В октябре месяце 2009 г. руководством страны принято решение привлечь духовенство основных религий к решению задач духовно-нравственного воспитания военнослужащих. Для того чтобы мы в очередной раз не были проучены историей, необходимо переосмыслить богатый дореволюционный опыт воспитательной деятельности военных и флотских священников. Только изучив этот опыт, можно построить настоящее и заглянуть в наше будущее, избежав ошибок прошлого, в том числе и в вопросах духовно-нравственного воспитания военнослужащих.
Следует заметить, что в последнее время интерес к деятельности духовенства в вооруженных силах значительно вырос. Среди публикаций последних 15 лет, посвященных истории деятельности военного духовного ведомства, наиболее заметны работы профессоров О.В. Золотарева [12], С.Л. Фирсова [34], А.А. Кострюкова [17], Т.Г. Фруменковой [36], А.Г. Григорьева [7] и других. По этому направлению проведено несколько диссертационных исследований.
Во всех работах достаточно полно исследованы вопросы положительного влияния пастырского служения в вооруженных силах России и героизма, проявленного священниками в боевых действиях.
В целом в деятельности военных священников следует выделить два основных тесно взаимосвязанных направления. Первое характеризовалось широкой педагогической направленностью и именовалось богослужебным. Это направление являлось доминирующим и, составляя ядро религиозно-нравственного воспитания, выражалось в молитвенной практике, служении литургий, молебнов, проведении крестных ходов, совершении таинств, освящении флагов, освещении построенных кораблей, зданий и других сооружений, благословение орудий, изучения Закона Божия, чтении проповедей, причащении живых и отпевании павших воинов. Богослужебное направление в конечном итоге было призвано обеспечить распространение на кораблях и частях христианской веры и благочестия. Вторым важнейшим направлением в системе духовно-нравственного воспитания являлась так называемая внебогослужебная деятельность, содержательную основу которой составляли формирование любви к Отечеству, верности гражданскому и воинскому долгу, воинской чести, храбрости, стойкости, доблести, мужества и взаимовыручки. Через всю многогранную работу флотского духовенства в воспитании паствы красной нитью проходило укрепление славных флотских православных традиций, которые способствовали повышению боеспособности флота, формированию благоприятного, здорового микроклимата в экипажах кораблей. Большую работу военное духовенство проводило в таком важном направлении как недопущение межрелигиозных противоречий среди военнослужащих. История не знает ни одного факта, когда конфликты в русской Армии или Флоте возникали на религиозной почве. И во время войны с Японией и в войне с Германией успешно сотрудничали и православный батюшка, и мулла, и раввин.
Как известно, самые ценные уроки история нам преподносит на примере ошибок и недостатков. В большинстве трудов посвященных вопросам организации духовно-нравственного воспитания военнослужащих, на наш взгляд недостаточно уделяется внимания исследованию тех трудностей, с которыми сталкивались флотские священники в своей работе. Такой подход мешает правильно делать выводы из нашего прошлого и вредит внедрению в современные Вооруженные Силы России богатейшего дореволюционного опыта в вопросах духовного воспитания военнослужащих. Данная статья в некоторой степени поможет устранить вышеуказанный пробел.
Необходимо сразу заметить, что недостатки в воспитательной деятельности военных священников в первую очередь связаны с обстановкой в стране и положением в ней Церкви. На первый взгляд в XIX в. не было оснований для тревог по поводу падения духовности в русском народе. Н. Тальберг в «Истории Русской Церкви», написанной уже после революции, даже считает середину 19-го столетия расцветом Православной Церкви[32, с.724-924]. Во многих работах по истории Русской Церкви мы можем узнать о росте количества храмов, монастырей, о небывалом распространении православия на просторах России и за ее пределами в тот период. Но лучшие умы чувствовали надвигающуюся катастрофу и пытались пробудить народ от духовного сна.
Вот какой суровый анализ духовной ситуации в России дает св. Игнатий Брянчанинов в своей работе «О необходимости Собора по нынешнему состоянию Российской Православной Церкви» [21], написанной в 60-е гг. XIX в.: «Дух времени таков и отступление от православно-христианской веры начало распространяться в таком сильном размере, безнравственность так всеобща и так укоренилась, что возвращение к христианству представляется невозможным»[21, с.522]. Чуть позже другой наш святитель Феофан Затворник пишет: «У нас материалистические воззрения все более и более приобретают вес и обобщаются. Силы еще не взяли, а берут. Неверие и безнравственность тоже расширяются. Требование свободы и самоуправства - выражается свободно. Выходит, что мы на пути к революции» [31, с. 142-143]. Оценка, данная этими известными святителями духовному состоянию русского народа того времени, звучат как грозное пророчество о неминуемой катастрофе. Но их слова были «гласом вопиющего в пустыне».
