Ниже мы публикуем одну из глав последнего крупного сочинения выдающегося русского экономиста, общественного деятеля, зачинателя кооперативного движения в России, образцового хозяина, публициста князя Александра Илларионовича Васильчикова (1818-1881)
Публикацию (приближенную к современной орфографии) специально для Русской Народной Линии (по единственному изданию: Васильчиков А., князь. Сельский быт и сельское хозяйство в России. - СПб.: Тип. М.М. Стасюлевича, 1881.- XV, 161 с.) подготовил профессор А. Д. Каплин. Курсив - авторский. Примечания - составителя.
+ + +
Мы несколько раз заявляли уже в предыдущих главах, что по тем неполным и неверным данным, которые имеются и собираются о народном быте, нельзя судить ни об упадке, ни о развитии сельского хозяйства в России.
Между тем со всех сторон и, в особенности, в последнее время поступают самые печальные известия о неурожаях и расстройстве сельских промыслов и земледелия. Известия, подтверждаемые указаниями на высокие цены на хлеб и другие продукты; так что мы должны признать по этим заявлениям, хотя может быть преувеличенным, что наше сельское хозяйство находится в настоящее время в критическом, ненормальном положении.
В чем же состоит этот кризис, это расстройство? От каких причин он происходит? В чем именно проявляется стеснение и упадок? В каком отношении проявляется ухудшение народного хозяйства сравнительно с прежним временем?
Чтобы отвечать на эти вопросы, надо бы, прежде всего, знать, как жили и благоденствовали сельские сословия при прежних порядках; в каком состоянии находились в то время земледелие и другие сельские промыслы; из чего извлекались хозяйственные доходы и прибыли?
Но для такого сравнения мы не имеем никаких данных.
Нам известно только, что на нашей памяти, в течение последних 25-30 лет, действительно произошел громадный переворот в нашем сельском хозяйстве. Прежде земледельцы пользовались большим простором и привольем: в северной полосе они подсекали и жгли леса, сеяли лен на резах, выгоняли скот на чужие пустоши, а в южной - распахивали нови, засевали их гиркой, белотуркой, просом, разводили бахчи, подсолнечники. Но ныне таких угодий остается уже так мало, что эти промыслы становятся недоступными крестьянам. Далее мы также помним, как благодушно и в то же время выгодно вели свои хозяйства многие крупные и богатейшие помещики. Как они предоставляли своим крепостным крестьянам расхищать безпрепятственно естественные богатства, рубить леса, травить луга, истощать почву, переводя все это на деньги и работы и возвышая соразмерно, а иногда и выше меры, оброчные и барщинные оклады, составлявшие чистый доход имений.
Одним словом, главный характер сельского хозяйства в России в прежнее время состоял в том, что земледельцы и землевладельцы безсознательно растрачивали самый капитал имений, истощали производительные силы природы и хищнической культурой поддерживали свои хозяйства. Точно так, как некоторые акционерные общества, для поддержания своих фирм, раздают, под именем дивиденда, основные капиталы предприятия и выводят, таким образом, подложный баланс своих прибылей и убытков.
Но такие искусственные и обманчивые расчеты не могли устоять при регулировании поземельного владения, начавшегося с освобождением крестьян, вслед за которым быстро обнаружилось фальшивое положение нашего сельского хозяйства.
Оно почти повсеместно начало приходить в упадок и расстройство, потому что те главные ресурсы, коими пользовались наши сельские сословия, видимо истощились: прибрежные леса у сплавных и судоходных рек были вырублены и распроданы. Для добывания лесного материала из дальних дач нужны были затраты и некоторые соображения, никогда не входившие в круг занятий наших лесовладельцев и лесопромышленнивов; лесные поросли, пустоши, суки, резы в северной полосе, степи и нови в южных и восточных губерниях были большею частью распаханы и выпаханы; под травой оставались только горные, боровые покосы с тощей почвой, негодной для хлебопашества, или поемные луга, ценность коих быстро стала возвышаться. Сенокосы сокращались, выгоны скудели, скотоводство стеснялось, и в то же время культура ценных продуктов, коими промышляли наши сельские хозяева, как-то: льна, конопли, мака, подсолнечника, бахчей, белотурки не удавалась более на мягких землях, истощенных безобразными посевами прежних лет, из году в год, без отдыха и удобрения.
