Жертва вечерняя

От редакции. Начинаем публикацию новой работы Владимира Николаевича Крупина. В письме в редакцию автор поделился: «Мне очень важно знать мнение читателей, чтобы увериться в необходимости продолжения этой работы».

***

Не знаю, будут ли кому интересны эти записи, но мне они дороги. Тут истории, когда-то услышанные и записанные, воспоминания о поездках, встречах с людьми, их истории, начала и серединки так и не оконченных работ, всё это часть моей жизни. Жизни, которая волею Божией прошла в тяжелейшие времена для России.

Тут есть заметки начала 60-х и есть сделанные только что. Выписываю подряд и без комментариев. Это можно назвать «Куча мала», «Отрывки из обрывков», «Конспекты ненаписанного». Но остановился на словах «Жертва вечерняя». Это как своеобразный отчёт о пройденном пути.

Да, в общем-то какой там отчёт, это груда бумажек, клочков, исписанных салфеток, почеркушки, листки блокнотов, макулатура, в общем. И кому они нужны будут после меня? Детям? У них своя жизнь. Внукам? Тем более.

Сохраню записки для прочтения, пусть не для всех, для родных душ.

У МЕНЯ БЫВАЛО: советовали редактора взяться за так называемую «проходную» тему, или просто переделать что-то уже написанное, «сгладить углы», «спрятать концы», для моей же пользы советовали: книга выйдет, всё какая копейка на молочишко. Нищета же одолевала. Я даже и пытался переделывать написанное. Но Бог спасал - не шло. «Не могу, не получается, говорил я, лучше не печатайте». То есть бывало во мне малодушие - известности хотелось, благополучия, но, повторяю, Господь хранил от угождения духу века сего.

ЧТО-ТО ЖЕ ПОТЯНУЛО меня рыться в завалах записей. О, как много было замыслов, желания сохранить меткие слова и выражения, запомнить встречавшихся по ходу жизни людей, написать о них, но тяжесть бытия не дала такой роскоши. А выбросить эти листочки не могу, это отметки состояния общества на стыке тысячелетий. Перебираю, и оживает прошлое. И оказывается, что прошлого нет, оно прожито, оставило след и действует во мне.

ТУНИС, ПОСОЛЬСТВО, пресс-конференция. Мы с Распутиным отвечаем на вопросы. Приходит записка: «Будьте осторожнее в высказываниях - в зале враждебные СМИ». Но что такого мы можем сказать? Какие секреты мы знаем? Скорее всего, чекисты посольства опасаются за своё место. Значит, есть что-то такое, что может повредить Советскому Союзу? Ничего непонятно.

«Нас объединяет культура, она независима от политики, систем устройства государств, есть единое общемировое движение человеческой мысли». - Это один из нас. Другой: «Разделение в мире одно: за Христа или против Него».

Встреча долгая. Долгий потом ужин. Один из советников, подходя с бокалом: «О культуре очень хорошо, но о разделении немного неосторожно». - «А разве не так?» - «Так-то так. Но, может быть, рановато об этом?»

И было-то это совсем недавно. Тогда же ездили в Бизерту, видели умирающие русские корабли. И, конечно, в Карфаген. Услышать голос римского сенатора Катона: «Карфаген должен быть разрушен». А за что? За разврат.

НИЧЕГО НЕ НАДО выдумывать. Да и что нам, русским, выдумывать, когда жизнь русская сама по себе настолько необыкновенна, что хотя бы её-то успеть постичь. Она - единственная в мире такого размаха: от приземлённости до занебесных высот. Все всегда не понимали нас и, то воспитывали, то завоёвывали, то отступались, то вновь нападали. Злоба к нам какая-то звериная, необъяснимая, это, конечно, от безбожия, от непонимания роли России в мире. А её роль - одухотворить материальный мир.

А как это поймёт материальный мир, те же англичане? Да никак. Но верим, что Господь вразумит.

ВИНОВАТ И КАЮСЬ, что не смог так, как бы следовало, написать об отце и матери. Писал, но не поднялся до высоты понимания их подвига, полной их заслуги в том, что чего-то достиг. Ведь писатели-то они, а не я, я - записчик только, обработчик их рассказов, аранжировщик, так сказать.

И много в завалах моих бумаг об отце и матери. И уже, чувствую, не написать мне огромную им благодарность, чего-то цельного, так хотя бы что-то выпишу из всяких записок, заметок. Да и осталось-то их после пожаров, переездов, сортировок всего ничего.

Читаю торопливые записи, каракули - всё же ушло: говор, жизненные ситуации, измерение поступков. Другие люди. «До чего дожили, - говорила мама, страдавшая особенно за молодёжь, - раньше стыд знали, а сейчас, что дурно, то и потешно». - «Да, - подхватывал отец, - чего ещё ждать, когда юбки короче некуда, до самой развилки. Сел я на остановке на скамье, рядом она - хлоп, и ноги все голые. У меня в руках газета была, я ей на колени кинул: на, хоть прикройся. Она так заорала, будто режут её. И, знаешь, мамочка, никто, никто меня не поддержал».

ОСМЕЛЮСЬ ЗАПИСАТЬ рассказ мамы о предпоследнем земном дне отца.

