду, когда отец жил на Гороховой улице в д. 64. (с 1914 г.). Она подробно описывает обстановку квартиры на Гороховой, 64: «Наша квартира состояла из пяти комнат. Роскоши никакой у нас не было. Все это вранье, что писалось тогда в газетах про нас. Комнаты наши и обстановка их были самые простые. В столовой стоял у нас стол, обыкновенные венские стулья и оттоманка, самая роскошная вещь из всей обстановки, подарок какого-то Волынского, освобожденного из тюрьмы по ходатайству отца; в спальне отца - кровать железная, американский стол, в котором хранились у отца под замком многочисленные прошения разных лиц, гардероб и умывальник; в кабинете отца - письменный стол, на котором ничего не было, кресло и диван; в приемной были одни стулья. Только одну нашу детскую мы обставили по своему вкусу: у нас были в ней кровать, кушетка, столик, диванчик, кресла, туалет, гардероб» (из показаний М.Г. Соловьёвой (Распутиной) следователю Соколову).
Знакомство Матрёны с Царской Семьи произошло в Царском Селе, в домике Анны Вырубовой. В дальнейшем подобные встречи были нередки и продолжались вплоть до февраля 1917 г.
«Мы до его смерти не были с сестрой Варей ни разу во дворце. Мы встречались с Государыней и Великими Княжнами у Анны Александровны Вырубовой» (из показаний М.Г. Соловьёвой (Распутиной) следователю Соколову).
Осенью 1916 г., в тот период, когда шла подготовка к убийству Григория Распутна, его дочери находились рядом с ним в Петрограде, не поехав на рождественские праздники в Покровское. Причина была в тяжёлом внутреннем состоянии Григория Ефимовича, он предчувствовал, что его скоро убьют.
17 декабря 1916 г, когда Матрёна и Варя находились дома (Гороховая, 64) пришло страшное известие о гибели отца. По свидетельству Матрёны пережить этот день им помогли Государыня Императрица Александра Феодоровна, Анна Александровна Вырубова и митрополит Питирим (Окнов), которые постоянно звонили девушкам, пытаясь подбодрить и успокоить их.
Матрёна и Варя были в Чесменской богадельне на отпевании своего отца (совершил отпевание епископ Исидор Колоколов): «Отпевали в Чесменской богадельне... <...> Дочери Распутина, которые совсем одни присутствовали на отпевании, положили на грудь убитого икону, которую Государыня привезла из Новгорода» (Танеева А.А. Страницы моей жизни).
21 декабря на похоронах в Царском Селе дочерей не было. Из близких присутствовали только Царская Семья, Анна Вырубова, Лили Ден и АкилинаЛаптинская.
«После убийства отца на второй или третий день мы были вызваны во дворец. Там мы видели Государя, Государыню и Княжен. Государь и Княжны плакали, Государыня держалась и утешала нас. После этого мы каждую неделю два раза являлись с Варей во дворец. Царская Семья очень хорошо относилась к нам.
После убийства отца мы не могли учиться: нам было тяжело на душе. Мы ушли из гимназии и жили на Гороховой с мамой. Так мы жили до самой революции. Через несколько дней после переворота мы уехали в Покровское, так как нас искала толпа и хотела убить. В Покровском мы жили до сентября. В сентябре месяце 1917 года мы с Варей поехали в Петроград. Там у нас была знакомая еврейка Татьяна Шаг, впоследствии по мужу Никельбург. Это была наша домашняя учительница. Мы у нее и поселились. До этого еще времени у меня был жених, грузин корнет Пхакадзе. Я его очень любила, но отец хотел, чтобы я вышла замуж за Бориса Николаевича Соловьева. Отец его - Николай Васильевич был приятель отца. (Он был казначеем в Синоде.) Отец говорил неоднократно, что я должна выйти за Соловьева, а не Пхакадзе, потому что Пхакадзе очень ревнив. Из-за ревности ко мне он стрелялся, и отец говорил: «Что же будет, когда он на тебе женится». Пхакадзе представлялся Государыне и не понравился Ей. Она знала Соловьева и тоже хотела, чтобы я шла за него. (Государыня знала Соловьева не лично, а со слов папы.)
С Соловьевым я познакомилась у них в доме в 1916 году. Он меня полюбил и стал мне предлагать замужество. Я ему отказывала, потому что любила Пхакадзе. Когда я была дома после отъезда в 1917 году из Петрограда, Соловьев писал мне письма, уговаривая меня идти за него. Ввиду изменившегося положения нашего, по совету мамы, а главным образом, помня желание отца и Государыни, я решила выйти за него замуж. В сентябре месяце 1917 года мы с ним повенчались. Свадьба была справлена на средства мужа. Посаженным отцом у нас был упомянутый мною Пистолькорс [Александр Эрикович фон Пистолькорс]. Из приглашенных были генеральша Гущина [Александра Егоровна Гущина] и Мария Георгиевна Сазонова» (из показаний М.Г. Соловьёвой (Распутиной) следователю Соколову).
В сентябре 1917 года Матрёна вышла замуж за Бориса Николаевича Соловьева (1893-1926), сына близкого знакомого её отца, чиновника Св. Синода Николая Васильевича Соловьева (1863-1916).
«После нашей свадьбы мы поехали в город Симбирск к его бабушке Надежде Александровне Токаревой. У нее мы прожили недели две и уехали в Покровское. Здесь мы прожили у мамы недели две-три и вернулись в Петроград. Здесь мы жили в своей квартире на Сергиевской улице (N дома не знаю), кажется, на углу ее и Потемкинской. Так мы жили несколько месяцев. Мы жили на свои собственные средства скромно: небольшие деньги были у мужа, и у меня было 3 тысячи рублей из 10 тысяч, оставшихся после смерти папы» (из показаний М.Г. Соловьёвой (Распутиной) следователю Соколову).
Чтобы понять душу Матрёны Григорьевны Соловьёвой нужно прочесть её личный дневник за 1918 г., который был предоставлен Матрёной Григорьевной судебному следователю по особо важным делам при Омском Окружном Суде Н. А. Соколову в 1919 г. Попробуем проследить основные вехи её судьбы за этот период, отметая всё наносное, что связано с человеческими немощами.В сухом остатке: любовь, вера, самоотверженность, щедрость, преданность, внутренняя тяга к прекрасному, отвержение несправедливости в любой её форме, врождённое чувство красоты, любовь к природе, здравомыслие, любовь к отцу и матери, любовь к Царю, Царице и к Царским детям, чуткость и отзывчивость к проявлениям доброты, жалость к обездоленным.
Новый 1918 год Матрёна встретила в родном селе, а 2 января выехала в Петроград. В Петрограде жила с сестрой Варей, в то время как муж, Борис Николаевич, был в отъезде, по словам Мары, в Сибири. Часто встречались с Анной Вырубовой, Марией Сазоновой, Светчиной и др. Присутствовала на панихиде по А.С. Танееву - отцу Анны Александровны Вырубовой (здесь и далее.
3 февраля были на именинах у Анны Вырубовой, где познакомились с князем Эристовым: «Вся квартира была усеяна шикарными корзинами цветов. Она была в белом красивом платье, мне сейчас же ясно представились прошлые годы, как было мило, хорошо, весело у её, сколько торжественности было. Сидели, обедали, вспоминали о прошлом, хорошем времени. Теперь мы живем все только прошлым».
7 февраля «приехал Барин» - вернулся из Сибири Борис Николаевич. «С каким чувством радости и восторга мы с ним встретились, я не могу описать. <...> Для меня была Пасха».
19 февраля Борис Николаевич по поручению Анны Александровны, получив деньги от банкира Ярошинского, вновь уехал в Сибирь с посылками, деньгами и письмами для Царской Семьи.
В его отсутствие Матрёна встречалась с верными почитательницами её отца: Марией Евгеньевной Головиной (Муней), Ольгой Владимировной Лохтиной, Решетниковым, художницей Краруп, написавшей портрет Григория Ефимовича.
5 марта пришло известие, что женился брат Митя. Матрёна была не очень рада этому событию, т. к. опасалась, что матери будет сложно с невесткой.
Матрёна Григорьевна пишет, что в этот период времени в Петрограде случайно встречала: Н.А. Ордовского-Танаевского, Д.Н. Ломан, Георгия Сазонова - многие были там. Очень часто ходила в церковь на службу.
«12 марта. Я, Нюра, Варя ходили на могилку к Павлу I, носили цветы, т. к. в этот день как раз год, что страдала Аня. После пошли к Полиньке, сидели у неё 2 часа. Я просила её помолиться о Боре; она начала читать «Отче Наш»....».
Очень любила свою младшую сестру Варю и все родных: брата Митю и «милую Маму», которую «любила безумно». Её подруги - Рая, Нюра, Оля.
29 марта выехала через Екатеринбург в Тюмень к мужу. Ехала вместе с Варей.
3 апреля встретилась с Борисом Николаевичем в Тюмени.
5 апреля по настоянию мужа Матрёна с Варей отправились в Покровское. «Встретили нас с Варей дома как всегда тепло, хорошо. Вот уж здесь любовь пребывает. Все живут вкупе, боятся страха Божьего».
В этот день Борис Николаевич был арестован и посажен в тюрьму. Арестован был и его помощник корнет С.В. Марков.
На следующий день 6 апреля Матрёна получила телеграмму из Тюмени: «Выезжай немедленно». Телеграмму отправила их хорошая знакомая и почитательница отца Елизавета Егоровна Стряпчева.
7 апреля на лошадях прибыла в Тюмень и узнала, что Борис в тюрьме. Остановилась у Стряпчевых. Усиленно хлопотала за мужем перед властями.
