Под закат тысячелетия в 1998 г. в Нью-Йорке вышла небольшая книжица П.Друкера под названием «Менеджмент ХХI века». В 2002 г. в Москве был опубликован ее перевод на русском языке. По мнению автора книги, Германия проиграла войну Америке (!), потому что на немецких промышленных предприятиях производительность труда уступала производительности труда, достигнутой в США.
Мы, русские люди, конечно, можем удивляться и негодовать, доказывая, что роль североамериканских стран в войне с немецким нацизмом довольно скромна. А кроме производительности на промышленных предприятиях нужен еще высокий боевой дух солдат и офицеров, готовых встретить смерть в сражениях. Таким духом американская армия не могла похвастать. Но переубеждать П.Друкера бесполезно. Его уже нет в живых.. К тому же, он являлся одним из столпов нового мировоззрения, сложившегося к середине ХХ в. - американизма.
Сущность этого мировоззрения незатейлива.
Во всех событиях, где принимают участие американцы, им принадлежит главенствующая роль. В основании всех событий лежат экономические отношения, которые характеризуются уровнем использования имеющихся ресурсов, а также механизмами распределения и перераспределения результатов производительного труда.
Оплотом американизма выступают США и Канада, сложившиеся в ХIХв. из провинций, которые принадлежали ранее Англии и Франции. Соответственно, истоки этого мировоззрения следует искать во французском позитивизме и английском утилитаризме. По историческим меркам позитивизм и утилитаризм являются сверстниками идеологий классовой борьбы и господствующих рас и представляют собой абсолютизацию законов естественных наук, перенесенных на общественные отношения и на принципы государственного устройства.
Подобное умонастроение не могло не встретить сопротивления и жесткой критики со стороны приверженцев традиционных ценностей. Приведем несколько выдержек из трудов русских авторов.
Леонтьев Н.К.:
«Сложность машин, сложность администрации, судебных порядков, сложность потребностей в больших городах, сложность действий и влияние газетного и книжного мира, сложность в приемах самой науки... Это всего лишь орудия смешения - исполинская толчея, всех и все толкущая в одной ступе псевдогуманной пошлости и прозы: все это сложный алгебраический прием, стремящийся привести всех и все к одному знаменателю. Приемы эгалитарного процесса - сложны, цель груба, проста по мысли, по идеалу, по влиянию и т.п. Цель всего - средний человек, буржуа спокойный среди миллионов точно таких же средних людей, тоже покойных»
«Разнородные и странные особенности английской организации понемногу сглаживаются, оригинальные обычаи сохнут, быт разных провинций становится однородным. Права католиков уравнены, однообразия воспитания и вкусов гораздо больше прежнего. Лорды уже не брезгуют поступать директорами банков. Средний класс, как и в других странах Европы, преобладает давно. Господство же среднего класса есть тоже упрощение и смешение: ибо он по существу своему стремится все свести к общему типу так называемого « буржуа».
Свой блестящий комментарий автор завершает мрачным пророчеством: «Мирное смешение прежде, расстройство дисциплины и необузданность после».
Федотов Г.П.:
«...Многие из нас остаются, верны понятию «цивилизация» господствующему в России шестидесятых годов (имеется в виду ХIХ в. - прим. авт.). Бокль, которого кое-кто из нас читал в детстве, остается и для многих учителем. Его цивилизация слагается из роста технических и научных знаний плюс прогресс социальных и политических форм. В основе этого понимания культуры лежит завещанная утилитаризмом идея счастья или, вернее, удовлетворения потребностей. Человеческая жизнь не имеет другого смысла, и комфорт, материальный и моральный, остается последним критерием цивилизации. Все мы помним отчаянную борьбу против такой идеи цивилизации, которую повели в России Достоевский и Толстой, в Европе - возрождение философии и «модернистического» искусства».
Ильин И.А.:
«Мир совсем не таинственен и не глубок: он сплошь детерминирован, трезв и прозрачен: для объяснения его совсем не нужна «гипотеза» Божьего бытия... отсюда возникла так называемая «традиция позитивизма», согласно которой настоящий и строгий исследователь обязан устранять всякую «мистику», сводить всякое явление к его простейшим элементам и причинам, не дивиться на чудеса мироздания, разлагать все таинственное, лишать его всякого священного ореола и объяснять все строгими и общими законами, разочаровывая и отрезвляя наивных людей.
Это и была традиция «обиженных» и «униженных» умов, ребяческой уязвленности и детской потребности представить себе все в простом и плоском виде. Это была традиция борьбы и вражды против всего, что кажется таинственным, посягание все «разгадать», разоблачить и свести к рассудочным схемам».
Приведенные выдержки написаны Леонтьевым в 70-е годы ХIХв., Федотовым в 30-е годы, а Ильиным в 50-е годы уже ХХ в. Как видим, борьба идет долгая. Но триумфальное шествие утилитаризма и его радикального крыла - американизма - началось уже после ухода в мир иной последнего из вышеперечисленного авторов (Ильин умер в 1955г.). Здесь мы коснулись только «русской линии». Но, пожалуй, в каждой европейской стране, светлые умы метали «громы и молнии» в адрес утилитаризма. А он, тем не менее, наступал и в настоящее время является «непререкаемым авторитетом» для жителей стран «золотого миллиарда».
Американизм, с одной стороны, примитивизирует утилитаризм, а с другой стороны представляет собой мощную политическую силу. Точно также большевики упростили марксизм, «обрезали» его до «слабого звена в цепи империализма» и провозгласили торжество новой эры в отдельно взятой стране. Нацисты в Германии также извратили идеалы фашизма, сложившиеся началу ХХ в. Не случайно патриархи фашизма находились в тени политической жизни нацистской Германии.
И Герцль, и Вейцман немедленно наложили бы на себя руки, окажись они в современном Израиле, отгородившемся от арабов шестиметровым бетонным забором. Практики вынуждены корректировать теоретические посылы. Тем более, это присуще утилитаризму, стержнем которого является здравый смысл, оправданный практицизм и обязательность материальных результатов.