- Он уже долго лежал, весь выболелся. Я же вижу: прижимает его, но он всю жизнь никогда не жаловался. Спрашиваю: «Как ты?» - «Ничего, ничего всё нормально». - А отойду на кухню, слышу - тихонько стонет. Весь высох. Подхожу накануне, вдруг вижу, он как-то не так глядит. - «Что, Коля, что?» А он спрашивает: - «А почему ты платье переодела? Такое платье красивое». - «Какое платье, я с утра в халате». - «Нет, мать, ты была в белом, подошла от окна, говоришь: «Ну что, полегче тебе?» - «Да ничего говорю, терпимо». Говоришь: - «Ещё немного потерпи, скоро будет хорошо». И как-то быстро ушла. Говорю: «Отец, может, тебе показалось?» - «Да как же показалось, я же с утра не спал».

Назавтра, под утро, он скончался. Был в комнате один. Так же, как потом и мама, спустя восемнадцать лет, тоже на рассвете, ушла от нас.

Великие люди - мои родители.

«КУЧА МАЛА!» - так мы кричали в детстве, когда устраивали озорные игры, нападая стенка на стенку, когда все мешались, валились: кто был внизу, тот вдруг выныривал и оказывался сверху. Разбираю свою «кучу малу» всяких почеркушек, набросков из забросков. Какая выныривает, та и временно главная.

БОЮСЬ СИЛЬНО умных. Налетает: «Вам это надо знать! Записываете? «Энергетические силовые линии идут векторно по России. Это сакрально и мистически раздвигает информационное поле нашего влияния, которое заполнено другими. А ждут нас. Это понятно?» - «Ещё бы», - торопливо соглашаюсь я. Он доволен: «Да, так. Подключайтесь. Мы не за баксовое, а за нравственное благополучие».

СЫН: «ЖИЗНЬ слишком коротка, чтобы тратить её на безопасное извлечение флэшки».

МАТУШКА: «ЖИЛА, мать очень суровая была, по голове не погладила, парней больше любила. Раз я, ещё девчонкой, корову подоила, хлев забыла закрыть, а корова уже копытом в ведре с молоком стоит. Мне влетело».

ЭПИГРАФЫ: «Нет в жизни счастья (наколка на груди)». «Отец, ты спишь, а я страдаю» (надпись на могильном памятнике). Без слов (слёз), но от души» (отрывок из дарственной надписи). «Спи, мой милый, не ворочайся» ( из причитания жены над гробом мужа).

ИГРАЛИ В «ДОМИК». Детство. И прятки, и ляпки, и догонялки, всякие игры были. До игры чертили на земле кружки - домики. И вот - тебя догоняют, уже вот-вот осалят, а ты прыгаешь в свой кружок и кричишь; «А я в домике!» И это «я в домике» защищало от напасти. Да, домик, как мечта о своём будущем домике, как об основе жизни. Идём с дочкой с занятий. Она вся измученная, еле тащится. Приходим домой, она прыгает. «Катечка, ты же хотела сразу спать» - «А дома прибавляются домашние силы».

И лошадь к дому быстрее бежит. И дома родные стены помогают.

СТРАДАЛ в городе от того, что долго нет дождя: «А как посевы?»

СТЫДНО ПЕРЕД детьми и внуками: им не видать такого детства, какое было у меня. Счастливейшее! Как? А крапиву ели, лебеду? А лапти? И что? Но двери не закрывали в домах, замков не помню. Какая любовь друг к другу, какие счастливые труды в поле, огороде, на сенокосе. Какие родники! Из реки пили воду в любом месте. А какая школа! Кружки, школьный театр, соревнования. Какая любовь к Отечеству! «Наша родина - самая светлая, наша родина - самая сильная!»

НАЕДИНЕ с собой громко, не стесняясь своего плохого голоса, пел в лесу. Птицы смолкали. То ли пугались, то ли заслушивались. «Настало время моё».

КАК Я МОГУ ДОВЕРЯТЬ французским романам, если в них нигде не встретишь фразы: «Консьержка была явно с тяжкого похмелья»?

А её русская сестра, дежурная по подъезду, бывала. Был я знаком и с другой дежурной, которая ходила в церковь и знала, что в воскресенье нельзя работать. Она и не работала. Мало того, закрывала двери лифта на висячий замок, приговаривая: «Не хОдите в церковь - ходИте пешком». Она этим явно не увеличивала число прихожан, но упрямо считала свои действия верными. Была бы она консьержкой, её бы уволили, но так как она была дежурной по подъезду, а пойти на её место, на её зарплату желающих не было, то она продолжала пребывать в своём звании. Как и первая, которая, опять же в отличие от консьержки, в частОм бываньи (по выражении мамы) добиралась утром до работы, испытывая синдром похмелья.

То есть одно из двух: или русские романы гораздо правдивее французских или консьержки закодированы от выпивки..

ЖЕНЩИНА, оглядываясь на идущих за нею мужа и сына: «Не распыляйтесь», то есть: не отставайте.

Похоже, как в больнице врач пришедшим посетителям громко: «Не тромбируйте коридоры».