8 апреля ходила в тюрьму на свидание с Борисом.
9 апреля носила ему передачу.
14 апреля решилась пойти к председателю Тюменского совета народных депутатов Н.М. Немцову, чтобы просить его отпустить Бориса под поручительство («взять Борю на поруки»). Написала прошение.
15 апреля была в тюремной церкви на службе, чтобы повидать мужа.
16 апреля направилась в революционный трибунал, где должно было рассматриваться дело Б.Н. Соловьёва, просила, умоляла.
Её внешний облик в этот период времени передан в книге корнета С.В. Маркова, который также сидел в тюрьме через две камеры от Соловьёва: «Мне было искренне жаль несчастную Мару Григорьевну. Я мог себе представить, что она пережила при аресте мужа и что переживает сейчас... Она с первого же взгляда произвела на меня симпатичное впечатление. По внешности золотистая блондинка, выше среднего роста, прекрасно сложенная, но с неправильными чертами лица. Её нельзя было назвать красивой, но в ней было что-то, что как-то особенно к себе располагало. Особенно обращали на себя внимание её глубоко сидящие серо-стальные глаза, привлекавшие к себе своей одухотворенностью. Мужа своего она, видимо, очень любила, какой-то особенно страстной, ревнивой любовью. Он отвечал ей теми же чувствами». (Марков С.В. Покинутая Царская Семья).
18 апреля снова была в тюремной церкви на службе.
19 апреля на Чистый Четверток вновь отправилась в Трибунал. Ей удалось дать взятку в пятьсот рублей секретарю трибунала подпоручику Грановскому - который содержал в Тюмени театр и был знакомым Соловьёвых. В дневнике за 19 апреля Матрона пишет: «Как я плакала, как умоляла всех идиотов, как я унижалась перед ними. В 3-ьем часу объявляют «поезжайте за мужем»«. Бориса Николаевича выпустили из тюрьмы под поручительство Матрёны и под подписку о невыезде: он должен был каждый день отмечаться в Совдепе.
22 апреля - Пасха. Праздничное настроение было омрачено известием, что Царь и Царица вывезены в Екатеринбург.
26 апреля сестра Варя выехала в Петроград. В трибунале должен был состояться суд над Борисом Соловьёвым.
30 апреля, после того, как Борис побывал в Трибунале, Соловьёвы дали обет: если всё закончится для Бориса Николаевича благополучно, они отправятся на богомолье в Абалакский монастырь, где будут говеть.
Борису Соловьёву удалось уговорить Совдеп позволить ему покинуть Тюмень и в ожидании решения суда пожить с женой у тёщи в селе Покровском. Разрешение было получено.
«Нам хотелось побывать в Покровском и повидать своих, а в Тобольске мы хотели отслужить молебен Иоанну Митрополиту» (из показаний М.Г. Соловьёвой (Распутиной) следователю Соколову).
9 мая Матрёна купила билеты на пароход. На пристани она совершенно случайно увидала Царских Детей, которых пароходом должны были отправить в Тюмень: «9 мая. Какое счастье выпало на мою долю. Сегодня я видела Детей, случайно совершенно. Пошла на пристань за билетами, вижу стоит пароход, никого не пустили. Я пробралась к кассе чудом, и вдруг в окне парохода Настя (Царевна Анастасия) и маленький (Царевич Алексей) увидели меня, страшно были рады. Это устроил Николай Чудотворец, сейчас я и Боря едем в Абалак; Боря в очень хорошем настроении, чему я рада. Как жаль, что не могла им сказать ни слова. Они были как ангелы».
«Садясь же в Тюмени на пароход, мы мельком видели Царских Детей. Я видела Их в окно Их каюты. Они все были в одной каюте. Здесь же был с Ними и Алексей Николаевич. Но я Их видела издали и мельком. Конечно, мы разговаривать не могли» (из показаний М.Г. Соловьёвой (Распутиной) следователю Соколову).
«Известив телеграммой своих, мы виделись с ними в Покровском: они выходили к нам к пароходу» (из показаний М.Г. Соловьёвой (Распутиной) следователю Соколову).
10 мая пароход, на котором плыли Соловьёвы, остановился в Покровском, но Борис и Матрёна лишь повидались с родными, сходить с парохода не стали и продолжили плавание до Тобольска, чтобы поклониться мощам свт. Иоанна Тобольского и помолиться ему об освобождении Бориса. Всю дорогу не покидали невесёлые думы об Их Величествах и Августейших Детях, которых уже не было в Тобольске.
Добравшись до Тобольска, устроились на постоялом дворе неподалёку от пристани, где первым делом повидались с Анной Павловной Романовой - комнатной девушкой Ея Величества, через которую Б.Н. Соловьёв передавал Царской Семье посылки, письма, деньги. Матрёне она очень понравилась: «Сидела у нас 4 часа, но я бы с ней говорила говорила».
«В Тобольске мы пробыли несколько дней на каком-то постоялом дворе и жили, не прописываясь. Молебен мы служили в соборе по случаю освобождения мужа. Из прислуги Царской Семьи мы видели одну Романову. Но она не жила с Царской Семьей и ничего нам сообщить не могла» (из показаний М.Г. Соловьёвой (Распутиной) следователю Соколову).
В дневнике Матрёны ничего не говорится о том, что она с мужем в эту поездку была в Омске, хотя в показаниях следователю Соколову есть об этом упоминание. «Из Тобольска мы поехали в Омск просто прокатиться. В Омске мы жили на пароходе несколько дней и нигде не были. Мы нигде не были. В Омске тогда были еще большевики. Из Омска мы поехали пароходом, не останавливаясь в Тобольске, в Покровское» (из показаний М.Г. Соловьёвой (Распутиной) следователю Соколову).
Скорее всего, в показаниях Матрёны есть неточность - наложились впечатления отдругой, более поздней по времени поездке. Согласно дневниковым записям и датам, 12 мая в Соборном храме отслужили молебен свт. Иоанну Тобольскому, 13 мая вернулись в Покровское.
Матрёна сообщает многие подробности их пребывания в Покровском. Ходили в гости, встречались с односельчанами, с родными, гуляли к Мурашному, «где тятеньке было видение», катались на лошадях («на Кольке»). Матрёна перечисляет близких знакомых, односельчан, с которыми так много было связано в её жизни: тётка Марья, свадьба у подруги Кати с Дмитрием Питкиным, дядя Николай Подбулыжный, Оринка, Нюра, Надька Свистунова. «Какая благодать, благодарю тебя, Боже, а тепло-то как <...> деревья распустились, всё как в зеленом бархате; тепло. Не хочется расставаться с лесом, с дивной природой. Воздух чистый; забываешь все неприятности, как бы я хотела жить в лесу».
Борис развлекался ловлей рыбы, которую затем вялили: «10 ведер карасей наловили». Матрёна вышивала скатерть.
Однако, не всё так радужно было у четы Соловьёвых в Покровском. Семейные неурядицы: обиды на мужа, обиды на Фешу - супругу брата, и проч. - без этого не обходится в семейной жизни. Как всегда, томило безденежье: «Мне теперь стыдно выходить на улицу, даже нету летнего пальто. А купить денег нету. Ой, как трудно жить». Ко всему прочему, Борис и Матрёна, как, впрочем, и все домашние, всё время жили под страхом неожиданного появления красногвардейцев, как это уже было однажды, когда зимой нагрянули большевики, арестовали Бориса Николаевича, едва он остался жив и до того времени всё ждал суда революционного трибунала. «Каждую минуту бойся, что вот-вот приедут красноармейцы и схватят», - удручённо пишет Матрёна Григорьевна. Опасения вскоре оправдались.
31 мая на пристани Покровского появились 18 пароходов, которые, по слухам, шли в Тюмень за красногвардейцами.
6 июня приехала Варя из Петрограда: «Какая Варя красивая, нежная, хорошая, стройная, веё можно влюбиться. Она, как солнце - аристократка, не та аристократка, что с сухим сердцем, а её выдержанность, воспитание. Господи, пошли ей многого счастья. В Тюмени их чуть не расстреляли как буржуев».
Со дня на день ждали красногвардейцев.
7 июня, опасаясь их неожиданного появления, Боря, Митя, Матрёна, Феша и Варя ночевали в поле.
8 июня на лошади уехали из дома в Зыряне, ночевали у Кузьки-татарина в Тарханах. На следующий день, наняв лошадь, прибыли в Зыряне, где остановились и ночевали у Халоповых: «нас встретили радушно, очень были рады нашему приезду. Такие милые добрые люди - прелесть». Однако добрые люди всё же опасались пускать дочь и зятя Распутина, боялись наказания. Поэтому 11 июня вернулись в Покровское. То, чего опасались, как раз и случилось.
12 июня неожиданно прибыли красногвардейцы. 16 человек остановились в доме Распутиных. Борис Николаевич успел спрятаться на подворье одного из сельчан села Покровского крестьянина Василия Куропаткина, у которого «он 17 дней скрывался на печке» (из показаний М.Г. Соловьёвой (Распутиной) следователю Соколову).
Опасения и страхи были не напрасны. Красногвардейцы, которые прибыли в Покровское, были из карательного отряда балтийского матроса, большевика, начальника штаба красной гвардии Екатеринбурга Хохрякова П.Д. - того самого, который сопровождал и обеспечивал охрану Великих княжон и Царевича Алексия, когда их перевозили из Тобольска в Екатеринбург.
Под руководством Хохрякова в Екатеринбурге была сформирована «Карательная экспедиция Тобольского направления» общей численностью до шестисот бойцов при 27-ми пулемётах и двух орудиях. В задачу отряда входило «борьба с зарождающимися белогвардейскими отрядами и восставшим Чехословацким корпусом - очищение от врагов советской власти областей к северу от Тюмени, вдоль берегов реки Туры» (Материал из Википедии - свободной энциклопедии).