С другой стороны, жителям Старого Света, оказавшимся в роли скептиков или иронистов по отношению к процессам, происходящим в Новом Свете, было трудно представить складывающуюся мозаику американской жизни. Отпавшая в последней четверти ХVIII столетии от Великобритании далекая территория-пятно, на протяжении всего ХIХ в. прирастала территориями, которые служили окраинами мировых империй. Территории, в основном, покупали, выжидая финансовые трудности у метрополий Старого Света.
У Наполеона приобрели Луизиану. Император уже проиграл войну, и на вырученные деньги сумел вооружить остатки своих разбитых армий, чтобы дать «последний бой».
У Александра II приобрели Аляску. Деньги требовались российскому императору для проведения земельной, судебной, а также образовательной реформ.
У обедневшего испанского Двора отторгли территории, называвшиеся Диким Западом, а ныне цветущей Калифорнией и нефтеносным Техасом. Полуголых индейцев, занимавших прерии Среднего Запада, просто истребили.
Ничего нет удивительного в том, что оппозиционеры британской монархии, дезертиры наполеоновских войн, беженцы бессчетных восстаний, революций, промышленных кризисов и засух, а также сектанты, авантюристы, бандиты, стремились в Новом Свете жить по-новому. Они по-своему пытались объяснить этот мир, а также призвание и предназначение человека. Адвентисты, мормоны и длинный ряд прочих сект - это уже явления сугубо американской духовной жизни, пытающейся противопоставить себя застарелому расколу в западно-европейском христианстве.
Вся эта разношерстная, разноязыкая людская масса в своем поведении должна была подчиняться не нормам морали бессчетных сект, а единым юридическим законам. Главное действующее лицо в Америке ХIХ в. - не банкир, и не священник, и не мэр города, а шериф, ответственный за неукоснительное соблюдение правовых норм, принятых к обязательному исполнению всеми, кто находится на подведомственной территории. Противоположности смыкаются своими краями. Гангстерская страна породила самую совершенную юридическую систему.
Переселенцы из неблагополучных европейских регионов, обездоленные и гонимые, «жаны вольжаны» образовали общность, которую называли «народом, шагнувшим из варварства в ХХ в., минуя цивилизацию» (Б.Шоу), «двоечниками, сложившими цивилизацию из кубиков» (А.Битов). Но эмигранты были просто обречены на отрицание всей предыдущей культуры и на приведение всех проживающих на североамериканском континенте к единому знаменателю - удовлетворению насущных, каждодневных человеческих потребностей.
Пусть твои непростые отношения к Божественной Троице или к католической церкви останутся твоим сугубо личным делом. Пусть твои симпатии или антипатии к монархии, аристократам забудутся, как дурной сон. Никому не интересно, приверженец ли ты критического реализма или символизма, или постимпрессионизма. В Америке нет господствующей религии, нет монархов, нет доминирования какого-то стиля в искусстве и, тем более, борьбы между стилями. Носитель идей (коммунистических, фашистских и пр.) коренного переустройства мира здесь никому не нужен и обречен быть лидером небольшого кружка свихнувшихся хлопобудов. Но ценятся те, кто умеет зарабатывать деньги, чтобы прокормить себя и свою семью, и уважает конституцию страны.
А в особом почете - те, кто еще и другим способен предоставить возможность зарабатывать деньги. Жизнь проста в своей основе. И это, действительно, так.
Человек тоже прост. Он на 90% состоит из воды, которая разными способами покидает тело, и тело нуждается в своевременном пополнении влаги. Еще человек нуждается в одежде: ведь он теплокровен и в то же время не переносит палящих лучей солнца. Насытившись и одевшись, человек начинает беспокоиться о своей личной безопасности, а также о безопасности своих близких, о сохранности имеющегося имущества. Если безопасность обеспечена, он начинает думать о том, как же выглядит в глазах соседей и что о нем думают коллеги по работе. Если его мечта состоялась (он сыт, обут, одет, застрахован от несчастных случаев, владеет определенной недвижимостью, а также движимым имуществом, пользуется уважением в семье, на работе и у соседей), то может позволить себя кое-какие экстравагантности: например, стать коллекционером антиквариата или основать филантропическое общество... Как управлять разноплеменной, разноязыкой оравой, прибегая к плетке лишь в случае очевидных преступлений? Только указав людям на простые и достижимые каждым цели.
В то время как Толстой спорил с тысячелетней церковью, а Ницше «разрывал сердце самому Богу», когда немецкие эзотерики рисовали эскизы свастик, а сионисты составляли первые списки «обязательных мщений» гоям, в Америке думали совсем о другом: как упростить этот мир, ставший лабиринтом? Как направить бесконечные волны эмигрантов в русло законопослушной деятельности? Ведь прибывшие из Европы люди зачастую не могли объяснить по-английски, как их зовут и где они родились.
Не следует искать в Северной Америке великих кесарей и полководцев, гениальных поэтов и зодчих, мудрецов-философов и пророков. Население этого континента революционно тем, что упрощенчество, обмирщение и банальщину сделало своей идеологией и заложило основу для реального всеединства столь внешне несхожих народов и рас.
Вместо цветника с капризными азалиями и орхидеями - ровно подстриженный зеленый газон;
вместо кремнистого пути по горним перевалам - гладкое асфальтированное шоссе;
вместо классовой борьбы - конкурентное состязание товаропроизводителей;
вместо гастрономических изысков - толстенный бутерброд с бутылкой подслащенной жидкости;
вместо индивидуального мастерства - производительность труда.
О производительности следует поговорить подробнее - слишком часто она упоминается в этом разделе эссе.
Изготовление каждого товара представляет собой определенную последовательность операций. Не случайно создание сложных предметов (часы, музыкальные инструменты) приравнивалось в Европе к искусствам. Секреты мастерства многоопытные умельцы открывали только любимым ученикам. Период ученичества порой достигал 12-15 лет. Но, оказалось, что при создании товаров можно пойти и противоположным путем. Стоит только отказаться от изготовления крайне сложных и трудоемких предметов, требующих индивидуального мастерства, и приступить к поточному производству простых, но пользующихся массовым спросом товаров. Производственный цикл простых предметов состоит из небольшого набора операций. К тому же, можно разложить каждую операцию на составные элементы, и таким образом понять, какие телодвижения, перемещения предметов и орудий труда не совсем удобны при работе; что следует изменить, чтобы человек мог результативнее расходовать свои усилия и те материальные ресурсы, которые он применяет. В ходе разделения операций на элементы становятся заметнее неудобства, порождаемые конфигурацией инструментов, проясняется порядок складирования заготовок или наиболее рациональный путь их перемещения.
