Когда рядом нет Христа

Как-то, читая интересные рассуждения современного мыслителя Рустема Вахитова о применении Алексеем Федоровичем Лосевым марксистских методов в научных исследованиях - подчеркиваю: именно методов, а не идеологических постулатов, глубоко чуждых Лосеву как православному христианину, - наткнулся на фразу о моральном терроре, которому «подвергался виднейший советский философ-марксист Эвальд Васильевич Ильенков, со стороны своих казалось бы «единомышленников», советских «генералов от философии», занимавших высокие посты в ИФ (Институте философии) АН СССР».

У меня вызвала любопытство личность помянутого философа-марксиста, скорее даже не личность, а причины его критики - она, впрочем, в СССР нередко становилась синонимом травли - со стороны коллег по мировоззрению.

На удивление, ключевая причина разногласий Эвальда Васильевича с «генералами от философии» оказалась проста: он был настоящим мыслителем - и еще, замечу, дошедшим до Берлина фронтовиком, - серьезно занимавшимся марксисткой диалектикой; его же противники представляли собой, по словам Вахитова, вульгаризаторов учения, положенного в основу советской идеологии.

Однако предлагаемые вниманию читателей размышления не об этом. Меня поразила трагическая судьба Ильенкова, его страшный уход из жизни - в состоянии депрессии он воткнул себе сапожный нож в горло. Об этом, спустя годы после смерти философа, написал в статье «Средоточие боли» один из талантливейших его учеников, слепоглухой доктор психологических наук Александр Васильевич Суворов.

«Средоточие боли»... Название как нельзя лучше - если это слово уместно в данном случае - отражает трагедию Ильенкова, ибо достаточно бросить взгляд на сохранившиеся поздние его фотографии, чтобы увидеть средоточие боли и какой-то безысходной тоски в глазах этого человека...

Разумеется, для автора этих строк не только этически недопустимо осуждать незнакомого и давно ушедшего из жизни философа за самоубийство. На меня произвело впечатление другое: что может стать с настоящим и талантливым мыслителем, бескорыстным и честным, но живущим без Христа.

Повторю, это не повод для осуждения, а возможность в очередной раз задуматься о подлинном значении Творца в нашей жизни, понять и осознать, что подчас лишь Он способен протянуть нам руку помощи в самой, казалось бы, безвыходной ситуации - неважно, духовной или материальной. Если только мы не оттолкнем и не откажемся замечать Его.

Сферой интересов Эвальда Васильевича была природа идеального, он много писал и размышлял о личности и духе - наиболее известная его работа так и называется: «Космология духа», знал Библию, хорошо изучил философию Платона, как известно, оказавшего немалое влияние на становление православного богословия и некоторые взгляды которого нашли отражение в святоотеческих творениях, но так и не обрел Христа. И не встретив Его - или не заметив этой встречи - не сумел, как показала его трагическая судьба и о чем свидетельствуют воспоминания коллег и учеников, найти точку опоры в жизни.

Ильенков до конца дней своих оставался, по словам Суворова, «умным атеистом». Да, кто-то сошлется на специфику времени и невозможность открыто исповедовать веру в Бога, особенно если человек был убежденным марксистом. Собственно, этого - я имею в виду открытой демонстрации религиозных убеждений - никто и не требовал, но ведь существуют примеры, когда в мире советской науки люди, проникнутые, в том числе, и марксистским мировоззрением, обращались к Творцу; быть может, самый яркий из них - судьба сподвижника С.П. Королева академика Бориса Викторовича Раушенбаха.

Как настоящий философ Эвальд Васильевич не мог не размышлять о религии, о ее месте в мире. Как же он к ней относился?

Некоторым образом ответить на этот вопрос позволяет книга Ильенкова «Об идолах и идеалах». Я позволю себе процитировать пространный отрывок из нее: «Конечно, религия - всего-навсего зеркало, но примитивно-первобытное, и потому очень тусклое... Разве не молились люди целые тысячелетия Кресту - варварской виселице, на которой распяли Человека, «сына человеческого»? Разве не плакали они от умиления, глядя на изможденный, покрытый предсмертным потом, лик «спасителя», распятого на радость фарисеям? Разве не видели они в этой картине образ высочайшего блаженства и божественной чести? Видели и молились.