Отрядом были взяты «одиннадцать заложников из числа бывших офицеров, жандармов и священнослужителей». Среди них: священник села Каменского Екатеринбургской епархии Пётр Карелин, бывший жандармский унтер-офицер Николай Князев, гимназист Мстислав Голубев, бывший полицмейстер Екатеринбурга Генрих Рушинский и офицер Ершов. В их числе оказался и епископ Тобольский и Сибирский Гермоген (Долганов, или Долганев). Все заложники были увезены из Тобольска в Тюмень и доставлены на пароход «Ермак». Чуть позже к ним присоединили протоиерея Ефрема Долганова, священника Михаила Макарова и священника Константина Минятова, которые прибыли к Хохрякову, чтобы внести выкуп за епископа Гермогена. Хохряков деньги взял, а затем арестовал всех, кто эти деньги ему доставил.
Лично по распоряжению красного матроса Павла Хохрякова, все заложники кроме епископа и о. Петра были расстреляны на берегу, близ села Покровское. Владыку Гермогена и о. Петра сначала заставили работать на строительстве укреплений около Покровского, затем перевели на пароход «Ока». 29 июня 1918 года на пароходе «Ока» на пути к Тобольску священнослужители после истязаний были утоплены в реке Туре.
Если бы Борис Николаевич Соловьёв оказался в руках красногвардейцев Хохрякова, его участь, как царского офицера и зятя Распутина, была бы предрешена. К тому же он был руководителем организации, которая была им же сформирована вокруг епископа Гермогена Долганова и преследовала цель освобождения Царской Семьи (братство святителя Гермогена Тобольского Максимовича).
В дневниковых записях за 14-15 июня Матрёна передала то состояние, в котором находилась её душа, коротко выразило то, что она чувствовала, испытала, и что мучило её каждый день: «2-ой год страдаем, и нашим страданьям нету конца. Господи, спаси нас. Нету нигде покоя, всё плачем, последнее отбирают, ведь это же ужасно жить под вечным страхом. День проживёшь и благодаришь Господа за Его милосердие, что ещё жива; только бы не умереть без покаяния... Была у Бори, не могла дойти до него, он заперт на замок, бедному как ему трудно, только бы Господь спас его. Боюсь, чтобы он над собой не сделал, ведь враг сильный, сейчас же подтолкнет на худое дело. Вразуми его, Господи, не дай погибнуть. Каждую минуту ходят красногвардейцы к нам, спрашивают, нет ли чего покушать, ой, как их страшно; они хуже змей, противные. Стоят пароходы у пристани, как в городе».
16 июня к селу Покровское подошли передовые отряды белогвардейцев. Завязался бой между белыми и красными. «В подвале спасались от шальных пуль».
17 июля ночевали вне дома «в пальто, в голошах - во всем спали на всякий случай».
18 июля из Покровского потянулись подводы: «целые караваны, целые обозы тянутся по всей деревне, все бабы увозят своё добро и сами уезжают в другую деревню, которая совершенно в стороне, как им бедным трудно расставаться со своим домом, оставляют они их на произвол судьбы, слышишь только слёзы и слёзы, нету им конца, никогда в жизни я не забуду того, что сейчас переживаю».
Дом Распутиных приглянулся командованию красного отряда и 19 июня к Распутиным нагрянули незваные гости: «Приехало к нам 30 человек красногвардейцев, устроили штаб, а на дому наблюдательный пункт, и все ходят такие злые, что ужас, так вот и смотрит, что пулю кому-нибудь пустят из нас. Когда я их вижу, меня всю трясёт; мне так хочется дать им по физиономии, что же поделаешь, но силы мало и нету храбрости. Живут они у нас наверху, все ночи не спят. Жили всего 2 дня, а показалось 2 года».
21 июня большевики уехали «на низ в Иевлево», а оттуда на Тобольск-Омск. «Боже, как мы рады, что их, сволочей, у нас нету. <...> Как все выехали от нас, мы сейчас же стали мести в ограде».
23 июня Матрёна, Варя и Дуня отправились в деревню Касмакову, «шли 10 верст. Боялись, что нас кто-нибудь заметит из крестьян по дороге и мы тогда пропали, беда, как тяжело жить - ужас».
Несколько дней прожили там у знакомых (или родственников), скрываясь от постороннего глаза. «27 июня. Надоело жить в Касмаковой, хотя тут и чисто и принимают нас радушно, но скрываться уж очень тяжело, целыми днями сидишь на полу, чтобы никто нас не заметил, а если кто заметит да донесёт красногвардейцам о нас - значит мы пропали; с нами они покончат, а бедные наши, наверное, там дрожат, боятся. А Боре еще хуже и опаснее, живет в лачужке грязной вот уже 17-ый день и боится за меня и за себя. Господи, спаси нас и помилуй. Да, тяжёлое время приходится переживать».
Меж тем, 28 июня Борис Николаевич оставил своё убежище в Покровском и стал пробираться к белым. Вместе с отрядом белогвардейцев в тот же день вернулся в Покровское, чтобы забрать жену. И той же ночью всё с тем же отрядом Матрёна и Борис Соловьёвы покинули Покровское. Добрались на лошадях до Бачилина, а оттуда уже вдвоём выехали в Тобольск.
«30 июня. А все-таки у Бори нервы еще не прошли, пока ещё всё сердитый, неприятно немного, но ничего, Бог даст пройдёт, много ему, бедному, пришлось пережить, и тюрьма, и расстрел, и скрыванье от красногвардейцев, да чего только не было, как только пережили всё это, один Господь спас. Задолго до приезда красногвардейцев к нам в дом страшно трещала в переднем углу Матерь Божья; мама и все старшие на это обратили внимание, а мы с Варей засмеялись, что они на каждый пустяк обращают вниманье, мама все говорила, вот будет неприятность, и, действительно, вскоре нам пришлось пережить большую трагедию».
Соловьёвы решили пробираться в Симбирск, где жила бабушка Бориса Николаевича. В Симбирск можно было добраться только через Омск, т.к. Екатеринбург был занят красными.
1 июля поездом отправились из Тобольска в Омск. В Омске пересели в другой поезд, который следовал через Петропавловск в Челябинск. Ехали в вагоне с «противными» китайцами.
Далее, видимо, планы пришлось изменить (записи в дневнике за эти дни отсутствуют). В результате 10 июля вернулись в Омск и ночевали на пристани, откуда пароходом по Иртышу плыли до Тобольска. 18 июля на пароходе «Андрей Первозванный» из Тобольска вернулись в Покровское.
«23 июля. Приехала комиссия искать тело убитого Гермогена, нашли в воде его обмотанного веревками и руки связаны назад, мучили, говорят, его, бедного, страшно, ах, какие мерзавцы большевики, не лучше бы им и не хуже, Господи, накажи их. Завтра ждут Епископа Еринарха из Тобольска и тогда повезут Гермогена хоронить в Тобольск. <...>«.
«25 июля. Как жутко проходить мимо церкви, в особенности вечером, идешь - темно-темно и ни одного человека нету на улице, вся деревня спит, видишь в церковной ограде горит свеча, диакон читает всю ночь евангелие у Епископа Гермогена на могилке. Стараюсь реже ходить в верхний край, чтобы не видеть жуткой картины. Сегодня приехал Епископ Еринарх за телом убиенного, служили панихиду. Я сильно плакала, вспомнила сейчас же папу, как его отпевали, стоять было немыслимо, хотелось зарыдать».
Соловьёвы снова решили ехать в Симбирск. 27 июля на лошадях выехали в Тюмень. В Тюмени 28 июля остановились у Стряпчевых. На следующий день 29 июля поездом отправились в Омск. 30 июля - Омск. Оттуда через Петропавловск поездом до Челябинска.
Проезжая Курган, посетили невесёлые раздумья: «Здесь уже пошли строгости, надо брать пропуска, т. к. близко фронт. Господи, что же это такое - брат на брата идёт. Всех офицеров забирают, боюсь, как-бы Борю не забрали, и он тоже боится этого. Да и за что драться?».
2 августа достигли Челябинска. Оттуда также поездом до Самары.
4 августа на пароходе «Фортуна» отправились из Самары в Симбирск.
6 августа были в Симбирске у бабушки Бориса Николаевича.
В Симбирске от праздного времяпрепровождения Матрёна и Борис испытывали сильные приступы скуки. Единственный радостный день - 12 августа, когда «с тётками, дедушкой и Борей ездили пикником недалеко от Симбирска в лес, ах, какая там прелесть... На берегу Волги, лес - столетние сосны; мы разложились под двумя соснами; пили чай, ели вкусные пироги, жарили шашлык, ну и вкусно же было - замечательно. Целый день была на воздухе, в саду воровали сливы, вишни, как интересно... Вечером ходила в театр с Борей, я была одета лучше всех, на меня все обращали внимание».
14 августа Борис отправился в Тюмень, оставив жену у бабушки в Симбирске. В отсутствии мужа Матрёна усердно занялась изучением французского языка.
29 августа неожиданно пришло известие, что «красногвардейцы в 4-х верстах от Симбирска». Матрёна «в чем была», взяв с собой иконку и Евангелие, отправилась на пристань, чтобы плыть в Самару.
31 августа, находясь в Самаре, узнала, что Симбирск взят большевиками.
5 сентября добралась до Омска, где встретила знакомого капитана с парохода «Андрей Первозванный», от которого узнала, что Борис Николаевич находится в Омске. Так они неожиданно встретились. Длительная разлука с мужем рассеяла все недоразумения и обиды: «я с Борей, и мы так любим друг друга, что большей любви не надо».