Тейлор два десятка лет кропотливо изучал трудовой ритм, позы землекопа, приспособления, которыми тот пользовался; в результате усовершенствовал совок заступа, длину черенка и составил подробную карту наиболее рациональных телодвижений. Каждому сомневающемуся в преимуществах его метода рационализатор мог продемонстрировать, как следует трудиться. Землекопы, придерживающиеся его технологии, значительно опережали тех, кто оставался приверженцем традиционных навыков.
Тейлоризм - это бунт против индивидуального мастерства и нивелировка личности до масштабов элементарной частицы. Физики в те времена тоже расщепляли материю на атомы и электроны. Дробились гигантские империи на десятки мини-государств. Так что тейлоризм - не обособленный феномен, а проявление системных изменений, происходивших в мире. Любой неграмотный эмигрант мог быть поставлен на примитивную операцию и при соответствующей системе контроля производительно работать.
Тейлор показал гражданам США, что Америка может жить своим умом, по-своему обустраивать жизнь. Он так же значим для североамериканцев, как равноапостольные Кирилл и Мефодий для славян, как Фома Аквинат для католиков и как Лютер для протестантов. Он изобрел американскую азбуку жизни, из которой стало возможным складывать любые новые слова (теории), новые системы (производственные), новые отношения (деловые). Тейлор по праву находится в первых рядах экономистов. Он совершил настоящий переворот в организации трудовой деятельности, до предела рационализировав и упростив эту деятельность.
Уже в первой четверти ХХ в. в США была достигнута наивысшая производительность труда практически во всех сферах материального производства. Причем, рабочие получали самую высокую в мире зарплату. И это стало возможным в трудовых коллективах, представители которых еще совсем недавно были разноплеменным, неграмотным сбродом. Президент США Гувер в 20-е годы не занимался политическим очковтирательством, утверждая, что его страна покончила с бедностью. Почти каждая семья имела сносное жилье, благо одно или двухэтажные дома там можно строить без фундамента, а стены делать из тонких досок. Почти все сколь-нибудь крупные населенные пункты были электрифицированы, и между ними налажено регулярное транспортное сообщение. Менеджмент (симбиоз науки и искусства управления предприятием) развивался на благодатной почве. Его не сдерживали Академические школы и религиозные институты, сословные барьеры и предания седой старины. То, что приносило наивысший доход на единицу вложенного капитала, и считалось истинным.
Расщепление операций до мини-действий повышало интенсивность труда, но, вследствие своей монотонности, порождало определенные проблемы во взаимоотношениях трудящихся, связанных единым технологическим циклом. Создание благоприятного психологического климата стало очередной вехой менеджмента. Старый девиз: «Разделяй и властвуй» был заменен принципом научной организацией труда: «Упрощай действия каждого и координируй деятельность многих».
Вторая составная часть успеха менеджмента заключалась в поощрении технического изобретательства. Подавляющее число предметов бытовой техники (холодильники, лифты, электроплитки), которые стали привычны во всем мире, придуманы в Америке. Поощрение изобретательства способствовало практическому применению новых видов энергии. США не случайно называют «нефтяной цивилизацией». Нефть начали добывать в Пенсильвании в 60-е годы как топливо для котельных. Но спустя три десятилетия, Форд «высек» искру зажигания в автомобильном двигателе, и начался нефтяной бум. Электроэнергия стала «живой водой» для многих приборов и механизмов.
Но самое главное «энергетическое» открытие Америки состояло в том, что человека не надо бить кнутом, гонять с места на место, принуждая к определенным занятиям.
Простым человеком двигают простые желания, и нужно лишь рационально использовать приводные ремни этих мотиваций. И тогда человек сам, по своему почину будет вкалывать от зари до зари, переезжать с места на место, заполняя своей кипучей деятельности «пустоты» рынка. И еще: вместо многообразия моральных ограничений было предложено жесткое следование правилам хозяйственной этики, т.н. контрактное право.
Управление обществом стало пониматься как создание благоприятных условий для деловой активности фирм, а фирмы, в свою очередь, уже сами «настраивались» на удовлетворение потребностей различных групп потребителей. Америка развивалась не только через отрицание всех процессов, происходящих в Европе в ХХ в.. Наоборот, она стремилась всякое «лыко» вплести в «строки» своей истории. Здоровый прагматизм не чурается ничего; он - бесстрашен, потому что не знает ничего священного и вечного. Можно сказать, он - всеяден, как сама смерть, отступающая только перед божественным и нетленным.
Если Маркс и Энгельс только мечтали об интернационализме «голодных и рабов», то этот интернационализм осуществился не в Европе, согласно концепции «классиков», и не в России, согласно уверениям ленинцев, а в Северной Америке. Приезжал ли оборванец из Италии или крестьянин из Ирландии, повстанец - поляк или немец, уставший от голодных военных лет - все они быстро забывали о своих былых огорчениях и становились наемными работниками или предпринимателями, и мерили друг друга лишь по весомости кошелька (банковского вклада). Национальные традиции блюли лишь отдельные секты или преступные сообщества. Мафиози строго придерживались понятий чести, привитых их предкам еще сицилийскими аристократами; духоборы и молокане ходили в русских одеждах; хасиды - в лапсердаках и шляпах.
