Об интеллигенции

Глава 1. Русская интеллигенция

Глава 2. Ветер с южной стороны

Если т. Сталин возводил здание государственности в соответствии с архитектоникой Порты, то фашистские диктаторы мечтали превратить средиземноморье и все прилегающие к этому региону страны в новую Римскую империю, превосходящую по численности населения, территории, военной мощи античный образец. Англо-саксонская раса, вкупе с голландцами, бельгийцами, датчанами и целым рядом других небольших североевропейских народов предпринимали усилия по возрождению древней финикийской цивилизации. Для этой цивилизации ключевую роль играли товарно-денежные отношения, морские торговые пути, острова и проливы, служащие «перекрестками» или «воротами» для торговых путей. 

Угасание христианской аристократической культуры, удачно названное О. Шпенглером, как «закат Европы», сопровождалось мятежами, национально-освободительными и мировыми войнами, революциями, перемещениями и сословными перемешиваниями колоссальных людских масс. Менее заметными были интенсивные поиски новых ценностей жизни, новых отношений в обществе, определение новых границ допустимого для каждого человека. Как жить правильно? - вот как звучал основной вопрос для европейцев - христиан. Русские не составляли исключения. Поиски ответов на этот вопрос приводили людей в мрачные лабиринты человеконенавистничества, гнали навстречу миражам, обещающим грядущее величие, низводили человека до постоянно что- то жующего и чем-то запивающего существа. Новые деления людей на отсталых и передовых, на травоядных и хищников, на сверхлюдей и неполноценных, на предприимчивых и ленивых порождали многочисленные конфликты, в которых конкретному человеку необходимо было примкнуть к какой-то одной из противоборствующих сторон. В обратном случае его могли смять или затоптать, даже не заметив этого.

Наиболее деятельные, творческие русские люди после октябрьского переворота покинули родные просторы, предпочтя участь изгнанников и скитальцев «новому варварству». Но многие вынужденно оказались гражданами СССР. Подавляющая доля русских осталась в своих бессчетных деревнях и селах, городках и городах. Согласились сотрудничать с большевиками некоторые царские генералы, игравшие заметную роль в годы Первой Мировой войны (Брусилов, Каменев), остались представители родовой военной знати (Игнатьев, Тухачевский, Шиловский). И не просто остались, а активно участвовали в создании новой армии, разработке новой военной доктрины. Ал. Толстой, Н. Богословский, С. Михалков, К. Симонов, Л. Соболев, будучи отпрысками старинных фамилий, тем не менее, играли видную роль в формировании советской культуры. Многие представители правящих сословий Российской империи, конечно, были уничтожены сразу после революции или в ходе беспрерывных социальных преобразований, но определенная часть неплохо уживалась с жестоким режимом, была обласкана милостями тирана и вписана в номенклатуру.

Не стоит забывать и то обстоятельство, что на стороне вермахта воевало около миллиона граждан Советского Союза, среди которых значительная часть приходилась на русских. Хорошо известно, что в Киеве, Ленинграде и Москве гитлеровцев дожидались группы подпольщиков, готовые войти в органы оккупационных властей. С фашистами сотрудничали также многие белоэмигранты; философ и правовед Вышеславцев, кн. Багратион-Мухранский, казачьи атаманы Краснов, Шкуро, выдающиеся ученые, в частности, Тимофеев-Ресовский. Чемпион мира по шахматам Алехин неоднократно проводил сеансы одновременной игры с группами немецких офицеров, отдыхающих после боев на французских или австрийских курортах. Кинодива О.Чехова входила в ближний круг А. Гитлера.

Многие русские люди тяжело переживали массовые репрессии, разрушения храмов и монастырей, глумления над историей Российской империи и ее священными символами. Они ненавидели Советскую власть искренне и самозабвенно, как власть иноверческую, оккупационную, готовую на любые преступления. М.И. Цветаева отнюдь не ради красного словца называла в своих вдохновенных стихотворениях Ленина «рыжей бестией». Зверь Апокалипсиса рвал на части русскую землю, терзал русский народ, жадно алкал его кровь и обрекал его детей на постылое рабство. И.А. Ильин страстно призывал своих соотечественников всемерно противиться злу, обрушившемуся на страну. Но зло оказалось необоримо.