Игнатий Брянчанинов указывает и причины падения духовности и нравственности: «Россия со времен Петра I часто и много принесла пожертвований в ущерб веры, в ущерб Истины и Духа, для пустых и ложных соображений политических, которыми прикрывало развращенное сердце ненависть и презрение к правилам Церкви» [21, с.522]. В результате церковной реформы императора Петра отменено патриаршества, церковь была полностью подчинена государству, превращена в одну из ячеек политической системы, что, несомненно, ослабляло ее духовное влияние и уменьшало авторитет.
Здесь у читателя может возникнуть вопрос: В католическом мире падение авторитета духовенства, более независимого от государства, чем в любой православной стране, вызвало реформацию, закончившуюся практически везде превращением церкви в государственную структуру. Имеем ли мы право утверждать, что нравственность народа в Италии, Португалии и Франции выше, чем в Великобритании и Германии, поскольку католичество более независимо от государственной власти? Есть ли в этом отношении разница между католической Баварией и протестантской Саксонией? В качестве ответа на этот тезис автор статьи считает, что сравнение влияния на нравственные качества людей католической, протестантской и православной церквей не совсем уместно. Так как это влияние зависело от многих, порой не связанных между собой факторов (исторических, временных, географических, климатических, традиций народа, его психологических особенностей, и т.д.). Вспомним, как выбирал веру великий князь Владимир Святосла́вич. Такого влияния на народ, как православная Русская Церковь в допетровское время не имела ни одна церковь в других государствах. Отношения между церковной и светской властью в основном были близки к "симфонии" - православному идеалу, заключающемуся в том, что светская и церковная власти находились в состоянии согласия и сотрудничества, по аналогии с Божественной и человеческой природой Христа, были «нераздельны и неслиянны». Именно поэтому в исторической памяти наша страна того времени сохранилась как Святая Русь, не смотря на отсутствие святости у основной массы населения.
К сожалению, в нарушении заповеди Христа "кесарево кесарю, а Божие Богу" (Мф. 22:15-21), как отмечает современный историк С.В. Волков, "гармония между властями не раз нарушалась непомерными претензиями церковных иерархов на "земную" власть"[5, с.66]. И здесь отчасти можно понять Петра I, который хорошо знал обо всех досадах, которые причинял его родителю властолюбивый патриарх Никон, требовавший от самого царя называть себя не иначе как "Божией милостию господин и государь". Это и побудило императора Петра провести церковную реформу по протестантскому образцу. Но он явно переусердствовал.
Даже такое важное таинство, как исповедь, перестало после реформы по своей сути быть таинством и законодательно превращалось в допрос, сопровождающийся доносом. В 1708 г. от имени местоблюстителя патриаршего престола Стефана Яворского по всем епархиям был распространен царский указ о том, чтобы исповедники добивались у исповедуемых сведений, «нет ли у кого из них бунту, злаго намерения и совету с кем х какому бунту и на государство какова умышления или совещания с кем на разбой и на какое душегубство»[23]. Как отмечает в своей монографии С.Ю. Чимаров Св. Синод развил это положение в своем указе от 22 апреля 1722г., в котором давалось указание священникам о том, что если кто на исповеди покается о еще не совершенном, но задуманном бунте или воровстве, "то о таких лицах немедленно доложить куда следует, чтобы власти могли тотчас же арестовать злоумышленника" [37, с.188]. Таким образом, священник из пастыря превращался в осведомителя. И такое положение сохранялось вплоть до XX в. С.Ю. Чимаров приводит пример «духовной» работы корабельных священников: На крейсере «Олег» иеромонах Палладий узнал во время исповеди от матроса Антонова о том, что юнкер Трувелер распространяет брошюру «Что делать войску?». Священник доложил об этом по команде. Юнкер был осужден на десять лет каторжных работ [37, с. 189].
Каждый православный человек (в том числе и военнослужащий) обязан был один раз в год исповедаться и причаститься, предоставив об этом справку своему начальнику. Таким образом, важное таинство превращалось в бюрократический фарс, что вело к отходу от Православия народа и, прежде всего, высших эшелонов власти. Этот отход можно обозначить, как второй значительный фактор, влияющий на духовно-нравственное состояние населения страны. Нравы многих глав государства, начиная с Петра I, были далеки от христианских норм. К примеру, император Александр I имел восемь побочных детей. Придворные старались «не отставать» от государей. Настроение, господствующее при дворе, передавалось в народ, а так же в армию и во флот.
Здесь опять может возникнуть вопрос: Если исходить из логики личного примера, то почему при последнем благочестивом императоре не произошло оздоровление общества? По мнению автора статьи, подобно тому, как землетрясение в океане способно вызвать разрушительную волну на побережье лишь через некоторое время, так и влияние многих факторов на исторические процессы обладают инерционностью и имеет временную дистанцию в своих следствиях. "Жернова" истории работают медленно. Этим и можно объяснить тот факт, что пик духовного кризиса наступил лишь спустя два века после реформ Петра и сто лет после царствования развратной Екатерины II, которой народ приписал даже те деяния, которых она не совершала (например, продажа Аляски).