КОШКА ВО СНЕ - к недругу. Собака - к другу. Лошадь - ко лжи. Смешно всё это. Ко лжи от того, что ложь-лошадь? А по-немецки пферд. Где тут ложь? Исчезнет всё «яко соние восстающего», то есть просыпающегося

ЗАСТОЛЬНАЯ ПЕСНЯ на свадьбе в Керчи. Немного запомнил:

-Бывайте здоровы, живите богато

На сколько позволит вам ваша зарплата.

На сколько позволит вам ваша зарплата:

На тёщу, на брата, на тестя, на свата.

А если муж будет у вас не разиня,

Получите ордены Мать-героиня.

Окружат гурьбой вас дочурки с сынками,

А как прокормить их, подумайте сами.

ВООБЩЕ ПЕРЕДЕЛКИ общеизвестных песен, выражений, были повсеместны, это было и творчество и сопротивление казёнщине. Тут хорошая песня «Бывайте здоровы, живите богато» не шаржируется, а расширяется. А вот, например, времён войны песню: «Ты меня ждёшь, и у детской кроватки тайком ты слезу проливаешь» пели, бывало, и так: «Ты меня ждёшь, а сама с лейтенантом живёшь».

Или на мотив «Тучи над городом встали»: «Папка воюет на фронте - мамка смеётся в тылу. Папка вернётся, к мамке приедет, я ему всё расскажу».

ЧЕГО ЕЩЁ нам не хватило и не хватает? Войны, конфликты, истребление лесов, отравление воды - это же всё от нас самих. Поневоле оправдаешь и возблагодаришь Господа за вразумления: наводнения, землетрясения.

ОТЕЦ ДИМИТРИЙ ДУДКО всерьёз уговаривал нас: Распутина, Бородина, меня принять священнический сан: «Ваши знания о жизни, о человеческой душе раздвинутся и помогут вам в писательском деле». Мы вежливо улыбались, совершенно не представляя, как это может быть. А вот писатель Ярослав Шипов смог, и стал священником, и пишет хорошо. Когда я преподавал древне-русскую литературу в Академии живописи, ваяния и зодчества, то просил кафедру искусствоведения пригласить его для преподавания Закона Божия. Пригласили. Но ректор донимал его вопросом: «Почему же надо подставлять правую щеку, когда уже ударили по левой? Ну нет, я не подставою!»

- СКАЖИ НАШИМ: мы пашем.

- ЗА МОДОЙ не гонись, была б задница не голая. (Тут же): Нашему подлецу всё к лицу.

- РАСТРЕПАЛА ДУНЯ косы, а за нею все матросы. Так же говорили. А нынче чего? Дуне той хоть было чего растрёпывать. И небось в юбке была. А нынешние? Или подола совсем нет, или штаны в такую обтяжку, что срамотища. Я бы парней нынешних за то, что на девок набрасываюся, не судил. Девки такие - это же собаки - сучки, кобелей подманивают. Вот и получай, сама же подманивала.

СТАРИКИ СИДЯТ. Один торопится. «Сиди, теперь чего тебе не сидеть: старуха не убежит». - «Дак ужин-то без меня съест. Такая ли стала прожора. Со зла на меня ест».- « А с чего злая?» - «Дак всё никак не помру».

- О, У НЕГО эрудиция была трёхэтажная.

- Мат у него был трёхэажный. Из матери в мать, да из души в душу, прости, Господи. Чего вот он теперь? Там-то не поматеришься, язык сгнил.

- ЛЕТ-ТО МНЕ сколько было - копейки!

- «НА ХРЕН НИЩИХ, сам в лаптищах». Нищие играли в карты «на деревню, на куски». Проигравший обходил деревню и все поданные куски отдавал выигравшему.

РЕБЁНОК НАУЧИТ быть матерью. Такая пословица. Отнесём её к рождению идеи. Родилась идея, и воспитает и вытянет. И сама родит. Да, если её оплодотворить. Оплодотворяется мысль. Чем? Духом.

ВЗВИНЧЕННЫЙ, ВЗДУТЫЙ авторитет Сахарова. Это ненадолго. Конечно, другого вырастят. Боннеры-то на что. А откуда боннеры, новодворские, алексеевы, ковалёвы? Из инкубатора ненависти к России. Но инкубатор - это нечто искусственное, а оно не вечно. Перестанет сатана его подпитывать, тут ему и кирдык.

ЕВРЕЙ И СУББОТА. Кошелёк. Брать нельзя: суббота. Четверг вокруг кошелька в субботу.

ПРИШЛО ПО СМС: «Тонкий месяц, снег идёт. Купола с крестами. Так и чудится: вот-вот понесутся сани. Ждёшь и веришь в волшебство, кажется всё новым. Так бывает в Рождество. С Рождеством Христовым!» И: «Струится синий свет в окно, весь серебрится ельник. Всё ожиданием полно в Рождественский сочельник. Встаёт звезда из-за лесов, а сердце так и бьётся. Осталось несколько часов, и Рождество начнётся».

ПРИНИМАЛ НА РАБОТУ по трём параметрам: может работать, хочет работать, не обманет.

ЦИВИЛИЗАЦИЯ: вода чистая, но мёртвая.