Тогда многие русские люди именно в фашизме увидели то единственное средство, которое способно спасти всех людей от чумы коммунизма. Испытывая отвращение к «красному дьяволу», и ко всем тем, кто себя считал его подданными, они склонились перед «черным дьяволом», лишь бы истребить марксизм (его называли иудео-большевистской идеологией) в России и вернуться на родную землю. Ненависть туманит взор. Закат христианства сменился багряной зарей разнуздания страстей. Можно сказать, что с началом Второй Мировой войны, гражданская война на пространствах бывшей Российской империи разгорелась с новой силой. Именно эта «война среди войны» внесла столь существенную лепту в чудовищные людские потери СССР.

Русские люди, согласившиеся сотрудничать с большевиками, и русские люди, согласившиеся сотрудничать с фашистами, оказались примерно на одном моральном уровне; они впали в состояние черни, оказались жертвами эпохи; мало кто из них умер своей смертью, еще меньше тех, кто сумел сохранить свое достоинство и свою честь.

Между национал-социализмом и интернационал-коммунизмом не так уж мало общих черт:

одинаковое неприятие духовенства и аристократии;

апелляции к фольклору;

полицейско-казарменный стиль жизни;

евгенические и социальные эксперименты;

вождизм, опирающийся на фанатичную преданность адептов идеологии;

агрессивная внешняя политика;

концентрация интеллектуальных сил общества ради выдвижения в мировые лидеры научно-технического прогресса;

физическое уничтожение оппонентов;

восприятие искусства, как инструмента пропаганды.

Но и отличий проступило немало.

Русские люди примыкали к мировому фашистскому движению, потому что только в нем видели реальную силу, способную сокрушить марксисткий режим, утвердившийся в России. Многие из примкнувших сравнивали СССР с хазарским каганатом. Как известно, в средние века это прикаспийское государство пережило духовный переворот. Если основная масса хазар придерживалась своей религии, то правящая верхушка, под влиянием бежавших из Персии раввинов, стала исповедовать иудаизм. Коренное население каганата оказалось на положении презираемого большинства. В привилегированном положение находились евреи, потянувшиеся в Хазарию из Византии, Аравии, Европы, а также их прозелиты - государственные чиновники и военноначальники каганата. Усеченными привилегиями пользовались полукровки, появляющиеся от смешанных браков между коренным населением и иудеями. Сами же хазары были обречены нести все тяготы и повинности, не имея никаких прав и преференций. Конечно, сложившаяся ситуация не могла не привести общество к расколу на непримиримые группы, к последующему ослаблению государства и, в конце концов, к его гибели под натиском дружин князя Святослава Храброго.

СССР для русских фашистов представал поганым хазарским каганатом, возникшим из тысячелетнего небытия. Такое государство не могло существовать долго и они всемерно пытались ускорить его конец. Евреи, принявшие самое активное и разрушительное участие в русской революции, казались им исчадиями ада. И ради священной борьбы с этими исчадиями ада, союз с нацистами виделся русским фашистам допустимым злом. Однако они смутно представляли себе свою роль после присоединения русской земли к Третьему Рейху.

В свою очередь, т. Сталин и его окружение расценивали страны Антанты как своего заклятого, «классового» врага, а отношение советских властей к немецкому национал-социализму отличалось терпимостью. После предоставления Германией советским властям информации о готовящемся военном перевороте во главе с Тухачевским, не исключалась возможность альянса между тоталитарными режимами для более успешной тяжбы с загнившим империализмом. Ну, а затем бы последовал смертельный бой за мировое лидерство уже между фашизмом и коммунизмом.

Однако, как известно, Гитлер, прислушивающийся к своему внутреннему голосу и движимый неведомыми для простых людей озарениями, нарушил все договоренности с СССР (советские историки обычно характеризуют это нарушение как «вероломное» или «подлое», будто от нацистского лидера следовало ожидать только благородных поступков и хороших манер). Как бы там ни было, но бывший боевик и каторжник, т. Сталин, был потрясен случившимся вторжением фашистского интернационала (в составе войск вермахта находились не только немецкие воинские части, но и венгерские, румынские, итальянские; немало служило добровольцев из Бельгии, Дании, Голландии, Норвегии и даже Испании). Впоследствии, войска вермахта пополнятся дивизиями литовцев, латышей, эстонцев, украинцев, хорватов.