Жили Соловьёвы около двух месяцев у некоего Васильева, который был доверенным лицом банкира П.П. Рябушинского.
Борис Николаевич периодически отлучался из Омска по делам: 10 сентября уехал в Тюмень, 25 сентября отправился в Тобольск.
«17 сентября. Сегодня узнала весьма утешительную новость, как будто Папа и Мама (Царь и Царица) живы и Дети, да неужели это правда, вот счастье».
«18 сентября. <...> Боря приехал вчера, Боже, сколько было радости, счастья. Именно мы были рады от души и счастливы от всего сердца встрече. <...>
19 сентября. Как враг всячески старается искусить, стереть с земли счастье, любовь и радость. Ведь молитва побеждает врага; я мало молюсь, поэтому и выходят разные недоразумения. Молитва и молитва нужна, тогда сердце будет спокойнее. Сегодня я рассердила Борю, и он на меня так рассердился, как никогда: гнал меня от себя, ведь я же его люблю, и он меня любит безумно, но у него нету выдержки, как и у меня.
20 сентября. Мне кажется, если они будут живы, т. е. Папа и Мама, тогда и я буду счастлива, ведь вся моя опора, вся моя надежда на них, я знаю, в трудную минуту они меня не оставят <...>«.
Именно в этот период жизни в Омске Матрёна Григорьевна забеременела: «2 октября. Сегодня утром ходила к акушерке; она мне объявила, что у меня начало беременности, ой, как страшно и вместе с тем радостно, Боря этого ничего ещё не знает, интересно, как он посмотрит не всё. Получила телеграмму - приедет не раньше вторника, ой, как соскучилась о нём. <...>«.
В Омске ходили слухи, что Царская Семья спаслась. Матрёна Григорьевна, с надеждой и радостью переживала эти известия: «3 октября. Только что пришла от Сапожниковой Елизаветы Александровны, когда я с ней поздоровалась, то от счастья заплакала <нрзб.> а вдруг она близкая Их здесь. А где Они? Какая судьба... <...> Через неделю все выяснится, как и что и где Они?
4 октября. С десяти часов и до 6-ти вечера была у Сапожниковой, все время вспоминали Их, я много плакала, я ясно сегодня поняла весь ужас, переживаемый нами <...>«.
Борис Николаевич вернулся из Тобольска только 11 октября. Касательно их взаимоотношений очень показательна следующая запись Матрёны Григорьевны: «13 октября. Как хорошо, когда идет мир да лад, как говорится, Божья благодать, и верно, ах, если б Боря <был> хорошим, идеальным человеком, ни одной бы за ним помарочки не было, вот было б хорошо, да все это возможно, но прежде самой надо стать лучше, а то я за последнее время стерва-стервой. Я даже удивляюсь, что он меня терпит. Действительно, у него ангельское терпенье - вспылить и сразу успокоиться и простить. Мне бывает очень совестно».
Отсутствие денег заставило Соловьёвых решиться отправиться в Харбин в надежде заработать там денег.
21 октября они выехала поездом в Иркутск, куда приехали 26 октября. «Всю дорогу играли в карты, хохотали, в общем четыре дня пролетели незаметно. Много рек пришлось проезжать: Енисей, Обь, Ангару».
В Иркутске остановились в гостинице «Метрополь».
27 октября в ресторане за полтора года впервые услышала гимн «Боже, Царя храни». «Были мы в ресторане «Метрополь» - ужинали после театра, выпили водки и мадеры: я, Боря, Иван Петрович, Роберт Иванович, познакомились с полковником и переговаривались с другой публикой. Играл оркестр, было очень весело. В конце ужина так разошлись, так развеселились, что потребовали играть оркестр: «Боже, Царя храни» и Слава. Все лакеи, буфетчик и публика встали на ноги, но это был номер действительно. Офицеры встали во фронт».
30 октября сели на поезд в Маньчжурию. Путь через Читу и Монголию. Ночевали на станции Маньчжурия.
5 ноября - Харбин. В Харбине Борис Николаевич пытался завести своё дело, но, судя по дневниковым записям Матрёны Григорьевны, ему это не удавалось, а она всё более и более скучала по России, родным: «30 ноября. Дело с сапогами, кажется, провалилось. Беккер тянет за нос Козловского и Борю, вот противный-то, ведь мы бы могли заработать на этом деле 40 000 руб., сапоги возьмут, безусловно, но продаст Беккер, а не мы; вот всё так делается, что бы мы не затеяли, все у нас рушится, почва под ногами некрепко держится. Хотя бы одно дело было, и то ладно. Но, кажется, ещё какое-то дело есть. Я плюю на все дела, я хочу домой, домой, соскучилась здесь, в китайском городе, страшно».
В Харбине при следующих обстоятельствах произошло знакомство четы Соловьёвых с атаманом Семёновым и его супругой Марией Михайловной: «Я узнала, что в Харбине находится жена атамана Семенова Мария Михайловна. Боря пошел к ней и продал ей кулон за 50 тысяч рублей. Это было в декабре 1918 года. Перед Рождеством, купив что нам было нужно, мы поехали в Омск» (из показаний М.Г. Соловьёвой (Распутиной) следователю Соколову).
«4 декабря. Сегодня думаем выехать домой, ой, как я радуюсь, что увижу своих дорогих. Надоел Харбин страшным образом, в особенности эти противные китайцы-японцы. Впервые я и Боря открыли правду Алексееву, кто мы. Это богач из Иокогамы, на меня он произвел очень хорошее впечатление».
19 декабря 1918 г. вернулись в Омск. Остановились у прежних хозяев (Назар Алексеевич, его сын Женя).
«Пробыв в Омске приблизительно месяца два, Боря уехал в Харбин мобилизоваться. В это время мы жили всё у того же Васильева, и муж ничем не занимался. Почему Боря мобилизовался не в Омске, я не знаю. Я прожила в Омске до апреля, и в апреле мы с сестрой Варей, которую я выписала к себе, поехали во Владивосток к Боре, так как он в это время служил в штабе крепости. Во Владивостоке мы жили в гостинице «Версаль». Летом этого года [1919 г.] у мужа с полковником Бутенко вышли неприятности, и он ушел в отряд особого назначения. В скором времени после моего приезда во Владивосток туда приехал с Марией Михайловной атаман Семенов. Он приглашал моего мужа и меня к себе обедать, и мы обедали у него в поезде» (из показаний М.Г. Соловьёвой (Распутиной) следователю Соколову).
Неприятности с полковником Бутенко имели серьёзные последствия не только для Бориса Соловьёва, но и для его жены. Борис Николаевич был арестован во Владивостоке в начале декабря 1919 г. Вслед за мужем, последовал арест жены. Если постановление об аресте подпоручика Б.Н. Соловьёва было принято службой контрразведки и службой военного контроля, то арест Матрёны Григорьевны состоялся благодаря исключительно желанию судебного следователя Н.А. Соколова, который, видимо, усмотрел уже в самом её статусе, как жены Соловьева, некую тень падающих на неё саму обвинений, а посему принял следующее постановление:
«1919 года, декабря 25 дня, судебный следователь по особо важным делам при Омском окружном суде Н.А. Соколов, рассмотрев переписку о подпоручике Борисе Николаевиче Соловьеве, присланную Владивостокским военным контролем, и принимая во внимание:
1) что, в виду данных, имеющихся в этой переписке, на вышеуказанного Соловьева падает обвинение в преступлении, предусмотренном 108 ст. угол.улож.;
2) что Соловьев арестован контролем и содержится под стражей в Читинской областной тюрьме;
3) что, в виду данных этой переписки, такое же обвинение падает и на его жену Матрену Григорьевну;
4) что в дальнейшем ходе предварительного следствия эти обстоятельства, установленные перепиской, подлежат выделению в порядке 314 ст. уст. угол. суд.;
5) что, ввиду важности упадающего на Соловьеву обвинения и связи этого обвинения с предметом настоящего дела, пребывание названной Соловьевой на свободе представляется вредным для дела, на основании 314 ст. уст. угол. суд.,
ПОСТАНОВИЛ: Матрену Григорьевну Соловьеву подвергнуть содержанию в Читинской областной тюрьме.
Судебный следователь Н. Соколов
Исполнено 25 декабря 1919 года N 175.
Так Матрёна Григорьевна оказалась в Читинской областной тюрьме, где на тот момент содержался и Борис Николаевич.
26, 27 и 28 декабря 1919 г. она была допрошенасудебным следователем Н. А. Соколовым в г. Чите в порядке 722 ст. уст.угол. суд.
Приведём лишь маленький отрывок её показаний: «Жизнь отца в Петрограде я наблюдала сама лично. Его отношение к Царской Семье я также наблюдала сама. Я не могу связно рассказать что-либо про жизнь отца. На Ваши вопросы отвечаю следующее.
Целый день у отца уходил на приёмы разных просителей. К нему обращались очень многие с очень разнообразными просьбами: его просили о местах, о помиловании разных лиц, сидевших в тюрьмах. Вот, главным образом, с такого рода просьбами и обращались к нему. Ему разные лица давали деньги, но очень многие и просили у него денег. Никогда никому в денежных просьбах не отказывал. Он действительно одной рукой брал, а другой раздавал. Обращались к нему и за духовной помощью: просили совета, жаловались на тяжёлую душевную жизнь. Он давал советы, старался помочь душевно, как мог.