Символический сионизм мечтал о порабощении европейцев через распаление в гоях низких страстей: похоти, корысти, тщеславия, зависти. Мечтал изнурить их всевозможными конфликтами и столкновениями и тем самым подчинить своему золоту и своей воле. Однако в Европе эта затея обернулась известным холокостом. Но в Америке не существовало деления на «низкие» страсти и «высокие» помыслы. Все человеческие желания и вожделения «сгладили» до иерархии потребностей, научились регулировать поведение людей через предоставление (или отказ) возможностей эти потребности удовлетворить. От уровня потребления различных благ зависит положение человека в американском обществе, где не спрашивают об источнике средств к существованию, но где стыдно быть нищим. Франциск Ассизский или Ван Гог были бы в США обычными бомжами, что-то проповедующими случайным прохожим или что-то рисующими на чердаке.
В Америке есть свои империи (газетные, автомобильные), и свои короли (спичек, зубной пасты), свои королевы (красоты), свои аристократы (миллионеры в 4-м или 5-м поколении), свои Берлины и Варшавы (заштатные городки), свой пантеон (голливудские звезды), своя богиня (статуя Свободы), свой аскетизм (тотальность упрощения). Вторая Мировая война - переломная пора в истории Америки. США окончательно расстаются со своим изоляционизмом, начинают претендовать на первые роли в глобальном раскладе сил.
В середине ХХ в. менеджмент, добившийся впечатляющих результатов в производственной сфере, приступил к наработке методик, связанных с повышением эффективности некоммерческого сектора экономики (по нашему - социальной сферы), а также к накоплению инструментальных ресурсов в области стратегического менеджмента локальных территорий и транснациональных корпораций. В последние десятилетия ХХ в. в полный голос заявил о себе менеджмент информационных технологий.
Менеджмент из набора приемов, ориентированных на повышение эффективности производственных систем (конвейер для сборки авто) в течение века вырос в настоящее богословие американизма, как новой идеологии, выступающей в наше время законодательницей вкусов, пристрастий жителей, так называемых, развитых стран. Менеджмент, как новое средство организации социально-экономических систем, пришел на смену традиционным взглядам на обустройство человеческого общества, сумел обнаружить рычаги, активизирующие добровольные инициативы целых коллективов, нашел компромиссные решения между эгоцентрическими установками отдельного потребителя и потребностями местного сообщества, а также государственных властных органов. Короче говоря, доказал свою жизнеспособность.
Америка, склеенная из окраин некогда великих империй, «страна бродяг» (характеристика К.Лелюша), собравшая «сор на ветру», стремительно превратилась в могущественное государство, предстала прообразом обновленного мира, в котором найдется место любому отщепенцу, если он будет добросовестно трудиться и стремиться к приумножению своей собственности. Богатство дается человеку как награда за оправданный риск, за инициативу и умение достигать намеченные цели. Богатство - это признак востребованности плодов усилий конкретного человека, примета благоволения к нему Высших Сил. Гений, герой, чудотворец сосредоточены в одном лице - владельце крупной компании с многомиллионным оборотом. Астор, Хьюз, Форд, Колгейт, Рокфеллер, Хэрст внушали обывателям благоговейный трепет - то были люди, «сделавшие себя» и давшие обществу тысячи хорошо оплачиваемых рабочих мест.
Стабильный экономический рост на фоне мировых войн, крушения тысячелетних монархий, чудовищных евгенических и социальных экспериментов, всеобщей бедности убедили американцев в том, что им предназначена особая освободительная миссия. Новой нации, собранной из осколков множества других народов и спаянной экономическим интересом предстоит завершать историю человечества, состоящую из длинной череды разрушительных битв, восстаний, поглощений суверенных государств ненасытными империями. Потомкам европейских социальных низов, обретшим свободу и родину на континенте, отдаленном от большаков истории, предстоит коренным образом переиначить жизнь человека. Пришла пора для новой, поистине планетарной веры в гражданина, представителя «молчаливого большинства», простого обывателя, которому немного надо для достойного существования: быть сытым, иметь крышу над головой, гарантии личной безопасности от посягательств внешней среды и немного уважения со стороны родных, близких и коллег по работе.
В то время как претенденты на верховенство в мире буквально истекали кровью, заживо сгорали в адском огне мировых войн, за океаном рождалось «дитя мира» или точнее «мировое дитя» - хорошо информированный, работоспособный, слегка загорелый, энергичный молодой человек (или девица), воспринимающий жизнь как увлекательную игру.
Христианство многие века отстаивало веру в то, что человек носит в себе Образ Божий. Чтобы защитить этот Образ от лукавого, возводило суровые монастыри. Облачало тело Христово (христианские народы) в тяжелую броню государств. Возводило величественные соборы, и те стяжали помыслы людские. Сотни мучеников добровольно шли на жестокие казни ради утверждения веры. На костях этих страстотерпцев и высится Церковь, рассеченная схизмами, расколами, реформами, но, тем не менее, ведущая людей к религиозно-этическому идеалу.
Сквозь ненависть миллионов и бессчетные преступления постхристианские пророки и вожди продирались к могуществу человекобога. Не щадя ни себя, ни, тем более, других, возводили государства-церкви, жертвовали близкими; целые поколения сверстников отправляли под нож, глумились над памятью предков. Идущие в авангарде всего прогрессивного человечества, возносили такую хулу небесам, что содрогались звезды. Бесстрашные и кровожадные человекобоги были подобны огню, замирающему лишь над пеплом.
И вот явилось «дитя» - румянощекое, с открытым взором и широкой улыбкой, с отменным самочувствием и необычайно деятельное. Где для взрослых тупик, оно легко перемахивает через забор. Для взрослых - время сна, а оно спешит на вечеринку. Для взрослых все вокруг сложно, запутанно и таинственно. Оно готово любое явление «разложить» на мелкие части-детали, любой клубок распутать, высветить все секреты и явить их для всеобщего обозрения.
После того, как развеялся дым пожарищ Второй Мировой войны, испуганное и оглушенное человечество вдруг обнаружило, что кремнистый путь истории свернул к «одноэтажной» американской мечте, к морскому пляжу, к зеленой лужайке для лаун-тенниса. Как тут не вспомнить тех гениальных личностей, чья трагическая судьба во многом повторяет судьбу всего человечества.