Тотальный военный конфликт между двумя политическими системами неизбежно перерос в этнический. Борьба уже шла не только между фашистами и коммунистами. Гитлер поставил задачу обезлюживания захваченных территорий ради расширения жизненного пространства для арийской расы. Подобная направленность «похода на Восток» объединила большинство русских людей с коммунистами.

А русские фашисты оказались в роли пособников, несущих окончательную погибель земле русской. Многие из них были очевидцами тех страшных и кровавых преступлений, которые творили комиссары в разоренной России. Поэтому они испытывали устойчивую ненависть к советской власти. Но фашистская машина истребления на деле оказалась не менее жуткой и беспощадной

В самый разгар войны т. Сталин возродил знаки воинских отличий, напоминающие те, в которых ходили офицеры царской армии в Первую Мировую войну. Это был смелый и очень заметный пропагандистский шаг. Ведь русские противники коммунизма были убеждены, что Ленин разрушал монархическую Россию благодаря финансовой поддержке кайзеровского генштаба, справедливо называли его «немецким шпионом». А теперь сами русские фашисты оказались в состоянии войны с армией, чьи офицеры ходят в погонах «царского покроя». Что касается русских фашистов, то они носили форму немецких оккупантов. Благодаря этому удачному шагу многие русские люди, проживающие в СССР, стали воспринимать коммунистов как своих заступников и защитников, и всемерно поддерживать советскую власть, а на русских фашистов смотреть, как на исчадие ада. Так борцы с мировым злом (марксизмом) оказались сами воплощением зла. Печален их удел.

Основная масса русских людей никогда не стремилась быть участниками разного рода смут, революций, войн и прочих потрясений. Но в ХХ веке тело народа постоянно корежили и деформировали разные идейные направления и политические катаклизмы. Железные клещи вонзались в трепещущую плоть народа, вырывали окровавленные куски и бросали их то в геенну огненную, то на «свалку истории», то на вечную мерзлоту Крайнего Севера. Миллионы крестьян были отлучены в Первую Мировую войну от привычного земледельческого труда, чтобы постигать искусство убивать. Многие были убиты, покалечены или попали в плен; многие стали дезертирами, мародерами, были вовлечены в коловращение революционных событий. А события эти гнали людей из городов в глухие места, чтобы спрятаться от разгула насилия, гнали из страны на Запад и Восток, блазнили вседозволенностью каторжникам и разбойникам. Кто добровольно, а кого по мобилизации записывали в красногвардейцы, опять отрывали от семей и насиженных мест и снова гнали на фронты уже Гражданской войны. Те, кто стремился отсидеться и переждать бурю, как-то наладить свое хозяйство, оказывались в кулаках и лавочниках, и подлежали ссылке в места, где не только Божьего храма, но и жилья нормального никогда не видели. Чтобы выжить, люди записывались в коммунисты и затем всю жизнь тупо твердили одни и те же агитки. Многие, стремясь сохранить приверженность традиционным христианским ценностям, уезжали из страны или уходили в глухую «внутреннюю эмиграцию». Часть из них стремилась активно бороться со злом.

Во Вторую Мировую войну миллионы русских попали в плен и оказались перед выбором: или медленно умирать от непосильной работы и голодного существования, или быть подголоском и пособником фашистов. Но не только коммунизм или фашизм уводили русских людей в беспросветные лабиринты. Часть русских людей, сторонясь тоталитарных идеологий, оказывалась в мире либеральных ценностей, где надо уметь выгодно продавать свои способности и навыки. И некоторые неплохо приспособились к диктуемым условиям жизни. Стравинский, Сикорский, Набоков стали состоятельными людьми благодаря своему уму и своим талантам. Они напоминали сломанные ветки, унесенные бурей за моря и океаны; ветки, которые не имея корней и опорного ствола, тем не менее сумели зацвести, источая горький запах миндаля.