На благочестивых царей Александра III и Николая II светское российское общество смотрело как на белых ворон, с удовольствием сочиняя о них анекдоты. Гнусность сплетен о последнем императоре, ходивших в аристократических салонах, удивляла даже иностранцев. Архиепископ Константин (Горянов) в своей статье приводит слова английского атташе сэра Вильямса после общения со своим соотечественником, проведшим в столице всего 24 часа: «...он дал мне о Государе такой отзыв, что я подумал, что он эти часы провел в помойных ямах Петрограда, ибо иначе он не мог собрать сведений более лживых, несправедливых и столь же ошибочных, как и злостных»[1, с.15].
В высших кругах царили повальное безверие, оккультизм, увлечение тайными обществами, в которых проповедовались антимонархические, антигосударственные идеи. Архиепископ Константин приводит следующий факт: накануне февральской революции во время приема в масоны командира Финляндского полка Теплова спросили о царе, то генерал без доли сомнения, не задумываясь, ответил: «Убью, если велено будет» [1, с.12].
Даже среди лояльных к Православной Церкви и внешне благочестивых людей высшего слоя общества наблюдалось равнодушие к религии. Митрополит Евлогий (Георгиевский) вспоминает свои впечатления о том, когда он учительствовал в 90-х гг. позапрошлого века в семье вполне благопристойного товарища прокурора города Тулы С.А. Лопухина: «Меня удивляло, когда какое-нибудь подгорелое блюдо могло быть событием, о котором говорят;... что к практике церковного благочестия относятся как-то вольно и с соблюдением неприличного комфорта: накануне больших праздников устраивали всенощные у себя дома, чтобы не затруднять себя поездкой в церковь...» [10, с.50].
В канун войны с Японией будущий начальник Генерального штаба генерал-майор Е.И. Мартынов с горечью писал: «...западные университеты (например, германский) являются очагами национального духа - в это время в полуобразованной России, с кафедры, в литературе (например «Поединок» А. Куприна) и в прессе, систематически проводятся взгляды, что национализм есть понятие отжившее, что патриотизм не достоин современного «интеллигента», который должен в равной степени любить все человечество, что война есть остаток варварства, Армия - главный тормоз прогресса и т.п. Каждый тупица, присоединившийся к ним, тем самым приобретает как бы патент на звание «передового интеллигента». Логическим выводом из такого миросозерцания являются полное отрицание всякой воинской доблести и презрении к воинской службе, как к глупому и вредному занятию» [18, с.3].
Во время русско-японской войны на фоне героизма нашего воинства настроение русской интеллигенции выделялось резким контрастом. Вот как виделось это настроение православной русской женщине медсестре Н.Б. Козловой: «28 июля был бой порт-артурской эскадры, где смерть Витгефта сыграла такую роковую роль... 1-го августа наш врач устроил большой обед, якобы в честь открытия госпиталя и пригласил своих праздных коллег на это торжество.... До сих пор не могу вспомнить этого дня без глубокого отвращения и сердечной боли. Едва вся эта «интеллигентная», но далеко не воспитанная компания села за стол, как полились речи о текущих событиях. Но мне не передать того издевательства над армией, того дикого злорадства нашим неудачам, которыми были полны их слова. Злейшие враги не могли больше радоваться, чем они» [16, с.30].
Отходом от норм православия со стороны русской элиты заражался и простой народ. По словам А.И. Деникина, религиозность настолько пошатнулась, что начался "процесс духовного перерождения русского народа" [8, с.78]. Россия неумолимо неслась в пропасть. Духовный кризис охватил страну, духовенство теряло уважение масс.
Настроение населения переносилось в военную среду. "Духовенству не удалось вызвать религиозного подъема среди войск", - отмечает Деникин [8, с.80]. Традиционное представление о «христолюбивом воинстве» было в конце XIX - начале XX вв. сильно поколеблено. Прежде всего, это касалось офицеров, что является третьей причиной снижения духовности в вооруженных силах. Многие из офицеров, будучи инославными, из карьерных соображений лицемерно принимали православие, оставаясь верными своей вере. Е.В. Тарле в книге "Крымская война" повествует о действиях немецкого графа Антрепа, который вместо оказания помощи погибающему соседнему полку свежими силами устроил для солдат празднование православного Рождества, прикрывая свое равнодушие к исходу боя мнимой религиозностью. Действиями Антрепа была демонстративно нарушена заповедь Христа: «Нет больше той любви, - как если кто положит душу свою за друзей своих». (Ин.15,13). Его ложная набожность только подчеркивает предательство некоторых иностранцев по отношению к воинскому долгу и их безразличие к православной вере. Простые солдаты быстро раскусили Антрепа, определив, что "он сам из ихних" и "Бог не простит нам этого"[33]. Абсолютно очевидно, что такие офицеры к судьбе православия и его традициям были равнодушны. Указ от 17 апреля 1905г., провозгласивший свободу совести, показал истинную картину. Как отмечает С.Ю. Чимаров, после апреля 1905 г. поток прошений о внесении изменений в личные дела о перемене вероисповедания был неиссякаем[37, с.263].