Ван Гог начинал как священнослужитель, затем стал художником - провидцем и, наконец, почувствовал близящееся безумие. Как тут снова не вспомнить Ницше, пасторского отпрыска, профессора-вундеркинда, философа-эссеиста, которого сравнивали с «рыкающим львом», а затем - с «дитем малым». Такой же оборот, в сущности, случился и со всей белой расой.
Малышовую культуру не следует путать с детской литературой или детским кино, в малышовой культуре многие вещи детям до 16 лет просто запрещены по закону. Успех «Лолиты» Набокова как раз и состоял в том, что он создал образ женщины-подростка, олицетворение наивности, сочетающейся с самыми нескромными плотскими желаниями. Перед этой разбуженной стихией бессилен высоко эрудированный утонченный сорокалетний эстет - педагог. Роман предназначен отнюдь не для двенадцатилетних девочек. Писатель не гордился своим творением, которое значительно повысило уровень его материального благополучия. Он рассказывал о старой культуре, которая совершенно неинтересна «всегдашней» юности, могущественной в своей беспечности.
Малышовая культура - это комиксы вместо сборников стихов и образы зайчиков и плюшевых мишек или тигрят на товарных знаках крупнейших корпораций; это актрисы, которые молотят совершеннейшую чушь на пресс-конференциях; это города-аттракционы и города-казино, города, которые «не спят» - настолько там бурная и занимательная жизнь. Как и для обычных подростков, игра в лоне такой культуры становится главным времяпровождением. Играют в любовь и в дочки-матери, играют в рулетку и на бирже, играют на выборах, на страхах и мечтах миллионов людей.
Американизм выработал свой стиль - в общении и досуге, в архитектуре и бизнесе. Он органично вобрал в себя не только базовые установки утилитаризма и позитивизма, но в нем не сложно обнаружить коммунистические идеалы и «фашистские мотивы». К тому же, само развитие американизма как нового мировоззрения, претендующего на глобальное измерение, перекликается со становлением христианской религии. Дело в том, что язычество, в борьбу с которым вступила христианская церковь две тысячи лет тому назад, как раз представляло собой бесконечное разнообразие верований, наречий, обычаев, обрядов.
Христианская церковь стремилась собрать все человечество в единый народ, отличный от всех предыдущих народов. Подводя итог пятивековой работе юристов, Юстиниан Великий опубликовал кодекс римского права как раз для всех народов, которые входили в состав империи, простирающейся на весь Средиземноморский ареал, а также на Кавказ, на атлантическое побережье Европы, включая Ирландию. Свод законов предназначался «рабам Божьим» всех епархий пентархии (союза пяти патриархатов), а также прихожанам епархий Римской курии.
Христианство в первые века ютилось в катакомбах и пещерах, в криптах и лачугах, и только три столетия спустя после своего возникновения стало возводить соборы на самых видных местах городов. Священнослужители вышли из подземелий. Кем были первые христиане? А впоследствии императоры Византии - только христиане. Над столицей империи Константинополем доминировал собор, поставленный в честь Божественной мудрости.
Так же и в новой истории кредитно-денежные операции вначале осуществлялись тайно, презирались правящими кругами. Ростовщичество преследовалось. Понадобились века, прежде чем появились легальные банки, а занятие ростовщичеством перестало осуждаться в обществе. Но вот, пришло время, когда здания банков и финансовых центров заняли самые престижные городские участки в крупнейших столицах мира. Банкиры стали влиятельнейшими людьми в обществе. Узы денег понятны всем: белым и желтым; бедным и богатым; атеистам и монотеистам. Язык денег и наличие унифицированных техническим систем, созданных в соответствии с требованиями международных стандартов, образуют теснейший синтез виртуального и материального; этот синтез выступает в качестве единого связующего начала для множества разрозненных фрагментов жизни. Все остальное, по сути, несущественно, вторично или маргинально.
ХХ в. оказался временем могущества элементарных частиц (их открытие привело к созданию ядерного оружия), элементарных телодвижений, связанных единством технологического цикла, простых чувств и приземленных желаний; временем старательных «винтиков и шпунтиков», всегда готовых по команде «закрутить гайки» до такой степени, что на многотонных металлоконструкциях выступает кровавая испарина.
ХХ в. - это время торжества элементарных потребностей бренного тела над движениями души и порывами духа; это период всемерного опрощения взаимоотношений между людьми; это освобождение «низа» и «низов». Выражение «Секс-символ» (что, по идее, должно бы означать некий предмет, похожий на мужские или женские гениталии) больше не является оскорблением, а знаком популярности; модель - это вовсе не уничижительная характеристика человека-манекена, а престижное профессиональное занятие.
Америку роднит с Византией стремление сложить из разношерстного мирового сообщества единый народ и сделать это не при помощи жестоких завоевательных войн, а убеждением и миссионерской деятельностью. Миллиардные кредиты странам, потерпевшим поражением во Второй Мировой войне; деятельность волонтеров из Корпуса мира; учебные программы в университетах, рассчитанные на студентов из «развивающихся стран»; гранты для зарубежных ученых, готовых сотрудничать с американскими исследовательскими центрами; учредительство международных организацией, оказывающих гуманитарную помощь - все это ничто иное, как формы миссионерской деятельности. «Смотрите, как мы живем! Становитесь такими же!» - И люди едут, смотрят, учатся, стараются подражать.
В конце 30-х годов Федотов писал о России: «Накопление богатств в социалистических формах не более почтенно, чем погоня за богатством буржуазным. Если этот идеал станет главным содержанием жизни 1\6 части земного шара, то следует сказать: эта страна потеряна для человечества, этот народ зря гадит (а он не может не гадить) свою прекрасную землю. Его историческая ценность меньше ценности любого крохотного племени, затерянного в горах Кавказа или в Сибирской тайге, которое сохранило по крайней мере свои песни и сказки, художественные формы быта и религиозное отношение к миру. Россия-Америка, Россия-Болгария, Россия-Пошехонье, раскинувшись на пол-Европы и Азии - это самый кошмарный призрак, который может присниться в век кошмаров. Что же сказать, если этот пошехонец окажется вооруженным до зубов Голиафом, воплощающим в себе опасность для всего мира? Голая, бездушная мощь - это самое последовательное выражений каиновой, проклятой Богом цивилизации».