Русские эмигранты, придерживающиеся традиционных ценностей своего народа, строили за границей православные храмы, создавали монархические общества и организации, годами и десятилетиями готовились к тому, чтобы вернуться на историческую родину и повести за собой русский народ, настрадавшийся под коммунистическим игом. У них не было своего патриарха. Они не знали, кто может занять царский трон в случае благоприятного для них развития событий. Они не были уверены, смогут ли их понять русские люди, проведшие десятилетия в шуме и ярости советской пропаганды.

Тело русского народа буквально расползалось по частям, и части эти не соединялись одной нервной системой, не прислушивались к пульсации единого для всех духовного ядра. Каждое десятилетие возникали все новые поводы для дальнейшего изведения, измельчания русского народа, отсечения какой-то его части и предания ее проклятью и последующему вечному забвению.

Пламенную проповедь русского священника, произнесенную в православном храме за рубежом, не могли услышать русские люди, проживающие в СССР, несмотря на все успехи ретрансляций и записывающих устройств. Не могли прочитать ни одной статьи, написанной выдающимися русскими философами, вынужденно проживающими во Франции или Швейцарии. В эмиграции же появление любого сколь-нибудь значительного произведения искусства, любая мысль, поддерживаемая одной группой, неизбежно наталкивались на яростное неприятие со стороны других групп. Тело русского народа буквально растаскивали по разным «углам», и все, что доносилось из одного «угла», не приветствовалось, а категорически осуждалось насельниками других «углов». Если бы Бунин встретился на каком-нибудь литературном вечере с Шолоховым, а актер Бабочкин оказался бы рядом с М.Чеховым на банкете, то писатели и артисты вряд ли бы нашли общие темы для беседы, но очень легко бы обнаружили поводы для взаимных обвинений. Они бы вкладывали разный смысл в одинаковые словосочетания «русская культура», «творческая личность», «произведение искусства», «родина» ...

Изведение советскими властями русских людей шло методично, непрерывно, несмотря на реабилитации полководцев прошлого или погоны царской армии на плечах советских офицеров. Все особенное, сколь либо отличное от идеологии коммунизма, незамедлительно выпалывалось. Все мыслители, которые пытались нащупать для русского народа новый исторический путь и оказавшиеся в зоне действия «серпа и молота», решительно уничтожались, как вредоносные элементы. Такова участь евразийцев (возглавлял движение кн. Святополк-Мирский), русских философов (Флоренский, Карсавин) русских дальневосточных фашистов (лидер Родзаевский). Спустя десятилетия после октябрьского переворота продолжали подвергаться преследованиям лидеры «белого движения». Их похищали, чтобы доставить в Москву, или устраивали покушения на их жизни заграницей (Миллер, Кутепов). В 1945 году подвергся полному уничтожению казачий корпус, интернированный в Россию англичанами. Двумя годами позднее обрушились массовые репрессии на жителей Харбина, русского анклава в Китае. В начале 50-х годов от полумиллионного населения в Харбине осталось всего лишь несколько тысяч человек; кто бежал в Австралию и Южную Америку, кто был расстрелян или замучен. Несколько тысяч харбинцев получили разрешение на переезд в СССР, где их разместили в поселениях для ссыльных и военнопленных. Похоже на то, что агенты т. Сталина убили Алехина, чтобы расчистить дорогу к шахматной короне советскому гроссмейстеру М.Ботвиннику.

С точки зрения русских людей, пытающихся следовать традиционным национальным ценностям, Россия погрузилась в пучину варварства. И для подобных мнений имелись веские основания. За треть века, прошедшую после октябрьского переворота, в стране было съедено людей не меньше, чем за всю ее предыдущую тысячелетнюю историю. Случаи каннибализма имели место в городах, отрезанных Гражданской войной от снабжения продовольствием Эти случаи переросли в массовое явление в годы недородов и засух в начале 20-х годов, затем повторились в начале 30-х годов. Кушали русских людей в блокадном Ленинграде, в гитлеровских концентрационных лагерях для военнопленных, в ГУЛАГе (особенно был драматичным 1942 год), в деревнях, опустошенных и разоренных послевоенной разрухой. Жизнь человеческая мало чего стоила.