Он часто беседовал с нами о Боге. Он говорил, что Бог - это утешение в жизни, но что нужно уметь молиться для того, чтобы получить это утешение. Чтобы молитва могла дойти до Бога, нужно во время молитвы всецело отдаваться вере в Бога и гнать от себя все другие мысли. Он говорил, что молиться не каждый может и что это трудно. Он часто постился и заставлял поститься нас. В посты он ел одни сухари и строго соблюдал их. Он говорил, что посты установлены вовсе не для здоровья, как говорят учёные люди, а для спасения души.
Никаких приёмов гипнотизма отец, в действительности, не знал. Он как был простым мужиком от рождения, таким и остался до самой смерти. Но он был от природы очень умный и мог говорить о многих предметах. Его воздействие на людей, вероятно, заключалось в том, что он был чрезвычайно силён духовной энергией и верой в Бога. Он замечательно хорошо говорил о Боге, когда бывал пьяный. Как я уже говорила, уходя странствовать, он бросил пить. Но в Петрограде он снова вернулся к вину и. пил много. Больше всего он любил мадеру и красное вино. Пил он дома, но больше в ресторанах и у знакомых. Царская семья знала, что он пьёт, и осуждала его за это. Говорили ему об этом и мы. Всегда для всех у него был один ответ: «не могу запить того, что будет после». Мысль его заключалась в том, что он ждал чего-то худого для родины в будущем и хотел потопить в вине своё горькое чувство от сознания нехорошего будущего.
Пьяный он любил плясать русскую и плясал замечательно хорошо. Вообще вино на него действовало не так, как на других. Он не терял разума, не делался от вина грубым, злым, а делался как бы более одухотворённым. Все, что писалось в газетах в революцию про его разврат, - клевета. Отец не знал никаких женщин, кроме мамы, и любил одну её» (Протокол допроса М. Г. Соловьевой, 26-27 декабря 1919 г.).
Матрёна Григорьевна спокойно и искренне говорила о своём отце, пытаясь простотой и убедительностью своих слов пробудить у следователя чувство трезвого, незашоренного восприятия всего того, что относилось к её любимому тятеньке. Лейтмотивом звучало: отец ни в чём не виноват; вот я, живая свидетельница, нахожусь перед вами, и я свидетельствую об этом, мой отец, Григорий Ефимович Распутин-Новый ни в чём не виноват.
Но всё было тщетно, Марии так и не удалось достучаться до следователя Соколова.
Неизвестно, чем бы кончилось дело, если бы не вмешательство атамана Григория Михайловича Семёнова и его жены, с которыми Соловьёвы познакомились в Харбине. В то время походный атаман генерал-лейтенант Г.М. Семёнов являлся командующим войсками Иркутского, Забайкальского и Приамурского военных округов на правах главнокомандующего армиями. Вскоре Указом Верховного правителя А.В. Колчака от 4 января 1920 года Г. М. Семёнову будет передана (до получения указаний от назначенного Верховным Правителем России А.И. Деникина) «вся полнота военной и гражданской власти на всей территории Российской Восточной Окраины, объединённой российской верховной властью».
Про атамана Семёнова в показаниях Соколову Матрёна Григорьевна говорит следующее: «В скором времени после моего приезда во Владивосток туда приехал с Марией Михайловной Атаман Семёнов. Он приглашал моего мужа и меня к себе обедать, и мы обедали у него в поезде. Атаман интересовался судьбой Михаила Александровича [Вел.князя] и приглашал Борю, чтобы узнать от него что-либо об этом. Но Боря ничего не знает про судьбу Михаила Александровича».
Упомянутая в показаниях Мария Михайловна (урождённая Вотчер) была женой атамана Семёнова. Именно она в 1920 г с помощью атамана Семёнова оказала помощь, и деньгами, и организационно, игумену Серафиму Кузнецову при перевозке останков преподобномуч. Вел.кн. Елизаветы Феодоровны через Читу, и сама вместе с игуменом Серафимом сопровождала их до Иерусалима, где честные мощи были положены в усыпальнице храма святой равноапостольной Марии Магдалины в Гефсимании.
Очутившись в тюрьме, Матрёна Григорьевна написала мужу записку, которая оказалась в руках следователя Соколова, а в материалах следствия появилась соответствующая запись.
«ПРОТОКОЛ. 1919 года, декабря 27 дня, судебный следователь по особо важным делам при Омском окружном суде Н. А. Соколов в г. Чите, в порядке 315 324 ст. ст. уст. угол. суд., производил осмотр записки, полученной от одного из лиц Читинской тюремной администрации. По осмотру найдено следующее: Записка эта от Соловьевой к её мужу написана на восьмушке белой писчей бумаги фиолетового цвета чернилами и имеет следующее содержание: «Милый Боря меня посадили в тюрьму, ради Бога не волнуйся и всё выяснится и меня дня через 2 освободят Наш друг этого не знает. Целую тебя мой родной Храни тебя Господь, мужайся дорогой мой. Твоя Мари»«.
По поводу записки к мужу Мария [Матрёна] Григорьевна дала пояснение следствию: «Я писала, находясь в тюрьме, записку мужу. В этой записке нашим другом я называла Атамана Семёнова, так как я уверена, что он нас защитит».
Матрёна Григорьевна написала вторую записку, но уже к Марии Михайловне. И хотя обе записки были перехвачены, всё же каким-то образом Марии Михайловне и атаману Семёнову в тот же день стало известно об аресте Соловьёвых:
«ПРОТОКОЛ. 1919 года, декабря 27 дня, судебный следователь по особо важным делам при Омском окружном суде Н. А. Соколов, прибыв в Читинскую областную тюрьму для допроса Матрёны Григорьевой Соловьевой, получил от одного из лиц тюремной администрации записку, написанную названной Соловьевой ее мужу Борису Николаевичу Соловьёву и письмо на имя «Марьи Михайловны».
Из содержания последнего письма видно, что адресатом его является любовница атамана Семёнова, известная в Чите под именем «Марьи Михайловны». В этом письме Соловьёва извещает «Марью Михайловну» о заключении под стражу её и её мужа и просит её добиться у атамана Семёнова освобождения из тюрьмы её и её мужа. Из бесед с некоторыми лицами тюремной администрации судебный следователь осведомился, что из дома атамана Семёнова по телефону несколько раз со времени доставления в тюрьму Соловьевых справлялись о факте нахождения их в тюрьме.
После получения сих сведений, приблизительно, около 2 часов дня в комнату, где производился допрос Соловьёвой, явилась вышеупомянутая «Марья Михайловна» и обратилась к Соловьёвой с приветствием, как к лицу, с которым у неё, видимо, близкие отношения. Затем, совершенно игнорируя судебного следователя, она обратилась непосредственно к Соловьёвой и потребовала от неё, чтобы она одевалась и ехала к ней в дом атамана Семёнова, так как в тюрьме ей, Соловьевой, «не место».
В силу фактической необходимости и, будучи осведомлён об отношении атамана Семёнова к настоящему делу, судебный следователь был вынужден, удалив Соловьёву, иметь наедине объяснение с названной «Марьей Михайловной».
Её требование к судебному следователю объяснить о причине ареста Соловьёвых и о немедленном их освобождении было оставлено без ответа. Письмо, написанное ей Соловьёвой, было ей передано. Судебный следователь по особо важным делам Н. Соколов».
Благодаря своим высоким покровителям, уже на следующий день Матрёна Григорьевна была освобождена:
«СПРАВКА. Ввиду имеющихся у судебного следователя точных сведений об отношении к факту ареста Соловьёвых атамана Семёнова, угрожающих как самой возможности допроса Соловьёва, так и сохранению добытого предварительным следствием материала по настоящему делу, судебный следователь принуждён был Матрёну Григорьевну Соловьёву из-под стражи освободить, о чём сообщено начальнику Читинской областной тюрьмы 28 декабря 1919 года за N 177. Судебный следователь Н. Соколов».
Вскоре по письму атамана Семёнова к следователю Соколову от 3 января 1920 г. был освобождён и Борис Николаевич: «Главнокомандующий всеми вооружёнными силами Дальнего Востока, Иркутского военного округа и Походный атаман Дальневосточных казачьих войск Следователю по особо важным делам генералу Соколову. Приказываю Вам освободить из-под стражи поручика Соловьёва, содержащегося в Читинской областной тюрьме, на поруки жены генерал-майора Вериго. Генерал-лейтенант атаман Семёнов»
В 1920 году во Владивостоке у Бориса и Матрёны Соловьёвых родилась дочь Татьяна (1920-2009).
В том же 1920 году с частями эвакуировавшегося Чехословацкого корпуса семья Соловьёвых отплыла на пароходе из Владивостока в Европу.
Первое пристанище в Европе - Бухарест. Далее последовали: Прага, Берлин, Париж, уроки хореографии у балерины Императорских театров Девильер в Берлине. В Париже Борис Николаевич открыл ресторан, где согласно русскому обычаю, кормил в долг (по сути, бесплатно) бедных русских эмигрантов.
В марте 1922 родилась вторая дочь - Мария.
Как и многие русские эмигранты Матрёна Григорьевна написала воспоминания с одним лишь отличием - они целиком были посвящены своему отцу, Григорию Ефимовичу Распутину-Новому.
Первоначальный вариант воспоминаний впервые был опубликован в Париже в 1925 году на французском языке под названием: «Мой отец, Григорий Распутин» (RasputinaM.G. Monpère, GrigoryRaspoutine: mémoiresetnotes. - P.: J. Povolozky, 1925.- 108 pp., ill).
Вскоре после выхода воспоминаний тяжело заболел Борис Николаевич. В июле 1926 г. в лечебнице Кошен он скончался от скоротечной чахотки.
Матрёна осталась одна с двумя малыми детьми, ресторан разорился, деньги закончились, ценные вещи распроданы. Пришлось зарабатывать на жизнь танцовщицей в кабаре Парижа. Затем работа во французском цирке, выступление в аттракционе с дрессированными лошадьми, коровами и пони (1932 г).