НАЩУПЫВАЯ СЛУШАТЕЛЕЙ, пробуя начала: «Усталый взгляд вождя на водку...»... «И тебе же с тобой изменяя...»... «И глядя в усталую душу снегов...»... «Знал, что будет отчаянье, но что это - любовь...»... «Как мир размыть потоком мотыльков?»... «На паперти вселенского лекала...». - Ему: «Друг Аркадий, не говори красиво!»... - Поэт: «О, не поймите меня правильно». - «А ты: «О, закрой свои бледные вирши»

ВОЕВАЛИ ВРАГ с врагом, воевали друг с другом, воевали со своим народом. Надо последнюю войну: каждого со своим несовершенством. Победа или смерть перед смертью.

СОБОЮ ВСЕГДА был доволен, своим положением никогда.

В ТОКИО у машин левостороннее движение, у пешеходов правое. Как понять этих японцев. Японцы думают: ну и варвары эти русские.

ВАЛЯ: «Увидеть небритого японца всё равно, что увидеть плачущего большевика. Или в нечищеных ботинках».

ДЕРЕВЬЯ ПО ПОЛГОДА в снегу, в холоде, а живы. Реки подо льдом очищаются. Так и мы: замёрзнем - оттаем. Как говорили, утешая в несчастьях: зима не лето, пройдёт и это.

ХУДОЖНИК: «Нам сказать есть чего, а не можем, а журналистам сказать нечего, а только они и болтают.

В ЯПОНИИ память о Хиросиме - государственная политика, у нас забвение Чернобыля тоже государственная политика.

ВРЕМЯ, ПОТРАЧЕННОЕ на себя, сокращает жизнь, потраченное на других, её продлевает.

ИЗ-ЗА ОСТРОВА НА СТРЕЖЕНЬ, новый вариант песни. Уже поют не «Позади их слышен ропот: нас на бабу променял», а «Позади их слышен рэкет: нас на баксы променял». Такая милая хохмочка.

«МНЕ СКАЗАЛИ: Боря умер, я и не поверила: неужели в гроб засунут этакого мерина»?

«На свидание хожу к мужику Фаддею. Учит пить одеколон, я сижу, балдею».

- Видишь, какая стала худая. Вся истенётилась.

Лучше тесно, чем пусто.

Наука - блуд ума.

ВСЕГДА ОСУЖДАЛИСЬ пустосмешники. Звали: зубомойка, оммалызга (от ухмыляться). Вообще, показывать зубы, значит угрожать. Смех - оружие против ума. Юмор ослабляет защитные свойства души. «Зубы грешников сокрушит», чтоб не смеялись. Конечно, лучше, когда «сеющие слезами радостию пожнут».

АПОСТОЛ ПАВЕЛ молитвой сокрушил храм Артемиды Эфесской, которая славилась возгласом: «Велика Артемида Эфесская!». Велика-то велика, а не устояла. И кто первым возмутился действием апостола? Против него поднял возмущение медник, который производил статуэтки Артемиды. Перестали их у него покупать. То есть ему не святость была важна, доходы, на деньги мерял богиню. А она обесценилась. Кто будет покупать изображение божества, храм которого обрушился по молитвам христианина. Так бы и нам: помолиться, чтобы бесы телевидения провалились к своим хозяевам. Нет, сил не хватает на такую молитву. А возмущаемся. Тогда другой пример, тоже из предания. Один человек проходил мимо идолов и поворачивался к ним спиной. И однажды услышал грохот. Идолы не выдержали такого пренебрежения и рухнули. Давайте и мы показывать спину идолам нашего времени. Вообще понемножку уже получается. Где теперь немцовы, макаревичи, хакамады, касьяновы, съёживаются жваноиды эстрады, чахнут и российская примадонна и зарубежная мадонна. Не сразу, не вдруг, трудно выковыриваются из сознания: зубами же держатся за известность, за деньги, за влияние на умы, но все равно «звёзды меркнут и гаснут».

РЕЧИ ГОВОРИЛИ - птицы возмущенно кричали, когда начался молебен - замолчали.

САНТОРИНИ. О, чёрные пески Санторини! Допотопный остров вулканического происхождения. Однажды поднялся со дна. К нему мы и не причалили даже, встали на рейде. На сушу переехали на «тузике», так называются портовые кораблики для буксировки больших кораблей и для перевозки пассажиров.

На Санторини всё крохотно: музейчик, улочки, площадочка в центре, даже торговцы сувенирами и зеленью кажутся маленькими. Заранее нам было объявлено, что после музея повезут на какой-то очень престижный пляж. И заранее я решил, что на пляж не поеду. Не от чего-либо, от того, что сегодня был день моего рождения. Мне очень хотелось быть в этот день одному. Такой случай - Средиземноморье, голубые небеса и догнавшая меня в этот день очень серьёзная дата. Конечно, я никому не сказал о дне рождения. Это ж не день ангела.

Со мною был сын, он отправился со всеми. Я перекрестил его, он меня, автобус уехал. Уехал, а я осознал, что уехала и моя сума, в которой было всё: документы, деньги, телефон, пакет с едой, выданный на теплоходе. То есть я стоял на площади, как одинокий посланник далёкой России, но чем это докажешь? Стоял человек без места жительства и без средств к существованию. Не завтракавший (торопился на берег) и не имеющий надежды на обед, а ужин (тоже объявили) заказан на семь вечера в ресторане Санторини. А было ещё утро.