Никто не чувствовал себя в СССР в безопасности. Любого командарма, директора завода, партфункционера или палача в любой момент могли забрать «компетентные органы», и он бесследно исчезал, а все родственники лишались «права на переписку». Но совины не роптали. «Значит, так надо» - говорили они себе простые слова с загадочным смыслом. Совины привыкли к безоговорочному подчинению и этим упрощали свою жизнь в отличие от тех, кто искал выходы из исторических тупиков. Совины были воспитанниками победителей революции, принимали самое деятельное участие в индустриализации страны, отважно сражались с нацистами и разгромили их «до основания», искренне верили в неизбежное наступление коммунистического завтра; у них ничего не было личного, даже собственная жизнь им не принадлежала. Но только они пользовались в обществе высоким статусом, жили в ведомственных квартирах, обставленных хорошей мебелью с инвентарными номерами, проводили отпуска в закрытых пансионатах, санаториях, Домах Творчества и служебных дачах. Все несоветское они воспринимали как враждебное строю и подлежащее ликвидации или «перевоспитанию». Их преданность т. Сталину, приверженность существующей системе государственного управления не могли иметь «альтернатив». Они росли цельными, монолитными натурами. Отсеченные от православия, даже не подозревая о существовании Достоевского, они могли часами спорить о том, соответствуют ли требованиям партийности литературы сочиненния И. Эренбурга или Б. Пастернака. Они постоянно учились, несмотря на всю занятость; неустанно конспектировали увесистые тома Маркса, Энгельса, Ленина и т. Сталина. Они тщательно щтудировали пухлые учебники по истории КПСС и другим сугубо марксистким наукам, исправно ходили на комсомольские и партийные собрания, избирались делегатами на партийные конференции и съезды, становились депутатами Советов различных уровней. Справлялись с этим помимо своей основной деятельности. И все им было по плечу. Успешно сдавали приемные экзамены, в установленные сроки заканчивали университеты марксизма-ленинизма или партийные школы, писали диссертации, в которых громили различные буржуазные теории, не имея возможности, да и не желая ознакомиться с этими теориями в подлинниках. Они чувствовали себя победителями, и вся недолгая история строительства нового общества подтверждала это. Даже оказавшись в тюрьме в качестве «английского шпиона» или «саботажника», они продолжали сохранять преданность т. Сталину и по прежнему не знали другой страны, «где так вольно дышит человек».

Для совина русский эмигрант был одним из тех, кто потерпел поражение в Гражданской войне, то есть - историческим неудачником, оттесненным на обочину прогресса здоровыми силами общества. Среди эмигрантов затесались заклятые классовые враги (белогвардейцы), прислужники Запада (либералы), предатели Советского государства (перебежчики), реакционеры и мракобесы (богословы и философы), короче говоря, «сущее отребье». Совин твердо знал, что Великая Октябрьская социалистическая революция является самым значительным событием в истории всего человечества, и другой трактовки этого события просто не может быть. Он не привык к дискуссиям и полемикам. Он всегда или одобрял, или отвергал. Ему было очень трудно, невыносимо сложно сформулировать свое мнение; гораздо легче - присоединиться к решению большинства. Совин жил всегда настороже, никогда не утрачивал бдительность. Он бодрствовал даже ночью, потому что в любой момент в любой кабинет ( министра или начальника главка, директора театра или комбината) мог лично позвонить т. Сталин и поинтересоваться: Как идут дела? Совин опасался любых вопросов, заданных непосредственными начальниками и просто коллегами по работе. Дело в том, что любые вопросы впоследствии легко переходили в допросы уже совсем в другой обстановке.

Взрослея и мужая в испытаниях, совины тем не менее продолжали оставаться подростками. Но незрелость мышления компенсировалась их завидной организованностью. Будучи «изолированными атомами» они, тем не менее, легко входили и покидали различные коллективы; отсутствие духовного опыта и развития выступало в данном случае объединительной силой. Оказавшись в армии, затем на какой-нибудь стройке коммунизма, а потом на гиганте индустрии, после чего - на партийной работе они везде чувствовали себя своими среди своих. Везде они брались за порученное дело с энтузиазмом, столь свойственным молодости.