Многие из офицеров открыто показывали свое равнодушие к вере. В связи с этим священник должен был оказывать влияние на офицеров - особенно на молодых, предостерегать их от неосторожного критиканства и выражений недовольства действиями властей, так как подобные разговоры среди матросов и солдат были достоянием всего корабля или полка. Во время Первой Мировой войны и в смутный 1917 г. ситуация особенно обострилась.
Делегаты I Съезда военного и морского духовенства, работавшего с 1 по 11 июля 1914 г., отмечали неуважительное отношение воинских чинов к святыням и православным традициям. Один из делегатов священник Георгий Агниев с болью рассказал о том, как отдельные командиры посещение военнослужащими храма использовали для строевой муштры, показывая, что для них строевой устав выше Закона Божиего, а строевая выправка важнее духовного состояния подчиненных: «Команда: вперед, назад, вправо, влево, равняйся, смирно и проч. долго разносится в церкви.... Во время стояния в церкви нижние чины не могут отлучаться с места для покупки свечей и прикладывания к иконам,... а по окончании Литургии, помимо приложения к кресту, должны проходить около своего командира полка или его заместителя и, поворачивая голову и постукивая ногами, смотреть на него («съедая глазами начальство», по выражению воинов)»[26, л.33]. Такое отношение к богослужениям вело к их профанации.
Пример формального отношения к богослужебным вопросам командиров отдельных кораблей приводит Новиков-Прибой в своем романе "Цусима": «Каждый праздник служили на корабле обедню. Для этого все сходились в жилой палубе, где устраивалась походная церковь с иконостасами, с алтарем, с подсвечниками. И на этот раз с утра, после подъема флага, вахтенный начальник распорядился:
- Команде на богослужение!
Засвистели дудки капралов, и по всем палубам, повторяя на разные лады распоряжение вахтенного начальника, понеслись повелительные слова фельдфебелей и дежурных. Для матросов самым нудным делом было - это стоять в церкви. Они начали шарахаться в разные стороны, прятаться по закоулкам и отделениям, словно в щели тараканы, когда их внезапно осветят огнем. А унтеры гнали их с криком и шумом, с зуботычинами и самой отъявленной бранью - во Христа, в Богородицу, в алтарь, в Крест Воздвиженский. Офицеры это слышали и ничего не возражали. Получалось что-то бессмысленное, такое издевательство над религией, хуже которого не придумает ни один безбожник.
... Нас загнали в церковь насильно, с битьем, с матерной руганью, как загоняют в хлев непослушный скот. А если уж нужно было заморочить голову команде и поддержать среди нее дух религиозности, то неужели высшая власть не могла придумать что-нибудь поумнее?.. (Подобные методы практиковались в Вооруженных Силах СССР в дни проведения политзанятий. Исключением являлось только то, что на уклоняющихся от них военнослужащих вешался ярлык неблагонадежности с соответствующими отсюда последствиями - А.Б.)
Вечером те же матросы, собравшись на баке, будут с удовольствием слушать самые грязные анекдоты о попах, попадьях и поповских дочках»[20, с.128-131].
В результате такие церковные службы, кроме вреда, ничего не давали. По поводу подобных формальных мероприятий адмирал Степан Осипович Макаров писал: «Нет ничего вреднее, как приказания, ни к чему не ведущие; это такой вред, какой только может быть. Команда... приучается к неповиновению, неуважению офицеров, а все это - прямые шаги к упадку дисциплины»[25, с.24].
Примером падения благочестия среди офицеров может служить случай, произошедший в первые дни после февральской революции и приведенный Деникиным в своей книге: «Один из полков 4-ой стрелковой дивизии искусно, любовно, с большим старанием построил возле позиций походную церковь.... Демагог поручик решил, что его рота размещена скверно, а храм - это предрассудок. Поставил самовольно в нем роту, а в алтаре вырыл ровик для....... Но почему 2 - 3 тысячи русских православных людей, воспитанных в мистических формах культа, равнодушно отнеслись к такому осквернению и поруганию святыни?»[8, с.80]. И вполне естественно, что ни о каком взаимопонимании между такими офицерами и священниками в вопросах воспитания рядового состава не могло быть и речи.
С нижними чинами ситуация также была непростой. Утрата высокого религиозного чувства высшими чинами армии и флота принесла свои плоды и в среде солдатских и матросских массах. Наблюдалась отход от православных нравственных идеалов. Нижним чинам запрещалось обзаводиться семьей, но в тоже время не возбранялось посещение публичных домов. Епископ Переславский Иннокентий, служивший в начале русско-японской войны в городе Дальнем, вспоминал: «Целые полчища публичных японских женщин... красноречивее всего свидетельствуют о здешних нравах; такой грубый разврат не мог не вызвать в туземных жителях отвращения к русскому человеку, стремящемуся просвещать инородцев... Достаточно сослаться на местные иностранные газеты, уподобляющие наши новые города с Содомом и Гоморрой»[14, с.466].