Но была радость от того, что я сейчас один-одинёшенек, а вокруг такая красота, такие светло-серые в пятнах зелени, такое цветенье деревьев и кустарников и - особенно - такое море! Как описать? Залив изумрудного цвета, гладкий как стекло, в который была впаяна красавица «Мария Ермолова» - наш теплоход.

Вино сантуринское поставляли ко дворам императорских и королевских величеств многих европейских стран. Оно и в литературу вошло. Зачем я, со своими нищими карманами, сантуринское вспомнил, когда на газировку нет? Хотя... я на всякий случай прошарил карманы. Ангел-хранитель со мной! Набралось на бутылочку воды. И вот она в руках, и вот я иду всё вниз и вниз.

Море казалось недалеко. Быстро кончилась улица, выведшая к садам и огородам. Пошёл напрямую. Изгородей меж участками не было, хотя видно было, что тут владения разных хозяев. Где-то посадки были ровными, чистыми, где-то заросшими. Фруктов и овощей было полным-полно, осень же. А если чем-то попользуюсь? НЕ убудет же у хозяев. Но виноград рвать боялся, конечно, обработан химикатами. Да и другое тоже как будешь есть, надо же вымыть. И не стал ничего брать.

Море казалось совсем рядом. А подошёл к обрыву - Боже мой, ещё надо целую долину пройти. А по ней асфальтовая дорога. Пошагал по ней. Долго шагал. Думал: ведь это же надо ещё и обратно идти. Да и в гору.

Увидел издали белый глинобитный домик. Для сторожей? Оказалось, что это крохотная церковь. Так трогательно стояла среди цветов, арбузов, дынь, винограда. Заглянул в окошечко. Ясно, что в ней молились. Чистенько всё, иконостасик. Горит перед ним лампадочка.

Наконец, берег. Чёрный берег. Чёрный крупный песок. Кругом настольько ни души, что казалось странным. Почему? Такой пляж. Вода чистая, видны песчинки, рыбки шевелятся, водоросли качают длинными косами.

Разделся и осторожно пошёл в воду. Всегда в незнакомом месте опасения, боязнь колючек, морских ежей. Нет, тут было всё аккуратненько: крупный, мягкий песок, мягкая вода, не тёплая, но и не совсем прохладная. Отлично! Я заплыл. Из воды оглянулся. Да, вот запомнить - белый город над синей водой под голубыми небесами. И чёрная черта, отделяющая море от суши.

Повернулся взглянуть на море. Показалось, что в нём что-то шевельнулось. Вдруг совершенно неосознанный страх охватил меня. Боже мой, как же я забыл: это же известнейшая история о Санторини, как на нём враги Православия, франки, в годовщину памяти святителя Григория Паламы, праздновали, по их мнению, победу над учением святителя. Набрали в лодки всякой еды, питья, насажали мальчиков для разврата и кричали: «Анафема Паламе, анафема»! Море было совершенно спокойным, но они сами вызвали на себя Божий гнев. А именно - кричали: «Если можешь, потопи нас!» И дальше: «Морская пучина з е в н у л а и потопила лодки».

Вроде меня топить было не за что и святителя я очень уважал, изумляясь тому количеству его противостояний разным ересям, но было всё-ж-таки немножко на по себе. Вера у тебя слаба, сердито говорил я себе.

Далее был обратный путь. Далее я дождался своих спуцтников. Далее был ужин в ресторане над живописным склоном. А на нём сын подарил мне серебряное пасхальное яйцо. Не забыл о моём рождении.

Встречать бы дни рождения на островах Средиземноморья!

ЗВОНАРЬ САША (надевая перчатки): - Ко мне сюда и батюшки ходят. Поднимаются: «Саша, полечи-ко». Становятся под колокол. Я раскачаю, раскачаю - ж-жах! От блуждания в мыслях лечит. Мозги чистит (надевает наушники). Будет громко. (Ударил).

Да, впечатляет. Всего звоном протряхивает. Но не глохнешь. Освежает.

АРИСТОТЕЛЬ, КАТАРСИС, очищение искусством. Очистился, вышел из театра и тут же согрешил. Какой катарсис, соблазны не прекратятся до последнего издыхания.

- ЭТОТ ВАЛЕРКА - прикол ходячий. Во-время в гараж не вернулся, утром приезжает. Завгар Мачихин ему: «У какой, тра-та-та, ночевал?» - «Ни у какой. Парома не было» - «А-а». А потом только сообразил: какой паром в январе?

С Валеркой работать - каждый день живот болит. От смеху. Сделал пушку. Серьёзно. Меня уговаривал снаряды точить. Я не стал: вляпаешься с ним. Тем более просил точить на сорок. Это ж почти сорокопятка. Но ему кто-то выточил. Стреляли. Из буровой трубы. Стенки толстые, заклепали один конец изнутри. Напрессовали алюминиевой пудры, вложили пакетик с порохом, внутрь спираль от злектролампочки. Так её аккуратно разбили. А дальше провода, дальше нацелили на забор, отошли подальше, концы закоротили и - залп! Забор свалило. Потом эту пушку сделали миномётом. Заряд поменьше. Валерка свой сапог на ствол надел. Ударили! Сапог летит с воем, подошву оторвало. Баба шла с сумками, перед ней сапог - хлоп! Она аж присела. Оглянулась - никого. Бежать. Смех разобрал: Витька прыгает в одном сапоге.