Христианская церковь целые тысячелетия старалась внушить людям, что высшую цель и предназначение человека составляет подготовка к загробной жизни, к вечной жизни по ту сторону могилы. Реально - в могиле. Чтобы поскорее и повернее достигнуть вечной жизни, надо вести себя соответствующим образом и способом.

Если задана цель движения, то и пути приходится выбирать соответствующие: умерщвление плоти и ее стремлений, отказ от «посюстороннего» счастья, покорность судьбе и власть имущим, молитва и пост. Самый верный путь к могиле. Тогда «лучшим человеком» оказывался монах-аскет в жалком рубище, подпоясанном веревкой, и опоэтизированное фантазией изображение «лучшего человека» глядело на людей со всех икон скорбными очами распятого на кресте «спасителя». Путь к нему - путь на Голгофу, к искупительному страданию, к самоуничижению, самобичеванию, к избавлению от грязи и мерзости земного существования...»

Нет смысла разбирать подобные сентенции, свидетельствующие, увы, о глубоком непонимании мыслителем сущности аскетики. Ибо, следуя ее путем, православные подвижники сражались не с плотью и кровью - в противном случае Ильенков был бы прав в оценке христианства как религии, обожествляющей смерть, - но против начальств, против властей, против мироправителей тьмы века сего, против духов злобы поднебесной (Еф. 6,12).

И не просто сражались, но и в своих творениях показали нам истинный и единственно возможный путь противостояния незримому врагу, подобно льву рыкающему, ищущему погибели для нас.

Мне представляется, драма Эвальда Васильевича вот в чем: критикуя Церковь за проповедуемый, как ему казалось, путь страданий и, якобы, присущее Православию утверждение: «нет счастья на земле», Ильенков не находил в марксизме - и атеизме в целом - путей, которые бы ему позволили преодолеть собственную тоску, в конечном счете спалившую его...

А ведь с точки зрения элементарного выживания, преодоления депрессии, Православие для Эвальда Васильевича могло бы стать не просто одной из сфер научного интереса, а якорем спасения. Увы, Ильенков не верил - или не смог, не захотел поверить? - в истинность предлагаемого Церковью пути ко спасению. Хотя до вульгарных и пошлых выпадов в адрес христианства, столь свойственных хрущевской эпохе [1], не опускался, о чем свидетельствует приведенная выше цитата.

Суворов пишет, что, по мысли Эвальда Васильевича, «философия рождается в страстном полемическом диалоге с системой религиозно-мифологических взглядов на мир». С этим тезисом трудно не согласиться - достаточно вспомнить Сократа, не просто боровшегося с религиозной мифологией, но и погибшего от рук ее апологетов.

Вот только в борьбе с мифологией произошел прорыв лучших умов античности из тисков безличного космоса к вере в его Творца. И столь хорошо изученный Ильенковым Платон - не пример ли этого прорыва?[2]

И разве философия в лице и творениях лучших ее представителей, начиная от того же Платона, блаженного Августина и заканчивая Владимиром Соловьевым и А.Ф. Лосевым - не один ли из путей, наряду с православной аскетикой, богопознания?

Увы, Ильенков считал иначе. С его точки зрения, не путь богопознания, а поступательно развивавшаяся наука и искусство постепенно превращались в союзников человека: «наука и искусство - естественные союзники: они суть два разных, но, в отличие от религии, не кривых, а в максимально возможной степени правдивых, «зеркала», в которые глядится живой человек».

А где вера, там, с точки зрения Эвальда Васильевича, царствует догматизм и, как следствие, происходит закрытость человека для всего противоречащего догме.

Странно, действительно интересный философ, Ильенков напрочь отказывался замечать очевидные факты истории, ему, безусловно, знакомые: православные догматы формулировались в бескомпромиссном противостоянии с ересями и язычеством - не стоит забывать, что противники христианства нередко представляли собой интеллектуальную элиту своего времени.

Да и судьба защитников догматов - скажем, святителя Афанасия Великого и преподобного Максима Исповедника - разве не пример подлинной интеллектуальной и духовной свободы, а также стоицизма перед лицом тяжелейших испытаний?