Таким образом, освобождение крестьян и ликвидация прежнего землевладения совпали в России с тем моментом, когда естественное богатство страны, растраченное грубыми культурами, начало склоняться к упадку. Когда капитал, из коего наше земледелие выбирало свои доходы, вместо того чтобы пользоваться рентой, стал быстро истощаться. И разница между прежней доходностью сельского хозяйства и настоящей состоит в том, что мы уже не имеем в своем распоряжении тех капиталов, из коих так неосторожно и легкомысленно черпали свои доходы наши отцы и деды, покрывая ими убытки хлебопашества.
Теперь, действительно, оказывается, что капитал этот был не так велик, как мы думали, что, проживая его, мы очень скоро можем дойти до полной несостоятельности, и что по этому надо устроиться так, чтобы пользоваться рентой, правильными доходами, не рассчитывая, более на такие эксплуатации, которые дают временные выгоды в ущерб самой производительности хозяйства.
В этом, по нашему мнению, заключается вся суть кризиса, ныне переживаемого сельским хозяйством в России. Доходность земель уменьшается потому, что прежние культуры истощили почву, истребили леса, потому, что земли устали, просят отдыха, так как верхний слой их, безпрерывно переворачиваемый на одну и туже глубину и засеваемый одними и теми же хлебами, наконец отказывается производить такие массы продуктов, какие извлекались из него в течение столетий.
Но, кроме того, в последнее время, начала мало по малу, раскрываться и другая слабая сторона нашего экономического быта. Именно, что страна наша поставлена, в сравнении с другими производительными странами, в очень неблагоприятные условия для сельского хозяйства, почему и конкуренция с ними для нас тяжела.
В этом отношении мы долго жили в полнейшем самообольщении, как бы ссылаясь на известные слова наших предков - «что земля наша велика и обильна, но порядков в ней нет», и ожидая, что со введением «порядков» откроются в России такие неисчерпаемые богатства, что мы закидаем нашими продуктами все европейские рынки.
Эти предположения не подтвердились; земли наши оказались вовсе не так обильными, как думалось. Россия не сделалась житницею Европы, и горький опыт новейших времен доказал нам напротив, что мы поставлены самой природой, территориальными и климатическими условиями нашей страны, в положение очень невыгодное в сравнении с другими производительными странами.
Во-первых, нигде на земном шаре мы не находим таких народных масс, поселенных в глубине материка, вдали от морей, с реками мелководными и половину года скованными льдами, на голых равнинах, доступных всяким неблагоприятным атмосферическим явлениям. Все неудобства, присущие континентальным климатам, проявляются в России с необычайной, свирепой силой; стужа и зной, засуха и дожди, бури, метели, вьюги, бураны, все эти атмосферические явления достигают у нас такой крайности и повторяются так часто, что расстраивают все хозяйственные расчеты.
Недостаток морских берегов и портов, направление главных рек, истекающих в замкнутые моря, как Каспийское, или в ледовитые, как Белое и Балтийское, ставят нас в самое невыгодное положение сравнительно с такими континентами, как например Северная Америка, где громадные бассейны озер и рек обеспечивают сообщение внутренних рынков со свободными, открытыми океанами и морями.
Далее надо заметить, что хотя большая полоса России, называемая черноземной, и славится плодородностью почвы, но она терпит недостаток в двух главных двигателях всякой производительности - топливе и воде и эти лишение едва ли не подрывают все выгоды сельского хозяйства в этом крае.
Стесненные таким образом в нашей производительности этими естественными причинами, мы, с другой стороны, по тем же причинам обременены разными экстренными расходами в частном и общественном хозяйстве, расходами неизвестными в умеренных климатах.
Всякий хозяин в России, богатый и бедный, должен иметь двойной запас платья и обуви, зимние и летние, двойной комплекта повозок - телегу и сани, он должен запастись топливом и кормом на 6-7 месяцев; от губительного действия морозов и оттепелей всякие сооружения, мосты и мостовые, дороги и строения разрушаются у нас скорее, чем в теплых странах, требуют частых поправок и ремонта, налагая, таким образом, на жителей тяжкие работы и повинности по содержанию всего этого в исправности.