- ЧЁРНОГО РОДИЛА? Как это? - А так. Когда я её в роддом вёз, чёрная кошка дорогу перебежала. - А тебя когда в роддом везли, осёл дорогу перешёл.

ВЯТСКИЙ - НАРОД хватский: семеро одного войска не боятся. Или: вятский народ хватский, столько семеро не заработают, сколько один пропьёт.

- АХ, УЧИЛА меня мать, говорила мине мать:

- Надо землю пахать, да добра наживать.

А уж как погулять научился я сам.

Я и с Богом дружил, и с нечистым успел.

Видно, в жилах моих есть цыганская кровь.

НА ЗАБОРАХ, на остановке везде объявления от руки: «Строим дач гаражей».

- ТАКАЯ ВОТ суета суетина.

С ОДНОЙ СТОРОНЫ у новых богатых вопиющая безграмотность. Не отличат Гегеля от Гоголя, Бабеля от Бебеля, с другой какое-то необъяснимое стремление к строительству своего дома на святом месте или около него. Ну что ему: мало островов, яхт, пейзажей? Нет, ему надо, чтобы во время аперитива подвести гостей к высоким окнам гостиной и показать: «А тут вот Михайловское, а там (показывает) Тригорское. Читали? Скамья Онегина. Думаю, сюда перенести. Тут усадьба Ганнибалов. Чёрный был дедушка у Пушкина. И я негров заведу».

Другой: «Тут Радонеж, слыхали? Патриарх приезжает. Думаю, в гости звать. Но надо же что-то достойное соорудить».

Третий: «Видишь? Возьми бинокль. Видишь? Багратионовы плеши, не так себе. Тут Кутузов на барабане сидел, там вот Наполеон, тоже на барабане. Так и сидели. Не пойму, как руководили, айфонов же не было. Или были? В общем, живу между полководцами. Кто-то там возмущается? Ну, это они завидуют. Я ещё хочу в Тарханах построиться, не как-нибудь. Представь: луна, я гуляю. О Лермонтове слыхал? Выхожу, понял? один я, понял? на дорогу. Дальше не помню, неважно.

- С ЭТОЙ ПЕРЕСТРОЙКОЙ сопьёшься. А я, ей благодаря, пить бросил. Стали нас травить европейским дерьмом, спиртом «Рояль». Взял с устатку, налил рюмку, поднял - одна горелая резина. Весь переблевался. Утром и похмелья нет. Я эту «европу» приговорил к смертной казна через позор: шарахнул в общественный туалет. Только схлюпало.

А кто и втянулся. Так их уже и живых нет. На это Европа и рассчитывала. Ничего, схлюпает.

- ЛУЧШАЯ рыба - это колбаса. Лучший чулок - чулок с деньгами.

- МОЯ ПРАВАЯ нога ничего не делает,

Нога левая, кривая всё по девкам бегает.

- НЕТ, БРАТ, Я спать тебе не дам. Давай-ка вспомним про мадам.

САЛОНИКИ. СВЯЩЕННИК из Кении, темнокожий отец Анастасий, вместе с нами едет с Афона. Показывает дорогу к гостинице. Волочит огромный чемодан на колёсиках. Переехал ногу полной гречанке. Она в гневе поворачивается и... потрясённо произносит: «Отелло!».

НОВОМУ «РУССКОМУ»: «Ваш сын сделал в диктанте сто шестьдесят две ошибки». - «А вы не подумали, что он на другом языке писал?»

- ДАВАЙ, Я ПОРОВНУ разолью, у меня глаз набитый. (Друг смотрит за разливом): - Тебе б ещё морду набить.

НИКАКОГО СРАВНЕНИЯ Синодального периода нашего с Викторианским. У нас сохранилась и Россия и вера православная, они потеряли империю, вера стала прикладной, осталась только политика (ссорить людей и государства).

ЗНАК ВРЕМЕНИ - отсутствие времени. «Прошли времена - остались сроки» - говорит батюшка. Он же утешает, что людей последних времён будет Господь судить с жалостью к ним. «Страшно представить, чего переживаем, в каком аду живём».

В БУЛОЧНОЙ (Греция) взял хлеб. Показался твёрдым для моих зубов. Как объяснить? Постучал по хлебу и по столу. Мол, такой же твёрдый. Продавец обиделся ужасно.

СКАЗАЛ ВНУКУ: - Книги разные, они между собой ссорятся. Иногда до драки. Внук: - Они ссорились, а пришла Библия и они замолчали.

Он же: - Бог как воздух: Он везде, а мы Его не видим.

И тут же он же: - Дедушка, меня вообще так плющит, что в классе есть лохи. Такие бамбУки.

ТОЛЯ (по телефону): - Ходил за грибами. Как только начинаю «Символ веры» читать, попадаются. Вот тебе комментарий к тургеневскому Базарову: И грибы домой таская, я доказываю вам, что природа - мастерская, но она и Божий храм.