«И человек с живым воображением одинаково задыхается в лоне любой догматической системы». Эта фраза принадлежит перу Суворова, но, несомненно, отражает взгляд его учителя. Отвечать на этот упрек Православию приходится банальным: вся великая христианская культура - в том числе и русская - не противоречит догматике и отнюдь не душит воображение; напротив - очищает его от терний страстей. И указывает единственный путь ко спасению и преодолению страстей - тоски, в том числе.

Вообще, впечатление от чтения ильенковских размышлений о религии у меня оказалось схожим с отношением к произведениям братьев Сругацких (точнее, их серии - «Полдень XXI век») - счастливый мир и несчастные люди, его населяющие. В свое время именно Стругацкие стали одной из ступенек, которые привели меня в Церковь, ибо слишком уж душен и неполноценен мир без Творца, каким бы внешне идеальным он не был [3] - силу сравнения добавило чтение К.С. Льюиса, той же «Хроники Нарнии».

Немало Эвальд Васильевич писал и размышлял о природе личности, ее месте в мире. Вот некоторые из рассуждений - в данном случае я снова цитирую Суворова: «овладение универсальными пластами культуры рода человеческого, которым соответствуют универсальные человеческие способности. Эти способности и должны быть развиты до совершенства, то есть до сегодняшнего переднего края, достигнутого человечеством в соответствующих областях культуры».

Бесспорно, развитие способностей необходимо для того, чтобы сам человек стал лучше. Но вся наша история свидетельствует как об интеллектуальном становлении человечества, так и бушующих в нем темных стихиях, нередко порабощающих волю и ставящих интеллект себе на службу.

И научно-технический прогресс приводил, в первую очередь, к усовершенствованию людьми оружия для уничтожения себе подобных...

Да и на бытовом уровне полученное человеком образование и даже присущая ему высокая культура никак не помогают ему преодолеть внутренний негатив, а часто и совладать с эмоциями. И один из сдерживающих нас факторов - «душные» догмы и данный Богом закон, о чем прямо говорит апостол Павел, утверждающий, что не иначе узнал грех, как посредством закона (Рим. 7,7).

О неспособности ни образования, ни культуры, в том числе и культуры мысли, победить душевные недуги человека свидетельствует личность самого Ильенкова. Горечью неисцеленной годами боли пропитаны строки Суворова, написанные спустя десятилетия после трагического ухода из жизни его друга и учителя: «я знаю о его бессонных ночах, и когда глубокой ночью мы созванивались по телефону перед очередными похоронами, он горестно вздыхал: «Тоска...»».

И никакое гармоничное, универсальное развитие личности, никакие пути ее совершенствования, будь то в плане искусства или интеллекта, никакое развитие способностей не оказалось в силах эту тоску преодолеть.

Да и сам Эвальд Васильевич своим трагическим уходом из жизни опроверг свое же утверждение: «мыслящее тело действует не просто согласно внешней, геометрической форме любого другого тела, а согласно логике существования этого тела, согласно тем законам, по которым это тело смогло возникнуть и по которым оно существует». Но логика существования тела нацелена на выживание, а не самоуничтожение...

И, думаю, прав философ Георгий Хлебников, написавший: «Трагичной оказалась, например, и судьба самого лучшего философа-материалиста СССР - Эвальда Васильевича Ильенкова, сына известного советского писателя, лауреата Сталинской премии по литературе. Всю жизнь обосновывая атеистический тезис о «саморазвитии материи», которая для своего существования не нуждается ни в каком духовном основании, Эвальд Васильевич нигде не мог найти в советской атеистической действительности нравственной опоры, впал и глубокую депрессию и покончил с собой...».

Противостояние тоске... Разве можно найти оружие против нее в душной атмосфере атеизма? Не сомневаюсь, что Ильенков пытался победить свой недуг, но средства для исцеления искал там, где их попросту нет и быть не может, ибо тоска рождается не в мысли и уж, тем более, не в недрах тела, а часто и не в душе. Она, словно темное покрывало, окутывает человека извне.

