Обнаружен Буквоскоп

В издательстве БОСЛЕН вышла книга Андрея Балдина «Новый Буквоскоп, или Запредельное странствие Николая Карамзина».

При вопросе «кто такой Карамзин?» первый ответ, который приходит в голову - «историк, автор многотомной Истории государства Российского». С некоторым усилием современный читатель может вспомнить, что Карамзин имеет отношение к художественной литературе: да, конечно, ведь именно он написал «Бедную Лизу». Самые памятливые, наверное, скажут, что Карамзину мы обязаны многими словами нашего языка, и даже назовут некоторые из них: «промышленность», «влюблённость», «впечатление», «трогательный». Но вряд ли кто из спрошенных сегодня включит в этот краткий список заслуг «Письма русского путешественника», ставшие для современников Карамзина литературным и даже больше - культурным событием. А ведь именно с них начался тот Кармазин, которого мы знаем.

В 1789 году Кармазин едет в Европу. Его путь лежит через Германию в Швейцарию. Далее он посещает Францию, проходящую в это время через горнило Великой Французской революции, и Англию, откуда возвращается в Россию (это уже осень 1790 года). В дороге Карамзин пишет письма, многие так и остаются неотправленными. Не испытав настоящей эпистолярной судьбы, они обретают судьбу литературную. Публикация «Писем русского путешественника» делает Карамзина известным литератором.

Но что побуждает Карамзина отправиться за границу? По мысли Андрея Балдина, он едет за новым языком. Будучи переводчиком и переводя с немецкого, Карамзин видит, насколько не соответствует достигаемое в переводе немецкому оригиналу. В XVIII веке немецкий язык был подвергнут существенной «полировке»: нормализуется грамматическая система, стабилизируется орфография. К концу века завершается формирование норм немецкого литературного языка. Русскому языку это только предстояло. И Карамзин привёз из своего путешествия конфигурацию нового языка.

Андрей Балдин не только эссеист, он ещё и архитектор. Для него естественно мыслить в категориях макетов и чертежей. И в Карамзине он видит родственную душу. Карамзин для него, прежде всего, оптик и рефлектор. По мысли Балдина, Карамзин использует слова как оптический инструмент: они приближают и проясняют то, на что направляется взгляд литератора-наблюдателя. Путешествуя по Европе и сообразуя слово с пространством, Карамзин собирает свой Буквоскоп. Балдин, как он выражается, «наблюдает за наблюдателем». Он реконструирует «детали» этого умозрительного прибора, найденные Карамзиным в разных точках своего пути. В книге страницы, посвященные устройству Буквоскопа, выделены особым дизайном.

Балдин определяет Буквоскоп как метод познания, использующий слово, в том числе и как оптическое средство изучения пространств, к которым имеет отношение объект исследования. Эти пространства могут быть реальными (например, географическими) или ментальными (семантическими). Карамзин, путешествуя, перемещается сразу во многих смыслах. Смене географических координат соответствует движение в метафизическом пространстве - области внутреннего поиска. Меняются также языковые, литературные и культурные ландшафты. Балдин называет поездку Карамзина «университетской», где каждая страна - это очередной «класс» обучения литературному языку. Обучение сказывается не только на владении предметом, но и на «студенте». Карамзин меняется. Пространственный опыт задаёт новый, более масштабный угол зрения, меняется и масштаб личности. Но всего бы этого не случилось, если Карамзин не вносил бы изменения, задаваемые пространством, в свою «оптическую» систему. Совершенствуя свой Буквоскоп, Николай Михайлович приходит к новым языковым формам, позволяющим обогатить русский язык и, как говорит Балдин, добиться большей «пластичности зрительного словоряда». Пусть сам Карамзин видел происходящее с ним иначе, не прибегая к метафоре прибора, суть от этого не меняется.

Прибор измыслен не Николаем Михайловичем, а Андреем Николаевичем. Его сочинил Балдин, и сразу - в двух системах координат. Попадая в пространство, где путешествует Карамзин, мы обнаруживаем собственно Буквоскоп - чудо интеллектуальной оптики, позволивший нашему герою отразить в себе мир и обрести в этом отражении узнаваемые очертания современного языка и будущей (по отношению к Карамзину) Великой русской литературы. Но оставаясь в семантическом пространстве нашего времени, по мысли автора, мы должны получить Новый Буквоскоп (ведь именно так называется книга). С помощью уже своего (а не карамзинского) Нового Буквоскопа Балдин достигает нужного оптического эффекта, приближая и увеличивая фигуру Карамзина. Новый Буквоскоп втягивает Карамзина в современность, но не только в качестве предмета исследования. В Новом Буквоскопе Кармазин - что-то вроде линзы, через которую мы можем посмотреть на самих себя.

Что же мы должны увидеть? Россия уже несколько десятилетий находится в путешествии по запредельному для себя миру, который многократно отразился, преломился и запечатлён на зрительной сетчатке страны. Не пора ли по примеру Карамзина вернуться в свои пределы, рассмотреть (с помощью Буквоскопа) свои приобретения и заново изъяснить себя. России нужен новый зрящий язык, который поможет ей выразить себя и обрести утраченную некогда цельность.

Андрей Николаевич Балдин верит, что подобная фокусировка возможна. Не зря же он писал эту книгу и рисовал к ней иллюстрации и чертежи.