После того, как Федотов под закат своей жизни перебрался в Америку, он скорбно замолчал. Наверное, он не хотел обижать страну, приютившую очередного изгнанника суровым приговором, что и «этот народ зря гадит свою прекрасную землю».
Но в 60-е годы ХХ в. до сознания юного поколения американцев стало доходить, что «накопление богатств не почтенно» (воспользуемся еще раз формулировками Федотова), и нужно как-то выбираться из дерьма, и постараться превратить свою жизнь из процесса изгаживания всего того, что есть вокруг, в процесс цветения. Возможно, толчком к этому осознанию послужила смерть Фолкнера. Юные почуяли, что страна уже никогда не породит подлинную величину, подобную отшельнику с Юга. Поняли и то, что Карибский кризис - не случайность, и война во Вьетнаме тоже. Ужаснулись тому, что «голая бездушная мощь - это самое последовательное выражение каиновой, проклятой Богом цивилизации» (продолжаем цитировать Федотова, хотя американцы никогда его не читали)... В 60-е года появились кое-как одетые, нечесаные, кое-как умытые «люди-цветы», отказывающиеся жить в «свинарнике» (по мнению Джона Леннона), в «безумном, безумном, безумном мире» (так назвал свой самый знаменитый фильм Стенли Крамер).
Тема «изгнания дьявола», вселившегося в симпатичную девочку переходного возраста, тема «Розмари», которая зачала дитя на сатанинском шабаше от «князя тьмы» - это не просто шокирующие ужастики, а некий инфернальный мотив, который встречал сочувственные отклики у родителей тысяч бунтарей. Многие папы и мамы годами искали своих сыновей по притонам наркоманов, а своих дочерей по грязным коммунам. Кое-кому удавалось обнаружить своих чад. Но на просьбы родителей вернуться домой, одетые в мешковину дети обычно отвечали отказом. Сексопатологи, психоаналитики что-то толковали о трудных детских годах, о комплексах. И это о «бэби-бумерах», родившихся в счастливые 40-е годы. Возможно, дал о себе знать какой-то глубинный рецидив. Ведь не зря же древние римляне верили в то, что духи дедов переходят к внукам. Разнузданность диких нравов контрабандистов, гангстеров, насельниц борделей, фермеров через поколение откликнулась гедонистической разнузданностью «детей - цветов», не верящих в добропорядочность своих родителей. Ведь чуть ли не у каждого состояния был свой «скелет в шкафу».
Кризис преодолели оправданием падшести. Были оправданы те парни, которые сжигали американские флаги и бросали грязные ругательства в адрес Белого дома. Оправданы и те обкурившиеся марихуаной юнцы, которые сидели в позе «лотоса» целыми днями у фонтанов и просили подаяние (при состоятельных родителях). И те молодые люди, которые стали красить губы и носить чулки. Были прощены и те дочери, которые оказались в воровских притонах и принадлежали «сразу всем». И те, которые пристрастились к «травке», и те, которые борьбу за лесбийскую любовь сделали смыслом своего существования.
Малыши окончательно освободились от родительского надзора, от морали, доставшейся в наследство от церкви, от систем воспитания в европейских странах. 60-е годы - это время полной победы американизма и начало мощной экспансии нового мироотношения на все континенты. Малышовая культуры стремительно расширяла свой ареал. Никто не смеет запрещать людям смотреть «неприличные фильмы», посещать «сомнительные» заведения, осуждать вкусы и стиль одежды. Человек может задержаться в «переходном возрасте» хоть до седин.
Скромное обаяние малышовой культуры в том, что у нее нет наставников и учителей, властелинов дум и авторитетов. Человек награждает и наказывает себя сам. Беспечность, легкомыслие оборачиваются снижением дохода и грозят социальным выпадением - т.е. отчуждением от малышовой культуры, снова вошедшей с 70-х годов в потребительское русло. Но отчуждение созвучно с анафемой; в этом случае утрачивается основное содержание жизни. Трудолюбие, самодисциплина позволяют человеку рассчитывать на достаток, и в этом случае границы удовлетворения потребностей уходят за «горизонты».
Американизм - это энергия пожизненной юности; это бодрость молодого задора, поддерживаемого витаминами и тренажерами, это новая мудрость мира, понятная любому человеку, как понятны каждодневные нужды и потребности. Американизм - это стирание расовых, национальных, религиозных и даже гендерных различий. Исповедующие американизм, не впадают в детство, а дистанцируются от прошлого человечества, стараются по своему пересказать историю, по своему увидеть героев и правителей, а в душе предпочитают фэнтэзи - взрослые сказки, основанные на выдуманных событиях.
Как и всякая другая религия, религия потребления претендует на универсализм, сопровождает человека с момента его рождения. Уровень доходов семьи определяет набор получаемых услуг, степень их комфортности, определяет и место проживания, марку автомобиля, категорию учебного заведения для детей. Обделенный потребительскими благами человек чувствует себя отлученным от пульсирующей жизни общества; он не «в струе», не в «потоке», а задыхается на отмели или выброшен на берег: он - несчастен и оттого никому не интересен. Он томится в затхлом зале ожидания, в то время как мимо полустанка «пролетают поезда». Он готов на любые действия, лишь бы оказаться в одном из этих стремительных экспрессов.
Горестная правда о падшем человеке в том, что он не доверяет власть предержащим, которая занята обустройством своих делишек. Он боится сослуживцев по своему отделу (офису) и догадывается, что сослуживцы боятся его и не доверяют ему. Он не может быть откровенен с женой. Чистосердечные признания обычно дорого стоят при разводе. Он всегда настороже, потому, что его может подставить бывший школьный друг и даже дети постараются спровадить в дом умалишенных, лишь бы завладеть правом распоряжаться его сбережениями. Он знает, что и сам готов «продать» своего приятеля, если за это хорошо заплатят, готов дать взятку, если дело не «двигается», стать заказчиком убийства конкурента, если того требуют « обстоятельства». Его не огорчают «низкие истины» про любимых кумиров из спорта или шоу-бизнеса; он не заблуждается о том, как они прокладывали путь к своему успеху. Ему безразличны моральные устои политиков, их заверения и клятвы или нарушения данных клятв... Парадокс в том, что «солнечные девочки» и «пляжные мальчики» разных возрастов, радуясь бессчетным удобствам, неудержимо втягиваются в беспросветный пессимизм касательно сущности и призвания человека.