Всё это было внешнее, вынужденный, вымученный ответ на суровые обстоятельства. А на самом деле она не была ни танцовщицей, ни дрессировщицей, это не её призванье. Но каково же её собственное призвание? Каково жизненное послушание от Бога? Кто она, Матрёна Распутина?
Матрёна Григорьевна до конца своей жизни осталась не только любящей, преданной дочерью, но и последовательной защитницей светлой памяти своего отца. Это и была её особая миссия перед миром, её мирское кредо, её амплуа, её призвание, и в тоже время её послушание, но уже не перед миром, а перед Богом, хотя её простота и доверчивость подчас оказывали ей недобрую услугу.
К тому времени убийца её отца, Феликс Юсупов перестал скрывать своё личное участие и роль в совершённом злодеянии. Впрочем, он этого никогда и не делал, кроме, быть может, того момента сразу после убийства, когда ему грозило действительное наказание и мучила неизвестность. Но то было в прошлом и осталось в поруганной России. В свободной Европе он по-прежнему был центром и любимцем публики, русского бомонда, переместившегося заграницу, ему уже нечего и некого было бояться, и он стал бравировать своим недавним прошлым. Он, уже открыто, «не стесняясь», давал откровенные интервью прессе. В июне 1928 г. вышли его мемуары, где он подробно описал все события. Наконец, князь Юсупов заключил договор на создание художественного фильма о Распутине.
Всё это стала известно Матрёне Григорьевне. И она решила положить конец вакханалии вокруг имени своего отца, вновь поднятой Феликсом Юсуповым. Поскольку откровенное признание Юсупова и молчаливое согласие Дмитрия Павловича (с его стороны никаких опровержений рассказам Юсупова не последовало) не вызвало никакой реакции ни с чьей стороны (в том числе, полное безразличие правоохранительных органов) - в этих обстоятельствах, требовать возбуждения уголовного дела было бессмысленным. Но оставлять полностью безнаказанным глумление над памятью отца Матрёна Григорьевна также не могла. Что она могла сделать, не имея ни средств, ни положения, ни влиятельных связей? Что она могла сделать в этом лживом мире, где всё измерялось деньгами? Только одно - потребовать возмещения ущерба, причинённого лично ей, что и было ею исполнено. Она подала в парижский суд на Юсупова и великого князя Дмитрия Павловича, потребовав от них компенсации за убийство самого близкого и любимого человека в размере 800 тысяч долларов. Она обращалась к здравомыслию и порядочности тех, кто будет рассматривать её заявление, указав на то, что «любой приличный человек» должен испытывать отвращение к той жестокости, с которой был убит её отец.
Однако, самый справедливый и неподкупный суд в мире - французский, не нашёл в мотивах дочери, потерявшей по вине двух «благородных» негодяев родителя (единственного кормильца), серьёзных оснований для удовлетворения её иска. Ей было оказано на том основании, что «политическое убийство, совершённое на территории другой страны (тем более в России), находится вне зоны французской юрисдикции» (в другой формулировке: «не обладает юрисдикцией над политическим убийством, имевшим место в России»).
Однако, Матрёна Григорьевна не собиралась сдаваться. Отказ суда в рассмотрении иска побудил её к переизданию своих воспоминаний. На сей раз, текст воспоминаний должен был быть издан в английском переводе, чтобы сделать воспоминания более доступными для широкой читательской аудитории. В 1929 году в Лондоне вышла её книга на английском языке «Настоящий Распутин» (MariaRasputina.TheRealRasputin (transl. byA. Chambers). - London: JohnLongLtd, 1929. - 223 pp.), где текст воспоминаний был отредактирован и дополнен автором Марией Григорьевной Соловьёвой-Распутиной.
Воспоминания были переведены с английского языка на русский и изданы в 1932 году в Париже популярным эмигрантским журналом «Иллюстрированная Россия» в нескольких номерах под названием «Мой отец Григорий Распутин».
В 1934 была переиздана книга Матрёны Соловьёвой-Распутиной «Мой отец» («MyFather») (1925 года) с добавлениями из книги 1929 г «Настоящий Распутин» («TheRealRasputin»), видимо, наиболее полное оригинальное издание (MariaRasputina.MyFather. - London: Cassell, 1934.- 157 pp.).
Выпуском воспоминаний Матрёна (Мария) Григорьевна приобрела известность, и одновременно получила предложение перейти на работу в английский цирк дрессировщицей диких животных, хищников, если прежде докажет способность к этому, для чего должна была войти в клетку со львами. Возложив упование на Бога, выполнила поставленное условие и приступила к новой работе, получив известность, как «Мари Распутин, дочь безумного монаха, прославившегося своими подвигами в России». Публика приписывала её успех знаменитому "распутинскому" взгляду, который, якобы, останавливал любого хищника. Сама же она, как пишет историк С.В. Фомин, предпочитала отшучиваться: «В клетке со львами? О чём вы говорите? Да, мне пришлось быть в одной клетке с большевиками!».
Гастроли по всему миру. Работа у американских цирковых антрепренеров: у братьев Ринглингов (с 1935 г), затем у Барнума и Бейли, затем у Гарднера, гастроли по Европе и Америке. Окончательный переезд в США (1937 г).
Во время одного из выступлений Матрёну (Марию, как она стала называть себя за рубежом) ранил белый медведь. Это случилось в городе Перу (округ Майами, штат Индиана). После выздоровления некоторое время она продолжала ездить вместе с цирком, но, видимо уже не могла работать, как прежде, и, находясь в Майами (штат Флорида), приняла решение, скорее всего, вынужденное, расстаться с цирком.
Здесь же, во Флориде, её застала Вторая мировая война (сентябрь 1939 г.). Матрёна Григорьевна устроилась на оборонную судостроительную верфь простой клепальщицей. А вскоре она повторно вышла замуж за Григория Бернадского (по одним данным, февраль 1940, а по данным С.В. Фомина, январь 1940,). Брак продлился до1945 г. По сведениям историка С.В. Фомина, Г.Г. Бернадский - бывший белый офицер, который работал в США инженером-электриком. Матрёна познакомилась с ним ещё в Сибири, в 1918 году.
В 1943 г. супружеская пара переехала в Лос-Анджелес, где Матрёна работала машинистом и оператором сверлильного станка на верфи Сан-Педро (С.В. Фомин.Сплетение судеб).
В 1945 году ей, с учётом заслуг военного времени, было предоставлено американское гражданство. В том же году Матрёна Григорьевна развелась с Григорием Бернадским.
Она продолжала работать на оборонных предприятиях вплоть до 1955 года, пока не получила пособие по возрасту (пенсию). «Выйдя на пенсию», она продолжала подрабатывать няней, санитаркой в больнице, давала уроки русского языка, общалась с журналистами, которых интересовал её отец. В этот период времени судьба свела Матрёну с некоей журналисткой Патрисией Энн Бархэм (Пэт Бархэм), как пишет историк С.В. Фомин, «известной журналистской, дочерью газетного магната Фрэнка Бархэма из Лос-Анджелеса, воспитывавшейся в семье его друга - еще более известного газетного короля - Уильяма РэндольфаХерста. Ко времени знакомства с Матрёной Пэт успела уже побывать на войне в Корее, описать потрясшие американцев наиболее кровавые уголовные преступления, собрав и издав рассказы о них в книге «Операция Кошмар».
Похоже, Бархэм, следуя западному принципу «всё на продажу», решила воспользоваться именем дочери знаменитого Распутина не ради доброго отношения к ней и её отцу, но ради известности и продвижения своей собственной карьеры. Эксплуатируя природные свойства её характера: добродушие, простоту, открытость, играя на её одиночестве и преклонном возрасте, Бархэм легко подружилась с Марией Григорьевной, и воспользовавшись её доверием, как пишет Фомин, «на потеху любящей сенсации и скандалы американской публики», соединила двух знаменитостей - дочь «безумного монаха» Матрёну Распутиной и Анну Андерсон, выдававшей себя за спасённую Великую Княжну Анастасию Николаевну. Это произошло во второй половине 1960-х годов.Пэт Бархэм повезла Матрёну Григорьевну в Виргинию, где в городе Шарлоттсвилл жила Анна Андерсон. Встреча между ними состоялась 13 августа 1968 г. во вторник.
Для публики результаты встречи были представлены в виде презентаций, подготовленных Пэт Бархэм и нашедших отражение в газетных репортажах. «Вскоре в одном из августовских номеров журнала «Тайм» появился снимок с претенциозной подписью «Анна и Мария».
На волне возникшего у публики интереса к интриге, Пэт Бархем «раскрутила» семидесятилетнюю «Мари Распутин» на написание и издание новых мемуаров. От Матрёны Григорьевны требовалось только согласие, а «написание» и издание взяла на себя Бархэм.
Книга Матрены Распутиной и ПетБархем под броским названием «Rasputin: TheManbehindtheMyth» («Распутин: Человек по ту сторону мифа») вышла в США в 1977 году (MariaGrigorevnaRasputina, PatteBarham. Rasputin: TheManbehindtheMyth/ NJ: PrenticeHall, 1977».
С.В. Фомин считает, что книга целиком написана Пэт Бархэм, а имя Матрены на обложке значилось чисто номинально, для привлечения публики. «Впоследствии журналистка издала поваренную книгу «PeasanttoPalace» (1990), основанную якобы на особенных кулинарных рецептах Г.Е. Распутина, которыми поделилась его дочь», - негодует Сергей Владимирович Фомин.