Ибо источник тоски (другими словами - депрессии) святые отцы называют недвусмысленно: «Сатана злоумышленно старается опечалить многих, чтобы отчаянием ввергнуть их в геенну» (преподобный Ефрем Сирин). «Дух отчаяния приносит (курcив мой - И.Х.) самые тяжелые мучения. Отчаяние есть совершеннейшая радость диаволу» (преподобный Марк Подвижник). «Демоны, если в ком властвуют, то властвуют через уныние» (святитель Иоанн Златоуст).

Увы, этой истины не поняли многие коллеги Эвальда Васильевича. Вот, например, Лев Константинович Науменко - философ и друг Ильенкова - патетически восклицает: «Да и есть ли на земле или на небе что-либо более достойное размышлений?»

Несчастен тот человек, пускай и обремененный годами, но со всей серьезностью способный ставить подобные вопросы. Ибо ответ прост: служение ближним и жизнь для них...

Спору нет, об этом легко говорить, но трудно, очень трудно исполнить, преодолев собственный эгоизм (а можно ли вообще преодолеть его до конца?). Но хотя бы в качестве идеала и цели в жизни служение ближним - несомненно, наиболее достойное человека занятие.

Поразительно, но мне показалось, что близко знавший Эвальда Васильевича Науменко не замечает - или словно не хочет замечать - трагедии Ильенкова: «Как же не думать о смысле жизни и смерти? Только спрашивают о нем, когда эта жизнь уже подошла к черте или обесценилась. А когда она полноводна? Размышлял Эвальд, только вот «формат» размышлений космический, Экклезиастов. Вспомните «Космологию духа». А если формат помельче, если о личном, тогда другого адреса нет - к батюшке, в церковь».

«Космический формат размышлений» против духа, насылающего на человека уныние бессилен, увы. Да и злой иронией звучат эти, приведенные в цитате, слова об Экклизиастовой силе размышлений Ильенкова, результатом которых стал нож в горле, воткнутый едва ли не на глазах у жены.

И дело не в масштабе личности, не в ее формате, а в тех темных стихиях, гнездящихся в душе каждого из нас. И только Церковь с ее таинствами способна дать нам силы противостать и победить в борьбе с собственными страстями, защитить от бесовского воздействия. Да и люди, чей «формат личности» никак не меньше ильенковского, обращались в простоте сердца к Церкви и батюшке. Помянутые выше Лосев[4] и Раушенбах, например. И великий русский философ Владимир Соловьев, несмотря на все свои колебания, сомнения и ошибки, умер в мире с Церковью и в Ее стенах.

По словам философа В.В. Вансолова, Ильенков, «будучи человеком искренним и правдивым, он чрезвычайно болезненно переживал разлад, разрыв между идеальным творческим марксизмом и тем реальным социализмом, который возник в действительности на его основе. Идея и ее осуществление, идеал и его претворение в жизнь - несовпадение этих противоположностей явилось важнейшим источником трагедии Э.В. Ильенкова. Он критически относился к действительности и не мог примириться с тем, что то, что он считал безусловной истиной, получало в реальности такой искаженный вид».

Да, но идеальное и реальное никогда не совпадают, и основная проблема бытия любого человека выражена в конфликте, так сказать, должного и сущего. Для понимания этого не надо быть профессиональным философом. Так что, на мой взгляд - не в этом трагедия мыслителя и причина его гибели...

По воспоминаниям Суворова, Эвальд Васильевич в день своего ухода из жизни все жаловался жене, что никак не может убить себя. А потом появился перед ней с воткнутым по самую рукоять ножом в горле и словами: «Я убил себя».

Признаюсь, при всем сострадании к трагической судьбе ветерана войны, незаурядного человека и философа - его жену, также известного ученого-педагога Ольгу Исмаиловну Салимову, жаль больше...

Трудно сказать, разочаровался ли Эвальд Васильевич к концу жизни в марксизме; скорее всего свой «умный атеизм» он так и не преодолел, но, видимо, какое-то ощущение неверности избранного им духовного пути у него было. Мне кажется, это выражено в словах предсмертного письма философа Суворову: «Я больше не могу оставаться, для меня не осталось места, у тебя же впереди долгий и очень тяжкий путь исканий. Я не смог найти пути, ты должен продолжить поиск (курсив мой - И.Х.)».