Наконец, эти природные невзгоды влияют и на нравственные успехи, и если б, например, установлено было в России обязательное безплатное обучение, то представилось бы неизбежным озаботиться еще и снабжением учеников из бедных семейств теплой одеждой, чтобы они не замерзали на дорогах к сельским школам.
Одним словом, всякий наш шаг на пути внутреннего устроения стόит нам больших усилий. Обходится гораздо труднее и дороже, чем народам, обитающим в умеренных и теплых климатах или в странах приморских, с удобными и легкими сообщениями, и чтобы поспевать за ними в культурном развитии, чтобы не отставать от европейского и общечеловеческого прогресса, нам в России надо тратить больше физических сил, денежных и материальных средств.
Вопрос в том, имеются ли эти силы и средства? Страна наша действительно ли так плодородна и обильна, как мы считаем ее? Соответствуют ли рабочие силы нашего населения той гигантской работе, которая требуется для устроения русских земель, для введения порядков по примеру других образованных государств?
Это вопрос существенный, и мы смеем думать, что критическое положение, в коем находится наше народное хозяйство, происходит именно от того, что пропорция между экономическими нашими силами и трудом, требуемым для устроения государства, для введения новых порядков и всяких улучшений, что пропорция эта была нарушена. Что напряжение было слишком сильное и внезапное, и что в виду будущих благ, среди высоких порывов к прогрессу, забыто было одно - тот источник, из коего черпаются все ресурсы общественного и государственного преуспеяния, хозяйственные интересы страны и народа. Другими словами, уровень народного богатства не соответствует у нас слишком взыскательным требованиям и предначертаниям, заявляемым со всех сторон во имя прогресса; и так как всякое устроение и введение новых порядков требует затрат, которые приносят плоды лишь впоследствии, а на первое время только возвышают налоги и повинности, то непосредственное действие преобразований, даже и самых полезных, причиняет некоторое, хотя и временное, стеснение в хозяйствах частных и общественных.
Это, я думаю, первая и общая причина настоящая экономического кризиса.
Мы предприняли одним разом слишком много, не рассчитав наперед наших сил; мы устроили много наиполезнейших учреждений, ввели много лучших порядков, не сделав предварительно сметы, что они будут стоить, и не определив источников, из коих будут покрываться расходы, между тем мы продолжаем безпрерывно заявлять о новых нуждах, возбуждать новые вопросы, предлагать новые улучшения, тогда как материальных средств не хватает и на поддержание существующих порядков.
Все это делается и предполагается в виду будущих благ; при каждом нововведении рассчитывается - какие большие прибыли и выгоды принесет затраченный капитал, какие обильные плоды посыплются на грядущие поколения из либеральной политики, из образовательных мер, из лучшего устройства управления; - но современному поколению от этого не легче, и оно имеет полное право требовать, чтобы благие предначертания были соображены с наличными средствами и чтобы прежде, чем развивать программы дальнейших реформ, было обращено внимание на хозяйственные вопросы, на экономический быт народа.
Как бы ни были высоки цели - надо прежде подумать о средствах и укротить порывы к гражданскому и государственному благоустройству, покуда не обезпечено и не упрочено народное благосостояние.
Мы выше сказали, что кризис, постигший наше сельское хозяйство, в настоящее время принял особенно острый характер от того, что период реформ, коренных преобразований сельского и общественного управления совпал с моментом глубокого переворота в самой земледельческой культуре и всех отраслях сельского хозяйства.