Отзывы зарубежных критиков не столь однозначны. Некоторые считали, что в книге «Распутин: Человек по ту сторону мифа», Григорий Распутин изображен, верующим целителем, человеком святой жизни. «По оценке газеты Лос-Анджелос Таймс (TheLosAngelesTimes), книга читается как объединённый массив данных для защиты в суде, который еще не начался. Книга не даёт заключения по каждому отдельному историческому эпизоду, а просто раскрывает общую причину травли Григория Распутина, в основе которой лежали зависть, ничтожество и убогость его гонителей. Невозможно рассеять лживый миф, не противясь ему». (TheStoriesBehindtheStones. cemeteryguide. Истории позади камней. Путеводитель по кладбищу).
Судя по всему, Матрёна Григорьевна была крепко взята в оборот. Бархэм организовала рекламную поездку дочери Распутина на ранчо к президенту США Ричарду Никсону.
«Согласно рассказам Лоранс, внучки Матрены, соавтор мемуаров её бабушки не погнушалась впоследствии даже присвоить ряд документов из семейного архива. Однажды, рассказывала она, к её матери Татьяне Борисовне во Франции заявились некие посланцы Пэт Бархэм, выпросив «на время» пять ценных документов, которые затем, ссылаясь на неведение, та не возвратила» (С.В. Фомин.Сплетение судеб).
В последние годы своей жизни она жила вблизи голливудского шоссе в Лос-Анджелесе, штат Калифорния, получая пособие по социальному обеспечению. «Стены небольшого дома Матрены в SilverLake, предместье Лос-Анджелеса украшали фотографии Григория Ефимовича и Царской Семьи. Почетное место среди них занимал большой портрет Императора Николая II» (С.В. Фомин.Сплетение судеб).
После выхода последнего варианта «воспоминаний» в соавторстве с Пэт Бархэм, в один из осенних дней Матрёне Григорьевне стало трудно дышать, и она позвала соседа, который вызвал скорую помощь. Но приезда врачей она не дождалась. Матрёна Григорьевна Соловьёва-Распутина скончалась 27 сентября 1977 г. в Калифорнии от сердечного приступа на 80-м году жизни. Похоронили её в Лос-Анджелесе на кладбище Ангел-Роздейл (AngelusRosedale).
Дневники, которые она вела, по словам внучки Лоранс, бесследно пропали, пополнив, вероятно, коллекцию «какого-нибудь Йельского университета», - предполагает С.В. Фомин.
Попытаемся подвести краткий итог долгой, насыщенной событиями жизни Матрёны Соловьёвой (Распутиной-Новой). И вряд ли ошибёмся, если скажем, что Матрёна Григорьевна - незаурядная женщина. Её отличала чисто русская, народная черта - простота. Судя по дневниковым записям за 1918 г., в молодости она представляла собой тип провинциалки, которая была очарована блеском большого города и стремилась стать частью роскошного мира удовольствий: театров, ресторанов, сладкой, обеспеченной жизни.
На первый взгляд, в её симпатиях можно уловить пошлость и примитивизм - качества мелких, ограниченных натур. Но это совершенно не относится к Матрёне. В её душе оказалось гораздо больше благородства нежели у большинства представителей того мира, стать частью которого она некогда пыталась.
Сквозь все повороты и перипетии её судьбы красной нитью проходит нечто, что, заслуживает и внимания, и уважения - любовь к отцу - Григорию Ефимовичу Распутину-Новому и ревностное отношение к его доброй памяти.
«До самой своей смерти Мария защищала своего отца перед всяким, кто готов был её слушать, утверждая, что его негативная репутация была создана его врагами, чтобы дискредитировать его.
В интервью газете Лос-Анджелес Таймс после опубликования книги Мария (Матрёна) Григорьевна сказала: «Мой отец был очень добрым, святой жизни человек. Он всегда думал о других, а не о себе, только о других. Номногиелюдизавидовалиему» (The Stories Behind the Stones. cemeteryguide.Истории позади камней. Путеводитель по кладбищу).
Отношение Марии Григорьевны к отцу легко понять, прочитав её дневниковые записи за 1918 г. Они испещрены многими короткими фразам об отце.
«25 января. Рада, что сошлась с характером Лили. Много говорили с ней о папе; она его понимает так как надо и очень любит и ценит, а для меня это все».
«26 января. Была на панихиде у Танеева. Господи, как приходит смерть, верно папа сказал: «смерть подружка моя». Ведь человек не думал, что умрет, строил планы на будущее. Все мы ходим под Богом. Тяжело было стоять на панихиде, я сейчас же вспомнила как мы отпевали папу и мне так сделалось тяжело, грустно почувствовать, я тогда и поверила на себе как бедной Ане тяжело без отца, ведь единственная опора. Ведь у нее Бог отнимает дорогое ей».
«2 марта. Дивны дела твои, Господи... Первый раз чувствовали так близко нашего дорогого тятеньку, так было хорошо и вместе с тем горько и обидно, что не могли слышать папиных слов из его уст, но умы ясно чувствовали, что он был с нами. Я его видела во сне, он мне сказал: я буду в 4 часа у Раи, и мы как раз все собрались вместе у нее. Ольга Владимировна говорила по тятенькиному ученью, не она говорила с нами, а тятенька. Много любви было у Раи, Господи, как хорошо. Сегодня Пасха, настоящая.»
«3 марта. Вздумала продолжить вчерашний дивный день; приглашала всех наших: Аню, Раю, Ол(ьгу) В(ладимировну) и др., но Ол(ьга) В(ладимировна) с Муней не пришли, мне было очень больно, после вчерашнего вечера я еще больше полюбила Ол(ьгу) Вл(адимировну), она рассказывала, что была на Гороховой, заходила во двор и чувствовала папин дух. Под впечатлением вчерашнего дня, я долго не могла уснуть. Видела во сне опять папу, я так счастлива, так счастлива, он с нами последнее время, это я чувствую.»
«24 марта. Сегодня служила панихиду с Варей о Папе; плакали страшно. Я и Варя чувствовали, что папа во время панихиды был с нами.»
«5 апреля. Встретили нас с Варей дома как всегда тепло, хорошо. Вот уж здесь любовь пребывает. Все живут вкупе, боятся страха Божьего. А кто его вселил в нас? «Папа». Он всегда учил любви, вере. Жаль, что Боря мало знал папу, ах как «жаль».»
«7 апреля. Только что приехала на лошадях в Тюмень, вызвала телеграммой Елизавета Егоровна. Приезжаю, объявляют: «Боря в тюрьме». <...> Тятенька, дорогой, помолись...»
«21 апреля.<...>почему нету моего папы. Зачем Ты, Господи, взял его от нас так рано? Мы остались как листья без дерев. Папа, милый папа, будь с нами в разговенье, именно с нами: с Борей и со мной; я грешная, и ты, может быть, не хочешь быть со мной, но прости меня.»
«1 мая. Ходили с Борей в церковь, подавали записку, поминали папу, ах, как тяжело было сегодня, как-то особенно тяжело. Больно, что нету дорогого нашего тятеньки с нами. Боже, какая я грешная, прости меня.»
«13 мая. Как я счастлива, что я дома. Как здесь хорошо, каждая мелочь напоминает тятеньку дорогого. Хочу страшно идти к Мурашному, где тятеньке было виденье. Какой он был хороший, милый, славный, добрый. Любил нас больше своей жизни, больше всех».
«8 октября. <...> Нет, я не должна сердиться. Я должна терпеть и прощать. Папу вон как все обижали, он и то, бедненький, ничего не предпринимал против врагов своих, а терпел».
«21 ноября. У меня сегодня ужасно болит душа, сама не знаю отчего, скука страшнейшая, а как раньше-то было хорошо, прямо благодать, веселились во всю, конечно, я упоминаю бывшее время, т. е. когда был милый мой отец. Да, мы жили тогда... <...> «.
«18 декабря. Недаром дорогой мне отец сказал: «Ну, Матрешка, ты у меня злосчастная». Да, я и есть такая, вижу, что он ни говорил - все буквально исполняется. Много мне приходится страдать, надо молиться Богу, а не роптать, а я ропчу, бывают, конечно, и хорошие минуты в моей жизни, но это редко».
В России воспоминания Матрены Распутиной под названием «Распутин. Почему? Воспоминания дочери» вышли в свет в издательстве «Захаров» в 2000 г. Книга несколько раз переиздавалась:
Распутина М. Распутин. Почему? - М.: Захаров, 2000.
Распутина М. Распутин. Почему?: Воспоминания дочери. - М.: Захаров, 2001. ISBN 5-8159-0180-6
Распутина М. Распутин. Воспоминания дочери. - М.: Захаров, 2002. ISBN 5-8159-0180-6, ISBN 5-8159-0458-9
Распутина М. Распутин. Воспоминания дочери. - М.: Захаров, 2005. - 384 с. ISBN 5-8159-0458-9
До недавнего времени книга являлась единственным доступным вариантом воспоминаний в русском переводе. Отношение к этой книге двойственное. Некоторые поспешили свести текст книги к литературной и исторической подделке, ссылаясь на те места в рассказе Матрены (Марии), которые не соответствуют, по мнению критиков, историческим реалиям. На сайте «свободной русской энциклопедии «Традиция», приведено мнение, что истинным автором фальшивки «на самом деле является, по одной версии, сам И.В. Захаров, а по другой - драматург Э.С. Радзинский». По поводу содержания книжки критики отметили, что «всё это нужно рассматривать с точки зрения гормональной психиатрии».
Действительно, внесенные кем-то искажения настолько очевидны, что по их поводу лучшего определения, чем грубая работа, не найдешь. О мотивах их появления нетрудно догадаться, если провести параллели с так называемыми «неопубликованными воспоминаниями Анны Вырубовой».