Сам образ человека свернут, как лист лавра, опаленный костром. Приверженец американизма не трепещет под дуновениями духа, не слышит «зов небес», не стремится раздуть в себе «искру Божью». После поколения хиппи он стал откровенным гедонистом, опутанным страхами чего-то недополучить и чего-то лишиться. Современное поколение превращается в набор цифр, в матрицу из метрических данных, структуры доходов и расходов, из автомобильных и телефонных номеров. Это поколение бесцветно и однообразно, как пронумерованные заключенные немецких концлагерей; только выглядят более сдобными и все время улыбаются. Человек в американизме - это объект статистического учета, социологических опросов, телевизионных викторин, маркетинговых исследований и предвыборных технологий. Он благоговеет лишь перед возможностью открытия крупного счета в банке (или увеличения этого счета) - иначе лишится живительных соков, не сможет вовремя оплачивать коммунальные платежи, страховки, проценты по взятым кредитам, налоги - перестанет поглощать блага этого прекрасного мира. Безденежье раздавливает американца, как пресс виноградину - остается только жмых, смесь кожицы и косточек. А творчество, вдохновение, божественные озарения, любовь и жертвенность - все это мистика или лирика, то, что не может быть товаром по своей природе. Поэтому этим вещам (или состояниям) нет места на рынке.
Взаимосвязь падшести и силы является сокровенной основой американизма. Эта взаимосвязь таинственна по своей сути, иррациональна и придает американизму характер религии, скрижали которой чеканятся на наших глазах. Менеджмент является богословием этой религии. Финансовая инфраструктура (банки, фонды, страховые компании, биржи) множеством нитей прикрепляют к себе каждого живущего в «свободном обществе» и являются причинами массовых истерик (когда валюты или акции обесцениваются) или массового ликования (когда проценты на вклады растут); по сути, это институты новой церкви. Многочасовые бессодержательные церемонии вручения премий («Оскар», «Грэмми») - это ритуалы, посвященные культу коммерческого успеха (наивысшим продажам пластинок или кассовых сборов от проката кинофильма), это коллективные радения тех, кто отмечен популярностью.
Хорошо известны эпохи, когда христианские миссионеры разрушали языческие храмы, опрокидывали в реки мрачных истуканов. Жрецы и волхвы оттеснялись в дремучие леса или обвинялись в ужасных злодеяниях и подвергались избиению. Известны и такие периоды, когда тысячи монахов изгонялись из каппадокийских горных лабиринтов, из египетских пустыней, когда монахи истреблялись гуситами, обрекались на голодную смерть протестантами, когда подвергались жестоким репрессиям коммунистами. «Течения и перемены молодят мир», - утверждал мудрый Марк Аврелий. Всю вторую половину ХХ в. люди Севера и Юга изумленно наблюдают за становлением «молодости мира», за уверенной поступью американизма по континентам.
Средний класс, мещанский по своим целеполаганиям, является опорным слоем американского общества, наиболее «вменяемым» для действий политической и финансовой элиты. Простые люди с простыми желаниями просто живут, искренне верят в то, что их образ жизни самый лучший в мире, их страна - самая свободная и готовы со всеми остальными поделиться опытом построения толерантного общества. Новая религия отодвигает «старых жрецов». Философы, писатели, композиторы, богословы, скульпторы, пророки неизбежно маргинализируются. Люди, обремененные понятиями о достоинстве и чести, отодвигаются в зал ожиданий на полустанке. Величественные соборы и дворцы правителей под действием рынка становятся объектами коммерческого туризма. Как и места героических сражений. Все высокое и возвышенное (призвание, дружба, священный долг) пребывает под могильной плитой меркантилизма. Наука объясняет героический поступок дефицитом адреналина, состояние любви - повышением уровня тестостерона в крови.
Абортивная практика американизма заключается в раннем выявлении тех, кто мог бы стать героями, гениями, праведниками; как правило, эти люди признаются агрессивными, буйными, невменяемыми, маньяками или прирожденными преступниками - то есть подлежащими изоляции или «социальному выпадению». «Психопатов» лечат, но никогда не вылечивают. Наступающий на страны и континенты американизм, конечно, вызывает к себе неоднозначное отношение. Неоднозначность «гасится» международными соглашениями, которые доминируют над национальными законодательствами. Поэтому патриоты относятся к экстремистам, приверженцы традиционных религий - к фундаменталистам. Антиамериканизм расценивается как зло, требующее немедленного наказания. С этим злом власти, да и само общество борются решительно и последовательно. Поэтому даже заключенные в тюрьмах Америки утверждают, что они живут в самой свободной стране. Как все это похоже на советских зэков, которые тщательно выкалывали на своем теле портреты вождей мирового пролетариата.
Американцы представляют собой тотально конформистское общество, в котором любой нестандартный поступок заносится в массив данных компьютерного учета, и на каждого гражданина заводится электронное досье. Тоталитарные общества являются следствием развития транспортных и телекоммуникационных систем, а не идеологий, как принято считать. Технические средства позволяют все слышать и все видеть, все учитывать, систематизировать - и быстро реагировать на возникающие «отклонения».
«Экономические чудеса» Америки 40-х годов в последующие десятилетия проступили сначала в странах, капитулировавших во Вторую Мировую войну (Германия, Япония). Народы этих стран довольно быстро покончили с послевоенной разрухой. Менеджмент стал спасительным богословиям для народов этих стран. Конечно, дело не обошлось без возникновения радикальных террористических группировок, которые возглавлялись то отпрысками состоятельных родителей, то молодыми интеллектуалами, которым прочили блестящее будущее. Это была реакция наиболее смелых и мужественных людей на происходящую кастрацию творческого мускула в своей стране. Это был ответ на предложение стать «гадкими и сладкими», а точнее, протест против того, что сверстники приняли предложение быть падшими и вечно юными в «самом лучшем из миров». Их борьба неизбежно стала квалифицироваться как преступления против свободного мира и завоеваний демократии. Ожесточение радикалов достигало крайних форм. Они похищали известных бизнесменов и политиков, угоняли самолеты, нападали на посольства. Будучи арестованными, стремились покончить с собой.