Не смог найти пути... Александр Васильевич Суворов, чью жизнь без всяких сомнений можно назвать подвигом, называет себя детерминистом. Но, как мне представляется, в нем не утрачена поразительная религиозная интуиция. Говоря, что ушедшие из жизни близкие ему люди, включая Ильенкова, стали его персонифицированной совестью, и что он не может смириться с их несуществованием, Суворов пишет: «Я всегда ощущал их присутствие рядом с собой. И оно не было таким уж «незримым». Они то темнели и становились похожи на столбы темного дыма, - тогда я проверял себя, чего натворил, чем вызвал их недовольство. То они светились радостью, лучились улыбкой. Работая на компьютере далеко за полночь, я иногда чувствую, будто кто-то легонько прикасается к моему плечу. Почему-то всегда правому. И я ни в коем случае не хотел бы утратить этой, поистине святой, связи (курсив в цит. мой - И.Х.)».

Александр Васильевич в своей статье «Об ильенковском отношении к религии» публикует стихотворение, написанное им после смерти его мамы, вот строки из него:

«Ну ладно - тела нет,

Но Дух живой, - и веришь в мир иной,

Чтоб окликать и получать ответ.

И этого ничем не побороть».

Думаю, своей верой в «мир иной», равно как и силам нести тяжкий крест испытания слепоглухотой, Александр Васильевич не в последнюю очередь обязан своему учителю Эвальду Васильевичу Ильенкову.

Да и сам философ, думается, все-таки, как и его ученик, обладал религиозной интуицией. Так, когда Александр Васильевич переживал нелегкие минуты жизни, то написал Ильенкову письмо с вопросом: стоит ли жить? Ответом был совет читать Библию - Екклесиаста.

И то, что Ильенков помог Александру Васильевичу Суворову стать тем кем он стал и то, что подлинно душевное состояние философа перед гибелью ведомо только милосердному Господу, дает надежду, что в мире ином этот несчастный человек и талантливый ученый, все-таки, обрел покой...

В заключение хотелось бы сказать несколько слов вот чем. В свое время отец Андрей Кураев, выражая свое отношение к книге покойного М.М. Дунаева «Вера в горниле сомнений», высказал мысль о том, что нельзя подходить к человеческой судьбе с катехизисом, рассматривая окружающий мир только в черно-белых тонах, ибо жизнь сложнее и многограннее.

И я не собираюсь представать перед читателями в образе судьи, свысока рассуждающим о трагедии давно ушедшего в мир иной философа. Нет, мне представляется важным на примере страшной истории Ильенкова напомнить - себе, в первую очередь - о том подлинном значении, которое имеет в жизни каждого человека Христос - повторяю мысль, уже выраженную в начале статьи.

Ибо, следуя обрядовой стороне Православия, в круговерти нашей жизни, поглощенные бытом, мы, христиане, порой перестаем адекватно воспринимать собственные поступки и провоцирующие их мысли; забываем, что описанный К.С. Льюисом «В письмах Баламута» персонаж - увы, абсолютная реальность нашего мира, нам враждебная и для нас опасная.

И судьба Эвальда Васильевича Ильенкова - напоминание нам, что во всех жизненных обстоятельствах, в том числе и скорбных, у нас один Спаситель - Господь наш Иисус Христос.

Игорь Ходаков, кандидат исторических наук

[1] Книга Э.В. Ильенкова «Об идолах и идеалах» впервые была опубликована в 1968-м - Хрущева четыре года как сняли и предпринятые им гонения на Церковь ослабли. Однако инерция эпохи еще не была преодолена, и на уровне и чиновников и философов-марксистов отношение к Православию оставалось прежним.

[2] Впрочем, Алексей Федорович Лосев прямо говорил: «Античная философия

началась с мифа и кончилась мифом».

[3] Кризис мировоззрения самих Стругацких очень хорошо показан в их последних совместных произведениях, достаточно почитать «Отягощенные злом, или Сорок лет спустя».

[4] По свидетельству А.А. Тахо-Годи А.Ф. Лосев в последние годы жизни «исповедовался, причащался и что это для него было огромным счастьем (курсив мой - И.Х.)».