Выскажем личное мнение. Как это ни удивительно, но, несмотря на явное преступное искажение мест, посвященных Государю, в книге присутствует что-то особенное, есть целостность, есть единая линия отношения к главному герою - Григорию Распутину. И это отношение - любовь к нему, которую не удалось скрыть и исказить слоями внесённых искажений. Видимо, «исправители» трудились не столь тщательно и кропотливо. Они не смогли скрыть дух воспоминаний, дух подлинной любви к своему отцу, который свидетельствует об истинности, если не опубликованного варианта, то его исходного прототипа, принадлежавшего, верим, перу Матрёны Григорьевны.
Ко всему прочему, воспоминания изобилуют не только многочисленными наблюдениями и сделанными на их основе точными аналитическими выводами, но и бесценными подробностями, живыми, выразительными зарисовками, достоверность которых подтверждается исключительной их самобытностью, оригинальностью, полной правдоподобностью и логичностью изложения сюжета в контексте всей книги.
По поводу вольного обращения с датами меткое замечание сделал издатель Захаров во вступительной статье к изданной им книге. Он пишет: «Чтению абсолютно не мешает не всегда точное следование автором хронологии - сохранена лишь временная канва, а некоторые события «положены не на свое место». «Почему?» побеждает в борьбе с «когда?» (Распутин. Почему? Воспоминания дочери. Захаров. Москва, 2000).
Это замечание надо понимать так, что Матрёне (Марии) важно было донести причины, внутреннюю логику происходящих событий и в угоду смыслу, она свободно относилась к выстраиванию череды событий, считая второстепенным следование строгой хронологии, тем более, что-то могло быть стерто из памяти.
То неповторимое, особенное, колоритное, чем щедро наделена была от Бога натура ГригорияРаспаутина, и что резко проступило в нём уже в детские годы, в изобилии можно найти в воспоминаниях его дочери Матрёны (или Марии, как любила она, чтобы её называли). Книгу «Распутин. Почему?», при всех оговорках, можно назвать бесценным свидетельством. В ней проступают реальные черты её отца - Григория Ефимовича, особенности его душевной природы, рельефно изображены неповторимый склад его характера.
Несмотря на несуразности в изложении и путанице в датах, свидетельство Матрёны ценны ещё и тем, что её внимание было привлечено к духовной составляющей отца. Более того, она пристально, кропотливо изучала, исследовала его душу, учитывая даже откровенно враждебные по отношению к Григорию Ефимовичу мнения. Её проникновение, её понимание настолько глубоки и основательны, что, без преувеличения можно сказать: никто лучше неё не смог через зарисовки жизненных эпизодов, изобразить портрет души крестьянина Григория Распутина, разбуженной по воле Всевышнего для особых, назначенных Богом только ему одному дел.
Судьба дочерей Матрёны Григорьевны сложилась так.
Власти США не пустили внучек Григория Распутина на территорию своей страны, поэтому они остались во Франции (Блог Анастасии Рахлис, anastasiarahlis).
Факт запрещения на въезд в Соединённые Штаты подтверждает фотоснимок из рижской газеты «Сегодня вечером» от 9 апреля 1938 г., сообщавшей о том, что внучки Г.Е. Распутина не могут попасть в Соединенные Штаты (С.В. Фомин.Сплетение судеб).
Старшая дочь Матрёны Григорьевны Татьяна Борисовна (предположительно её фамилия в замужестве была Frerjean), (1920-2009) [в некоторых источниках указан год смерти - 1982] родила троих детей: Сержа (р. 29.07.1939), Мишель (р. 06.08.1942) и Лоранс (р. 30.11.1943). Последняя дочь (правнучка Г.Е. Распутина-Нового) - Лоранс Ио-Соловьефф (LaurenceHuot-Solovieff) неоднократно посещала Россию, и, конечно, село Покровское. У Сержа двое детей: Валери (р. 1963) и Александра (р. 1968); у Валери в 1992 году родился сын Базиль. У Мишель сын - Жан-Франсуа (1968-1985). У Лоранс две дочери: Кэрол (р. 1966) и Мод (р. 1967) (Блог Анастасии Рахлис, anastasiarahlis).
Младшая дочь Мария (13.03.1922, Баден, Австрия - 19.04.1976, Марсель, Франция) в 1947 году вышла замуж за голландского (нидерландского) дипломата GideonWalraveBoissevain (1897-1985), от которого родила единственного ребенка - сына Сержа (SergeAlexandreBoissevain) (10.07.1947-03.01.2011). Будучи с мужем в Греции, когда он был там послом в конце 40-х - начале 1950-х гг., Мария Борисовна познакомилась и подружилась с дочерью Феликса Юсупова Ириной (1915-1983), а их дети - Серж и Ксения (р. 1942) вместе играли в детские игры (Блог Анастасии Рахлис, anastasiarahlis).
У Сержа две дочери, которые ныне здравствуют (информация дана на 20 мая 2016 г.): Катя (KatiaBoissevain) (р. 20.01.1970) и Эмбр (AmbreBoissevain) (р. 23.12.1978) - праправнучки Григория Ефимовича Распутина.
Правнучка Г.Е. Распутина-Нового - Лоранс Ио (в девичестве Соловьёфф) - внучка старшей дочери Григория Распутина Матроны (или Матрёны, как её называли в семье) не говорит по-русски. Два её старших брата занимаются бизнесом. Лоранс живёт в Париже, у неё две дочери-красавицы.
В заметке Алены Бучельниковой от 30 августа 2005 сказано, что в августе 2005 года Лоранс посетила Покровское и была в гостях у Владимира и Марины Смирновых, хозяев частного музея Григория Распутина в селе Покровском. Маршрут её поездки: Тюмень - Покровское - Тобольск.
«Рассказать, что её прадед - вовсе не "святой черт", каким его представляли, а человек, действительно положительно влиявший на здоровье цесаревича Алексея (Распутин снимал у мальчика приступы гемофилии), хочет и Лоранс. После выхода на пенсию парижанка ездит с лекциями о своем одиозном предке. "Мы всегда шутили, что, как это ни печально, Распутин стал первой жертвой "пиара", - соглашается, улыбаясь, со своей гостьей Марина Смирнова. - Нужно было скомпрометировать царскую семью, и "средством" для этого стал Григорий Распутин"« (заметка Алены Бучельниковой).
Последняя поездка Лоранс на родину своего знаменитого прадеда состоялась с 14 по 24 июля 2012 г. по приглашению московского музея «Наша эпоха».
Лоранс помнит бабушку, называвшую её «Моя дорогая Ларочка»; сохранила несколько её писем(С.В. Фомин.Сплетение судеб).
Источники:
1. Дневник Матрёны Григорьевны Распутиной. // Н. А. Соколов. Предварительное следствие 1919-1922 гг.: [Сб. материалов] / Сост. Л. А. Лыкова. - М.: Студия ТРИТЭ; Рос. Архив, 1998. (Российский Архив: История Отечества в свидетельствах и документах XVIII-XX вв; [Т.] VIII).
2. Протокол N 3 допроса подпоручика Б. Н. Соловьева подпоручиком Ливеном, 9 декабря 1919 г.] // Н. А. Соколов. Предварительное следствие 1919-1922 гг.: [Сб. материалов] / Сост. Л. А. Лыкова. - М.: Студия ТРИТЭ; Рос. Архив, 1998. - С. 175-177. - (Российский Архив: История Отечества в свидетельствах и документах XVIII-XX вв; [Т.] VIII).
3. Постановление о помещении М. Г. Соловьевой в Читинскую областную тюрьму, 25 декабря 1919 г. Там же, - С. 178.
4. Протокол допроса М. Г. Соловьевой, 26-27 декабря 1919 г. Там же, С. 179-187.
5. Протокол допроса М. Г. Соловьевой, 28 декабря 1919 г. Там же, С. 189.
6. Протокол об осмотре записки, полученной от одного из лиц Читинской тюремной администрации, 27 декабря 1919 г.]. Там же, С. 188-189.
7. Протокол о получении судебным следователем по особо важным делам округа Омского окружного суда Н. А. Соколовым записки, написанной М. Г. Соловьевой ее мужу Б. Н. Соловьеву, 27 декабря 1919 г. Там же, С. 188.
8. Соколов Н. А. Справка об освобождении из-под стражи М. Г. Соловьевой. Там же, С. 190.
9. Генерал-лейтенант атаман Семенов Г. М.Письмо следователю по особо важным делам генералу Соколову Н. А., 3 января 1920 г. Там же, С. 201.
10. Танеева А.А. Страницы моей жизни.
11. Марков С.В. Покинутая Царская Семья. Паломник. Москва, 2002.
12. Хохряков, Павел Данилович. Материал из Википедии - свободной энциклопедии.
13. Гермоген (Долганёв). Материал из Википедии - свободной энциклопедии.
14. Матрёна Распутина. Распутин. Почему? Воспоминания дочери. Захаров. Москва, 2000.
15. Фомин С.В. Сплетение судеб. Царский Друг - блог Сергея Владимировича Фомина (sergey_v_fomin).
16. Бучельникова Алена. Парижская правнучка Распутина из Покровского. Вслух.ru. 30.08.2005.
17. Арон Симанович и сыновья. Часть 13. Блог Анастасии Рахлис (anastasiarahlis), публикация от 23.09.2015.
18. Семья Григория Распутина и его потомки. Блог Анастасии Рахлис (anastasiarahlis), публикация от 30.12.2013.
19. The Stories Behind the Stones. Сemeteryguide. Истории позади камней. Путеводитель по кладбищу. http://www.cemeteryguide.com/gotw-rasputin.html
_1.jpg)