Кандидат исторических наук А.Б. Григорьев приводит в своей статье высказывание военного священника Григория Лапшина, который так писал о трудностях воспитательной деятельности в войсках: «Обязанности пастыря особенно трудны в нынешнее время, когда пороки среди христиан так умножились. Ныне нет уважения родителям; семья разлагается; с распадом семейного начала падает и общественная жизнь... появилось презрение к жизни - самоубийства стали постоянным явлением даже среди юношей и подростков; убийства, грабежи, поджоги, воровство, обман, насилие над женщинами и детьми стали ежедневным явлением; положительно одичал народ, живет только интересами низменными, чисто животными» [6, с.42].
Несмотря на сокращение срока службы (с 1906 г. в пехоте срок службы был установлен 3 года, в остальных войсках - 4 года - А.Б.), был отмечен рост самоубийств. Перед Первой Мировой войной в журнале "Разведчик" были приведены следующие статистические данные: если в 1905 г. было отмечено 144 случая суицида (при численности вооруженных сил 1100000 чел., - т.е. один случай примерно на 7600 чел. - А.Б.), то в 1910 г. - 268 случаев (при численности вооруженных сил 1300000 чел. - т.е. один случай на 5000 чел. - А.Б.), а в 1912 г. - 405 случаев (при численности вооруженных сил 1400000 чел. - т.е. один случай примерно на 3500 чел. - А.Б.) [28, с.153]. Таким образом, за восемь лет число самоубийств на тысячу человек в вооруженных силах возросло более чем в 2 раза.
Среди нижних чинов появилась прослойка революционно настроенных, неверующих военнослужащих, которые активно вели пропагандистскую работу, в чем имели значительный успех. Только за период 1905 - 1907 гг. зарегистрировано 437 революционных смут в вооруженных силах, в том числе 106 вооруженных. Если в 1903 г. за различные воинские преступления было осуждено 7665 военнослужащих, то в 1905 г. - 15786, в 1906 - 23814, 1907 - 26066.
А.А. Кострюков приводит выдержки из дневника епископа Трифона (Туркестанов), которые свидетельствуют о том, что уже в начале войны, в 1914г. не только простой священнослужитель, но и иерарх церкви мог подвергнуться оскорблению от любого солдата. В записи от 31 октября 1914г. владыка отмечает: «По дороге удостоился "комплимента"... от артиллериста: вот (...) жидовский поп ползет». Далее следует следующая запись: «Пошел пешком по дороге, корова чуть не столкнула в ров, а солдат, здоровенный, румяный, черный, развалился на телеге и хохочет во все горло»[17, с.156].
Флотская среда была еще более подвержена негативным явлениям. Но, к сожалению, забота о духовной стороне жизни моряков не отвечала требованиям времени. На кораблях во всех сторонах жизни экипажа была видна изолированность офицеров от команды. «При моих сравнительно не частых соприкосновениях с флотом, - писал уже после революции Г.И. Шавельский, - у меня создавалось впечатление, что в отношениях между офицерами и матросами есть какая-то трещина. Мне тогда казалось, что установить добросердечные отношения между офицерским составом и нижними чинам во флоте гораздо труднее, чем в армии»[38, с.105]. Священник должен был сглаживать это разделение и быть буфером между офицерами и матросами. Однако справиться с этой задачей духовенство не смогло. Чаще общаясь с офицерами, чем с матросами и невольно принимая точку зрения первых. Рядовой состав видел в пастыре такого же начальника, как и в строевом офицере.
Иногда некоторые иеромонахи начинали заводить панибратскую дружбу с матросами. Но в среде нижних чинов корабельные священники оказывались лишними и только унижали свой сан. Как вспоминал генерал Епанчин, «священник не был своим ни в офицерской среде, ни среди нижних чинов»[11, с.362]. Такое положение сыграло роковую роль для флотского духовенства в период революции. Первыми, кого приговаривали к расстрелам революционные комитеты, были, как правило, военные священники. Падение престижа пастырского служения в военной среде является четвертой причиной недостатков духовно-нравственного воспитания военнослужащих. Очень часто военные и морские пастыри испытывали на себе унижения и оскорбления со стороны офицеров. Пищевое довольствие корабельные священники получали за счет офицеров корабля, что ставило их в неудобное положение, так как они являлись как бы нахлебниками. Как писал клирик крейсера 1 ранга «Герцог Эдинбургский» Александр Касаткин, пастырь на корабле был «только из милости член кают-компании, довольствуясь даровым столом, должен претерпеть многое «ради хлеба куска»« [15, с.529]. А.А. Кострюкова в своей статье описывает беседу служащего Морского министерства Попова с протопресвитером Георгием Шавельским, в которой капитан 1-го ранга отмечал, что корабельные иеромонахи, не имея возможности оплачивать стоимость стола в кают-компании, кормились за счет офицеров. "Последние, условливаясь с содержателем кают-компании, так и уговариваются: кормить столько-то офицеров, кота и попа (Причем попа в списке ставили ниже кота - А.Б.). Потом этому бесплатному настольнику приходилось выслушивать от молодежи обидные шутки, и даже издевательства" [17, с.146-147]. И, как отмечает Кострюков, такое отношение было не зависимо от личных достоинств пастыря.