Переворот этот шел и продолжает идти незаметно, так что среди безчисленных причин, приводимых в объяснение нашего экономического расстройства, он часто не упоминается вовсе или упоминается только вскользь, как печальное, но случайное явление. Он состоит в том, что почти во всех полосах России наступил роковой момент, когда прежние культуры, прежние севообороты, прежние системы эксплуатации оказываются неудобными и невыгодными. Звериные, рыбные и лесные промыслы, составлявшие главное подспорье хозяйств в северной полосе, видимо оскудевают; кочевой скотоводческий быт инородцев отживает; залежное хозяйство в степных губерниях, лесоподпольное и лядинное в лесной полосе стесняются от приращения населения; трехпольная система, доведенная до крайнего своего развития, обратившая все луга и сенокосы в пахотные угодья, привела земледелие в то безвыходное положение, что не достает корма для скота и туков для удобрения. Одним словом, во всех сторонах хозяйства, начиная от самых грубых, как звероловство и кочевое скотоводство, до более усовершенствованных как трехпольное, обнаруживается какой-то перелом. Истощение производительных природных сил и необходимость перейти к другим способам добывания продуктов, к другим системам хозяйства.
В этом явлении, впрочем, нет ничего необычайного; все цивилизованные народы переживали в свое время такие же кризисы, и мы напрасно, унижая себя перед другими, обличаем наших земледельцев и сельских хозяев в неисправимой грубости, закоснелости. Покуда земли дают обильные урожаи при легком труде, выдерживают многолетние посевы, не требуя удобрения, трудно, почти невозможно, предположить, чтобы земледелец для сбережения плодородия почвы, растительности лесов для будущих благ отказался от экстенсивной и грубой культуры, дающей ему большие прибыли при сравнительно легкой работе. Такой дальновидной предусмотрительности нельзя ожидать от бедных сельских классов, и поэтому во всех странах первобытные, более или менее хищнические культуры продолжаются до тех пор, пока земли сами собой не отказываются производить хлеб и другие продукты и не принуждают земледельцев прибегнуть к другим порядкам полеводства и хлебопашества.
В большей части Европейских государств тот же самый кризис свирепствовал в конце прошлого и в начале настоящего столетия. Из описаний некоторых экономистов того времени, Артура Юнга [1], Тюрго [2], Тэера [3] видно, что в течение ХVIII-го столетия земледелие везде в Европе приходило в упадок, и, наконец, перед французской революцией сошло на такую низкую степень, что неурожаи повторялись периодически в самых плодородных частях Европы; положение не только крестьян и низших сельских сословий, но и частных землевладельцев, мелкопоместных дворян, становилось невыносимо.
Эти бедствия обыкновенно приписываются другим причинам, неурядицам в управлении, неволе землевладельцев, привилегированному положению крупных собственников. Без сомнения эти причины также влияли на сельское хозяйство; но главнейшая черта сельскохозяйственного быта в этот момент была та, что прежние культуры, истощив почву, сделались невозможными; естественных лугов оставалось слишком мало для прокорма скота, и настала пора перейти к другим системам хозяйства - плодопеременному, с травосеянием, кормом скота на стойле и усиленным удобрением. Хлебопашество, производство зерновых хлебов было в то время так не выгодно, что в северной полосе Европы, в Шотландии, Мекленбурге, Гольштинии, помещики залужали свои пашни, выселяли крестьян и на место упраздненных запашек заводили стада рогатого скота и овец.
Этот кризис продолжался до начала XIX столетия, когда, наконец, после долгих и тяжких усилий совершен был переход к улучшенным системам хозяйства, и когда мало-помалу восстановлен был баланс между прибылями и убытками земледелия; оно уже не могло возвратиться к прежним счастливым временам, когда благодатная почва давала сама собой обильные урожаи. Из прежних сельских хозяйств уцелели только те, которые могли затратить более или менее значительный капитал на новое обзаведение; поземельная рента упала на 3-4%; но в конце концов наука восторжествовала над природными препятствиями, и искусственным образом, посредством лучших орудий и рациональной агрономии, возвратила почве большую часть производительных сил, растраченных прежними грубыми культурами.
Таким образом, если рассматривать настоящий кризис в России с этой точки зрения, то можно бы также надеяться, что и у нас он минует, как миновал в других странах, и мы могли бы ожидать, ссылаясь на пример Европы, что либеральные учреждения, свобода труда и промыслов и народное просвещение выведут нас сами собой на путь экономического прогресса.
Но в этом вопросе есть другая сторона, которая обыкновенно ускользает от внимания исследователей и заслоняется блистательными результатами современной цивилизации и развития народного богатства.