У ДОКЛАДЧИКА НА трибуне явный понос слов и одновременно явный запор мыслей.

В ЧИСТУЮ РЕКУ русского языка всегда вливались ручьи матерщины, техницизмов, жаргонизмов, всякой уголовной и цеховой фени, но сейчас уже не ручей, а тоже река мутной, отравляющей русскую речь интернетской похабщины и малоумия. «Аккаунт, кастинг, чуваки, фигня, блин, спикер, саммит, мочканули, понтово, короче», так вот. В такую реку, в такую грязь насильно окунают. И отмыться от этого можно только под душем святителя Димитрия Ростовского, Даля, Пушкина, Шмелёва, Тютчева, Гончарова, под русским, одним словом, словом.

У ЛЕРМОНТОВА: «В той стороне, где не знают обману, ты ангелом будешь, я демоном стану...». А как это может быть рядом?

И НЕОЖИДАННО, даже для себя, в припадке временной любви, объяснился ей, и искалечил и её и свою судьбу. Верил себе, когда клялся, верила, когда слушала. А ещё кто был слушатель?

ПОЛИТИЧЕСКОЕ сочинительство:

- Я тебя замучаю, как Пол Пот Кампуччию.

- Ленин, Сталин, Полбубей ехали на лодке.

Ленин, Сталин утонули, кто остался в лодке?

- Нельсон борется Мандела, чтоб жизнь негров посветлела,

А у нас уж сколько лет: негры есть, Манделы нет.

- Убили, гады, Патриса Лумумбу и даже труп жене не отнесли.

- Город Владимир переименован в город Владимир Владимирович.

ВИНОВАТ ПЕРЕД многими, и чем старее, тем более виноват. Вот уже кажется, что и раскаялся и исповедовался и прощено, а все равно достигает, летит из прошлого вина.

Обещал же врачу Маргарите Ким посвятить ей рассказ, и где он? А как обещал? Да в самую счастливую минуту жизни. Она была врач родильного дома, наша знакомая, к ней мы и приехали, когда Надя почувствовала - пора.

И вот - рука трясётся - звоню. «У вас мальчик». Боже мой! Мы же тогда не знали, кто родится. Да и хорошо, что не знали, от этого ожидание томительно и таинственно. Боже мой! Первое, что крикнул в трубку:

- Маргарита Михайловна, я вам рассказ посвящу!

Это как-то само вырвалось. То есть это, по-моему, было огромной благодарностью. И я всегда помнил про обещание. Но не было такого «медицинского» рассказа. А, казалось бы, зачем тут тематика? Она, с её интеллектом, знаниями, кореянка, знаменитый врач-гинеколог могла оценить рассказ из любой области.

Ну и простеснялся. Теперь уже поздно.

ТЕКСТЫ, ВЫПИСЫВАЕМЫЕ по памяти, могли бы ответить на вопрос, как же мы при большевиках и коммунистах сохранили Бога. В душе прежде всего. Так как тексты эти могли и пролетать мимо сознания, а душу сохраняли.

Господь, помилуй и спаси, чего ты хочешь, попроси.

Дай окроплю святой водою. Дитя моё, Господь с тобою.

Ты говорил со мной в тиши, когда я бедным помогала,

Или молитвой услаждала тоску волнуемой души.

(вначале) Затеплила Богу свечку (а потом) затопила жарко печку.

Скорей зажги свечу перед иконой («Русалка»)

Над главою их покорной мать с иконой чудотворной

Слёзы льёт и говорит: «Бог вас, дети, наградит».

(«Сказка о царе Салтане»)

Я вошёл в хату - на стене ни одного образа - дурной знак.

(«Герой нашего времени»)

В ЧЕЧНЕ, в Грозном, в пасхальную ночь, сержант из ручного пулемёта трассером (светящимися пулями) написал в небе ХРИСТОС ВОСКРЕСЕ. И долго слова эти были видны в небе Грозного. (Очевидец)

ВОЛОДЕЧКА: «ДУША - это я, без одежды и тела».

- ПО ДЕРЕВНЕ идитё, играитё и поитё,

Наших девок деритё, на нас же задираитё.

По деревнюшке пройдём, на конце попятимся,

Старых девок запряжём, с молодым прокатимся.

В РЕСТОРАНЕ, В ПОЕЗДЕ, попутчик: «Счастья всем нам хочется, и чтобы быстрей-быстрей. Чтобы и тёща за пивом побежала, да по дороге ваучер нашла».

- ТЫ ИУДЕЙ, Я - ПРАВОСЛАВНЫЙ. Ты меня ненавидишь, я тебя жалею.

- Меня твоей жалости не надо!

- Так ведь гибнешь.

- (взрывается) Наш царь будет велик! Всемирный владыка! А ваш в хлеву родился, ходил с оборванцами, руки перед едой не мыл!

- Вы Христа распяли. Не отпирайся. Сами сказали: Кровь на нас и на наших детях и на детях детей. Кайся.

- Так это когда было.

- Это было вчера. Кайся. Я же каюсь в расстреле царской семьи. Тоже мог бы сказать - не я же расстреливал, а опять же иудеи.

- Римляне распинали.