Денежное довольствие у военных и морских пастырей было недостаточным. В XVIII в. практиковалась выдача жалования вместо денег натуральными товарами. Так, обер-иеромонаху Рижского морского корпуса Маркеллу Родышевскому «назначено жалование на 1723 г. двести сорок руб., но только не деньгами, а парчами из китайских товаров, да и то с вычетом по указу 7 апреля 60 руб. и забранных вперед 40 руб.»[30, с.41]. Это обстоятельство, по всей видимости, и заставило Маркелла сменить почетное место обер-иеромонаха на скромную должность судьи Псковского архиерейского дома.
Некий полковой священник, служивший в армии в XIX в., вспоминал: «... с тремя малолетними детьми я был назначен в Двинск, когда там строилась крепость. Я получал содержание 30 копеек ассигнациями в день. Понятно, при таких средствах с женой и детьми жить было трудно. Нужда заставляла, и я с денщиком нанимался возить землю в тачке для крепости, получая за это 30 копеек в день» [4, с.437-438]. То есть служение священника в те годы оценивалось так же, как труд низко квалифицированного рабочего.
В 80-е годы XIX в. главный священник армии и флотов протоиерей П.Е. Покровский отмечал, что военное духовенство «по своим служебным правам не только достаточно не обеспечено, но даже поставлено ниже других военнослужащих лиц»[2, с.26].
Такое положение сохранялось вплоть до XX в. Священник В. Гиганов отмечает, что жалование ему начислялось только за период кампании, хотя до выхода море он уже служил на корабле. Во время пребывания корабля «Генерал-адмирал» во Франции Гиганов из-за недостатка средств вынужден был совершать поездку в Париж в вагоне 3-го класса, выдавая себя за корабельного ресторатора[6, с.57-58].
Материальное положение армейских и флотских священников несколько улучшилось после повышение окладов армейским священникам 1 июля 1899г. в соответствии с приказом по Военному ведомству N45, а флотским - 1 июля 1900г. в соответствии с приказом по Морскому ведомствам N20. Военные священники в соответствии с этими приказами по своим правам и денежному содержанию приравнивались к капитану в армии и к капитан-лейтенанту на флоте. Но средний возраст капитана или капитан-лейтенанта был 27 - 30 лет. Это был еще молодой человек, как правило, не обремененный семьей. И если он двигался по своей служебной лестнице без всяких заминок, то к концу своей службы дорастал в армии до чина полковника и на флоте до капитана 1 ранга со всеми предоставленными ему правами. А священник и в старости оставался на уровне капитана. А старость - это болезни, это раны, полученные во время походов, это часто многодетная семья, это разорительные переезды. И военное духовенство жило достаточно бедно. Ничто не давало прибавку к жалованию ни раны, ни академическое образование и ничто другое.
Деятельность военных и флотских священников затрудняло несовершенство документов, регламентирующих их деятельность. В Морском Уставе имелся целый ряд оговорок, лишающих священника самостоятельности в вопросах организации религиозно-нравственной воспитательной работы с личным составом. Особые неудобства и даже притеснения испытывали пастыри на кораблях, которыми командовали командиры не православного исповедования. На основании требований ст. 705 изучать Закон Божий с нижними чинами можно было, «когда командир признает возможным». Эта же статья гласила, что и беседовать с командой священник мог «с разрешения командира». По словам самих корабельных пастырей, «выпросить на кораблях время для совершения Литургии - это подвиг для священника»[22, с.621]. При посещении в 1911 г. крейсера «Громобой» Г.И. Шавельский застал там «неприглядную картину суровой зависимости священнослужителей от личных мнений, взглядов, усмотрений и распоряжений судового начальства»[27, л.6]. Во время его встречи с флотскими клириками он услышал жалобы по поводу того, что «на каждом шагу священнику приходится приноравливаться к обстановке и времени, пользоваться случаем, моментом, все, так сказать, вырывать, выхватывать.... Религия и Церковь здесь (на кораблях - А.Б.) не самостоятельное и руководящее начало, а что-то случайное, порой даже лишнее»[22, с.600].
Многие делегаты 1-го Съезда военного и морского духовенства отмечали, что военное начальство видело в священнослужителе лишь чиновника, отвечающего за отправление треб, и очень часто вмешивалось в пастырскую деятельность духовенства. Как писал в своих воспоминаниях Деникин, «...религиозные беседы, и исполнение обрядов - имело характер официальный, обязательный, часто принудительный, не могло создать надлежащего настроения»[8, с.79]. Еще более откровенней пишет Е.А. Шелль: «Рутина жизни, весьма распространенное безверие и насмешливое отношение господ офицеров к «попу» располагали к тому, чтобы ограничить его (пастыря - А.Б.) действия служением молебнов и панихид»[9, с.428].