Что сельскохозяйственный кризис миновал в Европе благополучно, благодаря успехам просвещения, что народное продовольствие в настоящее время обезпечено лучше, чем в прежние времена - это несомненно.
Но вопрос в том, какою ценою куплено было это улучшение? Каким порядком происходил переход к лучшим культурам и орудиям? Кто воспользовался прибылями? Кто потерпел убытки?
Рассматривая историю экономического прогресса Европы с этой точки зрения, надо признать, что он обошелся народным массам очень дорого, т.е. что большая часть сельского населения не могла выдержать кризиса, не имела достаточных средств для перехода к улучшенным культурам и поэтому принуждена была распродать и уступить свои земли другим владельцам, более состоятельным.
Впрочем, и в этом не было бы ничего чрезвычайного, заслуживающего особого замечания, так как переход имуществ из слабых и несостоятельных рук к самостоятельным владельцам есть общий закон всех человеческих обществ; но дело в том, что в большей части европейских государств в указанное нами критическое время, когда изменялись все условия землевладения и земледелия, приняты были меры односторонние, в пользу одних сословий и в ущерб других, чрез что усилено и ускорено было расстройство мелкого хозяйства и обезземеленье крестьян.
Меры эти истекали из общей либеральной доктрины, будто бы свобода труда и промыслов, свобода владения и политическая равноправность вполне обеспечивают все хозяйственные интересы; на этом основании покровительство земледелию, опека сельских сословий признаны были не только излишними, но и вредными, и в самую трудную эпоху сельскохозяйственного устроения низший класс сельских жителей, только что вышедший из крепостной зависимости и не умевший еще распоряжаться своими правами, был предоставлен собственным своим силам.
Исход этой либеральной экономической политики был неблагоприятный для крестьянства.
Высшие и средние сословия, пользуясь своей корпоративной организацией, прибегли для борьбы с кризисом к помощи кредита и покровительственных тарифов; дворянские кассы, поземельные банки, усовершенствованная ипотечная система облегчили для них переход к улучшенным культурам; но низший класс собственников, а в Англии даже и средний, не выдержали этого переворота, и первый плод политической свободы, коей они воспользовались, было то, что они лишились своих имуществ по невозможности поддерживать свои хозяйства.
Итак, подводя итог нашего экономического положения в настоящий момент, мы можем признать, что сельский быт и сельское хозяйство в России переживают в наше время такой же кризис, какой постиг другие европейские страны в конце прошлого столетия и в первой четверти настоящего.
Это не упадок и не разорение, а только временной, но очень серьезный и тяжелый кризис, мотивируемый тем, что у нас наступил тот же роковой и неизбежный переворот, как в Европе, тот же момент перехода от экстенсивной к интенсивной культуре.
Мы можем, конечно, надеяться, что после более или менее продолжительной борьбы просвещение, наука, техника выйдут победителями над этими препятствиями, что хозяева наиболее смышленые и зажиточные преодолеют все затруднения, и что, наконец, необходимость заставит и землевладельцев и земледельцев обратиться к рациональной агрономии.
Но вопрос в том, многие ли из сельских хозяев переживут этот переходный период? Как и чем они будут содержать себя в то время, когда надо будет уменьшить запашку, заменяя хлебопашество травосеянием, заводить новые орудия, добывать новые туки? Одним словом, можно ли предположить, чтобы большинство крестьян собственников и мелких землевладельцев выдержали этот кризис без руководства и содействия образованных классов, без материальной помощи общества, земства и правительства?
Мы этого не думаем.
Пример других народов и собственный наш опыт последних годов указывают нам, напротив, что в такие критические минуты для народных масс нужно разумное и твердое руководство, помощь кредита, содействие правительства и образованных классов, словом правильная организация сельскохозяйственного управления.
Примечания:
[1] Юнг Артур (1741-1820) - английский экономист, писатель.
[2] Тюрго Роберт-Жак (1727-1781) - барон, французский политический деятель и экономист, представитель школы физиократов, с 1774 - министр финансов; ввел культуру картофеля и травосеяние.
[3] Тэер Альбрехт Даниель (1752-1828) - немецкий учёный, агроном, почвовед.