Против чего так ожесточились молодые люди, которых числили среди способных социологов (Ренато Курчо), таланливых журналистов (Ульрика Майнхов), рафинированных эстетов (Карл Распе)? Может, против того, чтобы люди радовались жизни, как дети, не боялись своих желаний, не стеснялись своей посредственности? Может против того, чтобы люди жили долго и при этом не голодали да еще имели благоустроенные жилища? Мелкие группы радикалов не пользовались общественной поддержкой и быстро сошли на нет.
Но как-то исподволь исчезли немецкая философия, французский роман, испанский театр или итальянский кинематограф. На передний план вышли лицедеи, паяцы, копиисты, интерпретаторы, имитаторы, комментаторы, рок-идолы и секс-символы.
Преобразовав Западную Европу и Юго-Восточную Азию, американизм вплотную приблизился к твердыням коммунизма. Разложил у железных врат свои товары, глянцевые журналы, рекламные щиты, статистические таблицы; продемонстрировал свои успехи в создании высокоточных систем вооружений и другие технические новинки. И железные врата, а за ними и крепостные стены коммунизма рухнули в одночасье. Строители коммунизма одномоментно (привычка жить по команде) превратились в общество потребителей, расхитителей, поглотителей и пожирателей.
Воодушевившись победой, американизм осадил мусульманский мир. Здесь уже понадобились военные действия. Миссия освобождения мусульманских народов от диктаторских режимов сопровождается бомбежками и разрушениями городов, пытками и глумлениями над военнопленными, экономическими блокадами (пытка голодом) целых народов. К моменту «столкновения цивилизаций» вдруг выяснилось. что общественного мнения практически нет. Отсутствуют авторитетные личности, способные сказать веское слово. Нет и массовых движений, не согласных с перманентной агрессией «освободителей». В демократических странах все согласны с «правом сильного». А патриоты оккупированных стран вынуждены опять превращаться в террористов, которых будут разыскивать международные организации и спецслужбы США.
Новая голова дракона возвысилась над миром. Белые и черные, желтые и краснокожие замерли под гипнозом все просвечивающих драконьих глаз. Взгляд этих глаз парализует волю, а те, кто не поддается гипнозу, попадают в разряд преступников, в лучшем случае, относятся к «лузерам».
Впервые американизм дыхнул огнем в августе 1945 года. На два японских города были сброшены атомные бомбы (конечно же, бомбы прозвали «малышами»). Конец света вполне стал возможен с технической точки зрения. Но американизм не столь разрушителен, сколь гадок. Он дышит отравой, которую не ощущает органы чувств человека. Ядерные заряды, приведенные в действие, на многие годы заражают местность повышенным «фоном». В Корее американцы разбрасывали детские игрушки в осыпи бацилл смертельных болезней. Во Вьетнаме использовали напалм для сжигания целых деревень. Ядохимикатами прокладывали просеки в джунглях. При точечных бомбежках Сербии использовали ракеты с обедненным ураном, но уровень онкологических заболеваний среди местного населения с тех пор постоянно растет. В мусульманских странах использовались для бомбежек вакуумные бомбы, выжигающие даже воздух в зоне своего поражения.
США - основной потребитель невосполнимых природных ресурсов (нефти, газа, на очереди - сланцы), и главный загрязнитель воздушного пространство планеты. Американизм пожирает леса и даже ледники на горах; стягивает людей в гигантские агломерации, представляющие собой настолько изгаженные участки земли, что там можно дышать только с помощью кондиционера, передвигаться только на автомобиле, пить только бутилированную воду, привезенную издалека, а спать только в герметичных помещениях, недоступных для несмолкаемого гула. Эта драконья голова дышит не только огнем и отравой. Ее дыхание разлагает культурный слой народов с тысячелетней историей, искажает сам образ человеческий, трансформируя его в матрицу цифр.
Несмотря на принципиальные различия коммунизма, фашизма, американизма, между ними немало общего - это головы одного и того же чудовища, которое шипит и рыкает, ползает и летает, плавает и способно проникать сквозь каменные стены. Каждое из рассмотренных умонастроений зародилось в Европе, имеет антихристианскую направленность и начинает свой путь с требования исторической справедливости.
Пролетариат не может далее терпеть своего бедственного положения.
Раса господ не может более мириться с победой ничтожных дегенератов над сильными и крепкими.
Избранный народ долго хранил молчание и века жил в презрении, но пришло время сказать людям, кто в этом мире - подлинные хозяева. Америка зачиналась как дальняя провинция для «последних людей». Но американцы, тем не менее, стали первыми по производительности труда, уровню жизни и готовы весь мир отправить в тартарары, если тот не согласится с их новой религией потребления и упрощения.
Каждое из этих умонастроений претендует на роль лидера перемен и устроителя нового мирового порядка. Причем, свою миссию рассматривает как освободительную. Освободительная борьба опирается на поддержку древних богов или на научные законы, которые тоже действовали всегда, но люди не подозревали об этом. Действия научных законов или воля языческих богов требуют человеческих жертв. Клановая борьба и борьба рас, борьба за демократию и за утверждение своей избранности - это жертвоприношения трехглавому змею, который, увы, ненасытен. Возмущаться его прожорливостью бесполезно. Вопли и стенания жертв для дракона такие же естественные звуки, как шум листвы или завывания ветра для обычных людей. Поклоняющиеся ему - то ли бесчеловеки то ли бесочеловеки. Дракон - это вестник Апокалипсиса.
И те, кто отваживаются на борьбу с ним, идут на святое дело.
2. Автор: "Тоталитарные общества являются следствием развития транспортных и телекоммуникационных систем, а не идеологий..."
1. Re: Дыхание дракона