Бывали случаи, когда места для установки корабельной церкви не отвечали элементарным требованиям. Даже на флагманском корабле Черноморского флота «Св. Пантелеймон», на котором при выходе в море размещался штаб и сам командующий флотом, алтарь был прислонен к трубе. «Во время хода корабля был сильный шум от машины»[24, с.734].
Протоиерей Роман Медведь всю причину такого положения видел в том, что полковой и флотский священник не имел самостоятельности в своем служении. Профессор С.Л. Фирсов в своей статье приводит его высказывание: «Будут сняты сковывающие его путы, и деятельность русского военного пастырства расцветет необычайно на пользу нашего христолюбивого воинства» [34, с.24]. Но нужно отметить, что отдельные военные пастыри не являлись примером нравственного поведения. Автор статьи «Священники в армии», напечатанной в 1914г. в журнале «Разведчик», с горечью отмечает: «Нравственный уровень военных священников не всегда высок». И далее приводит пример: «...несколько лет совершенно больной (алкоголик) священник оставался у дел. Бывали случаи, что служба им служилась совершенно в нетрезвом виде» [3, с.243]. Военный дипломат А.А. Игнатьев описывает позорный случай, произошедший с одним из священников русского экспедиционного корпуса во Франции: «... в первый же вечер по прибытии в Мальи этот поп с черной гривой пошел в пляс с офицерами в публичном доме» [13, с.702]. Этого священника потребовало удалить антиклерикально настроенное французское правительство и сам Игнатьев. Однако у иеромонаха нашлись покровители.
Таким образом, основным фактором недостатков в духовно-нравственном воспитании военнослужащих является духовный кризис, охвативший Россию во второй половине XIX - начале XX вв. Одной из причин этого кризиса было то, что православная церковь попала в тесную зависимость от государственной власти, доходящую до прямого диктата со стороны последней. Результатом превращения церкви в идеологический орган явились постепенная утрата священноначалием своего былого авторитета, рост у населения и в первую очередь у элиты общества безразличия к православной вере, распространение в стране революционных и атеистических идей. Военное духовное ведомство, являясь составной частью и силовых структур государства и церкви, наиболее болезненно переживало этот кризис. Отсутствие четкой кадровой работы по подбору военного духовенства привело к тому, что в войска и на флот попадали случайные люди, незнакомые со спецификой военной службы и не имевшие представления о задачах, стоящих перед ними. В результате полковые и корабельные священники в основной своей массе нередко выполняли свои обязанности формально. Во время Первой Мировой войны из-за непродуманности в организации назначения военных и флотских священников система духовно-нравственного воспитания не только качественно не улучшилась, но даже ослабла, что привело к необратимым последствиям.
И.А. Ильин, анализируя причины революции 1917 г., писал: «Политические и экономические причины, приведшие к этой катастрофе, бесспорны. Но сущность ее гораздо глубже политики и экономики; она духовна. Это есть кризис русской религиозности... Великий и глубокий кризис всей русской культуры» [29, с.28].
Автор отдает себе отчет, что его статья является лишь подбором фактов, отражающих состояние духовного кризиса в Армии и Флоте России конца XIX - начала XX веков, и не претендует на всесторонний и исчерпывающий его анализ. Данная проблематика несравненно более трудна и глубока. Но одно ясно - возрождая институт военного духовенства, командованию Вооруженных Сил необходимо помнить, что новая для нашего времени структура будет эффективной только в том случае, если, во-первых, нравственные качества командиров всех степеней (независимо от того, верующие они или неверующие) будут приближены к требованиям религиозной морали. Во-вторых, для военного священника должен быть создан благоприятный режим в его деятельности. Его статус должен соответствовать важности задач воспитания духовно-нравственной личности в Вооруженных Силах. И, наконец, для служения в войсках и на кораблях должен быть организован тщательный отбор достойных кандидатов, не только обладающих высокими личностными качествами, но и любящих воинскую службу со всеми ее тяготами и лишениями.
Александр Петрович Беляков, капитан 1-го ранга
Список литературы:
1. Архиепископ Константин (Горянов). Да будет воля твоя // Родная Ладога. 2008. N4 (6). С. 8 - 23
2. Барсов Т.В. Новое положение об управлении церквами и духовенством военного и морского ведомств. СПб.: Типография А. Катанского и Компании, 1893. 76с.
3. В. Священники в армии. // Разведчик. 1914. N 1224. С.243
4. Вестник военного духовенства. 1900, N14, с.437-438.
5. Волков Сергей. Почему РФ еще не Россия. Невостребованное наследие империи. М.: Вече, 2010. 352с.
6. Гиганов В., свящ. К вопросу о необходимости улучшения положения священников на военных кораблях // Вестник военного духовенства. 1897. N 2. С. 57-58.
7. Григорьев А.Б. Из истории военного духовенства. / Религиозно-этические аспекты воспитания военнослужащих: Материалы международного семинара, состоявшегося в Международном независимом Эколого-политологическом университете (МНЭПУ) в июне 1997 года. М.: Изд-во МНЭПУ, 1998. С.37-45.