- А кто натравил? Распяли, и с кем остались? С убийцей Вараввой? С предателем Иудой? Изгнали Христа из Писания, из жизни, посадили своего бога в Ватикане, и что? И золотишка и алмазов нагребли, а что ж всё счастья у вас нет? Ваши банки везде торчат, ваши проценты распухают, и всё вам страшно?

- Я еврей! (опять кричит) Таким меня мой бог создал! Не виноват я, что у меня руки и голова так устроены! Ты можешь копать, копай! А я - избранный!

- Так я-то тем более избранный.

- Как это? Кем?

- Господом Богом, Святой Троицей.

Убежал. Но этот хоть говорил откровенно. А так с ними спорить безполезно. И ведь знают, и понимают, что правда у православных. Да разве захотят лишиться доходов.

А стать православным легко. Раздай богатство бедным и следуй за Христом.

КАК СТАТЬ ДЕБИЛОМ за пол-года? Смотреть рекламу.

Как стать зомбированным? Смотреть новости.

Как утратить художественный вкус? Смотреть современные фильмы о России.

Как потерять сострадание? Смотреть американские фильмы.

К РЕКЛАМЕ выработать такое отношение: то, что рекламируется, не покупать, не брать, не есть, не употреблять, не пользоваться, отвращаться, брезговать. А всего лучше не смотреть рекламу, не смотреть телевизор. И выкинуть его вообще с седьмого этажа на асфальт, когда на улице нет прохожих. А потом спуститься и, или самому подмести эти электронные кишки и выкинуть их в мусорку, то есть в контейер для вывоза отбросов, или дать дворнику приличное вознаграждение. Оно стоит того. И вернуться в дом, и занять освобождённое место иконой.

Ура, товарищи!

ЧЕМ ОТЛИЧАЕТСЯ дом без молитвы от стойла? Чем отличается накрытый стол без молитвенного благословения от свиного корыта?

ДИВУ ДАЁШЬСЯ, как легковерны люди, как поддаются внушению. И повсеместное кумиротворение. Ну какие же это великие: пугачёвы, резники, шифрины, вся эта эстрадная жваноидная шайка хохмачей, всё это хрипящее и визжащее телевоинство, всякие макаревичи. А ведь смотрят, а ведь волокут им свои кровные рубли. Педераст на экране, и все знают, что педераст, и смотрят, как это понять? И хлопают.

Что удивляться, уже и покойникам хлопают. Хотел пойти хоронить Золотухина, были же знакомы, хотя именно он противился постановке уже готового моего спектакля «Живая вода», чем очень угодил Эфросу, да и это бы Валере простил, но как вспомнил, что открыто он жил с двумя жёнами, это-то его дело, но он публично это оправдывал, а это так грешно и противно, да больше того - представил, как гроб повлекут к выходу, и начнутся аплодисменты. Нет уж, Валера, прости, Господи, Бог тебя простит.

Да, гроб на Таганке. Абрамов всерьёз возмущался, что ему и Любимову запретили в пьесе («Деревянные кони») носить гроб по залу. Мы с Распутиным дружно встали на сторону запрета. Зачем гроб, зачем эти похороны России? Этим и Можаев был болен, и Тендряков, и, конечно, Астафьев. Белов-то более их всех знал о гибели деревни, но сила таланта такова, что читаешь его «Привычное дело», «Кануны», «Час шестый»... и все равно жить хочется.

СКОЛЬКО НУЖНО ВРЕМЕНИ, чтобы убедить людей в том, что земля плоская? Год? Смеётесь. Три месяца! Да какое там! Две недели. Объявляются выводы многолетних трудов великих учёных, наваливается свора знаменитостей, только и делов.

ЦАРЬ ГОРЫ. Спросил сына, знает ли он игру «Куча мала». Он сказал, что они в детстве играли в игру «Царь горы». То есть тот, кто захватывал вершину какую, холмик, возвышение, тот и царь. Конечно, его спихивали. Какой бы ни был сильный, все равно спихивали, никому долго не удержаться.

И сколько ж у нас было «царей горы»? Хрущёв, Брежнев, Андропов, Черненко, Горбачёв, Ельцин, Медведев, теперь Путин. А прочти это через пятьдесят лет, и список продолжится. Какие они цари горы, скорей захватчики пирамиды. Пирамиды искусственной. От которой кормятся свои, остальных отторгают.

Выборная власть людей ссорит, наследственная сдруживает.

СПРОСИЛ И ВНУКА о «Царе горы», оказывается, и он со сверстниками играл. Несколько иначе. Зимой все для начала залезали на ледяную горку, и по команде сталкивали друг друга. Оставался «царь». Его начинали обстреливать безо всякой жалости, даже ледышками, и большими. Атаковали. Свергали. И по новой.

С одной стороны отношение к войне изменяется в сторону всё более лёгкого к ней отношения. Мы играли в войну, сын играл в военку, а внук играет в войнушку. То есть вроде игра всё несерьёзнее. Но с другой игры эти всё ожесточённее. Разве могло быть у нас такое, чтобы бросаться ледышками, твёрдыми кусками глины, чтобы «пленных» привязывали к дереву и давали пинка. Ужас. Что-то непрерывно сдвигается под уклон к пропасти.

(Продолжение следует)