8. Деникин А.И. Очерки Русской смуты. Т. 1. М.: Наука, 1991. 520с.
9. Душа армии: Русская военная эмиграция о морально-психологических основах российских вооруженных сил / Составители: И.В. Домнин. М.: Военный университет, Независимый военно-научный центр «Отечество и Воин», Русский путь, 1997. 624с.
10. Евлогий (Георгиевский), митрополит. Путь моей Жизни. М.: Моск. рабочий; ВПМД, 1994. 621с.
11. Епанчин Н.А. На службе трех императоров: Воспоминания. М.: Наше наследие, 1996. 573с.
12. Золотарев О.В. Христолюбивое воинство русское. М.: Граница, 1994. 110 с.
13. Игнатьев А.А. 50 лет в строю. - М.: Художественная литература, 1948. 726с.
14. Иннокентий, еп. Переславский. «Если они умолкнут, - камни возопиют» // Владимирские Епархиальные ведомости.1904. N16. С. 464-469.
15. Касаткин А.С. Пастырь на корабле // Вестник военного духовенства. 1898. N 17. С.529-534.
16. Козлова Н.Б. Под военной грозой // Вестник военного и морского духовенства. 1914. N1. С.104-110
17. Кострюков А.А Военное духовенство и развал армии в 1917 году / Церковь и время. 2005. N2(31). С.143-198
18. Мартынов Е.И. Из печального опыта Русско-Японской войны. СПб.: Военная типография, 1906. 183с.
19. Мельгунов С.П.На путях к дворцовому перевороту. М.: Айрис-пресс, 2007.272с.
20. Новиков-Прибой А.С. Собр. соч. в 5 т. Т. 3. Цусима М.: Правда, 1963. 388с.
21. О необходимости Собора по нынешнему состоянию Российской Православной Церкви: Записки епископа Игнатия 1862 - 1866 г.г. // Полное собрание творений святителя Игнатия Брянчанинова. Т. 3. М.: Паломник, 2002. С. 518 - 530.
22. О-в А., свящ. Посещение о. Протопресвитером Военного и Морского духовенства броненосного крейсера «Громобой» и беседа его с духовенством стоящих на Кронштадтских рейдах судов // Вестник военного и морского духовенства. 1911. N19. С.597-601. N20. С.621-625.
23. Память протопопа Благовещенского собора Шенкурского острога Важского уезда Прокопия и поповского старосты, ключаря того оке собора Иова, десяцкому Подвинской четверти священнику Юмишской волости того же уезда Самсону с изложением грамоты архиепископа Холмогорского и Важского Рафаила от 14 мая 1708 г. об использовании исповеди для сыска о подготовке «бунта» против государства. http://vostlit.narod.ru/Texts/Dokumenty/Russ/XVIII/1700-1720/Pamjat_ukaz_1708/text.htm
24. Посещение Его Высокопреосвященством, Протопресвитером военного и морского духовенства Георгием Ивановичем Шавельским города Севастополя 23-27 сентября 1911 года //Вестник военного и морского духовенства. 1911. N23. 727-736.
25. Потапов Ю.П. Степан Осипович Макаров. - Л.: Наука, 1982. 214с.
26. РГИА. Ф. 806. Оп.5. Д.9432. ч.I.
27. РГИА. Ф.809. Оп.5. Д.9432.
28. С.П.С-ов. Самоубийства в армии // Разведчик. 1914. N1218. 164-168с.
29. Семенов В.Е. Духовно-нравственные ценности - главный фактор возрождения России / Россия сегодня: новые горизонты сознания. (Сборник статей). СПб., 1994. С.28-41.
30. Смирнов А., прот. История Флотского духовенства. Ч.1. Пг.: Типография «Сельского Вестника», 1914. 76с.
31. Собраніе писемъ святителя Феофана. Вып. VII. М., 1900. 216c.
32. Тальберг Н. История Русской Церкви. М.: Изд. Сретенского монастыря, 1997. 924с.
33. Тарле Е.В. Крымская война. http://militera.lib.ru/h/tarle3/04/html
34. Фирсов С.Л. Военное духовенство накануне и в годы Первой мировой войны // Новый часовой. 1995. N3. С.21-32.
35. Фомин С.В., Якобий И.П. Император Николай II и революция. СПб: Общество святителя Василия Великого, 2005. 864с.
36. Фруменкова Т.Г. Православное духовенство в годы Крымской войны // Новый часовой. 1994. N2. С. 13-18. 105с.
37. Чимаров Сергей Юрьевич. Русская Православная Церковь и религиозно-нравственное воспитание личного состава Армии Флота (1800 - 1917 гг.). СПб.: Военный инженерно-космический университет имени А.Ф. Можайского, 1999. 402с.
38. Шавельский Г.И., протопресв. Воспоминания протопресвитера русской армии и флота. Т.1. М.: Крутицкое патриаршее подворье, 1996. 415с.