Большинство совинов имели типично «рязанские физиономии». Повторюсь еще раз; именно русских людей судьба - злодейка стала выбивать, начиная с 1914 года, оставляя детей сначала без кормильцев. а затем и без матерей, сестер, братьев и прочих родственников. Как янычары и чиновники Порты принципиально отличались от православного населения турецкой империи, так и совины отличались от представителей русского культурного типа, который постепенно вырождался, отступая к глухим районным центрам и деревушкам. В городах он носил очаговый характер, локализуясь на уровне семьи. Однако семьи в городских условиях были небольшими, а браки стали отличаться неустойчивостью. Тем самым люди с одинаковой внешностью жили как бы в параллельных мирах; совины - в советской действительности, русские - в рамках традиционного культурного типа, переживавшего болезненные трансформации.

Именно совинов видели жители стран Восточной Европы, когда фронт борьбы с нацистами уходил дальше на Запад. Совины говорили на русском языке, выглядели типичными славянами. Их «русскость» была просто несомненной. В качестве сотрудников смерша, особых отделов, политуправлений совины днем и ночью вылавливали на освобожденных территориях пособников фашистов, националистов, представителей духовенства, других скрытых и явных противников победоносного марксизма-ленинизма-сталинизма.

После крушения Российской империи многие русские люди осели в странах, прежде входивших в состав империи, а после революции отпавших от нового Советского государства. За исключением областей восточной Польши и Румынии, они редко встречали неприязненное к себе отношение, наоборот, зачастую пользовались заслуженным авторитетом. Русские профессора возглавили кафедры в тамошних высших школах и университетах, офицеры царской армии занимали высокие посты в армиях. Национальные кадры Финляндии, Эстонии, Латвии, Литвы, Польши были довольно слабы. Русские диаспоры в Югославии, Чехословакии, Болгарии представляли собой очаги высокой культуры, оказывавшие благотворное воздействие на общественную жизнь этих относительно небольших стран.

Совины же наводили в этих странах ужас. Они представляли собой новую оккупационную власть, столь же беспощадную к инакомыслию, какой показала себя власть нацистов. Совины были старательны, дисциплинированы, выдержаны, морально устойчивы, совершенно естественны в своем поведении и исполнительском рвении и тем не менее возмутительны и губительны в глазах местного населения. В глазах восточноевропейских народов совины были русскими, а так как память о прежних русских постепенно стиралась (русские эмигранты бежали дальше на Запад или подвергались репрессиям все теми же совинами), то совины казались «солью земли русской», русскими в своем варварском естестве.

Произошла новая трагическая аберрация. Вдохновителями революции 1917 года выступили русские интеллигенты, ненавидящие все русское вплоть до лаптей и двуглавого орла на государственном гербе. В оккупированных странах Восточной Европы после Второй Мировой войны русский народ представляли совины. Русские гении и духовидцы, русские аристократы и знаменитые красавицы - все это осталось в качестве мифов и легенд, а в реальности перед европейцами высился хам, лишенный жалости и сострадания к поверженным. Он привык управлять при помощи «зева» или кулака. Если регулярные войска занимали довольно компактные территории, то совин находился повсеместно. Он объяснял редакторам газет, о чем писать в передовицах, директорам заводов, как отбирать передовиков производства; он требовал доносов и проводил расследования; он не был воином, но постоянно находился на передовой идеологического фронта. Он матерел в качестве адепта извращенного религиозного сознания; Божественную Троицу ему заменили образы Маркса, Энгельса и Ленина. А т. Сталин служил воплощением истины на земле, главным мерилом добра и зла в бушующем мире. Наделенный твердым взглядом и железными нервами, совин не мог подолгу смотреть на портрет Отца народов - мгновенно начинали увлажняться глаза и сильно колотиться сердце в груди.

Совин никому не верил безоговорочно и окончательно, даже самому близкому человеку, даже самому высокопоставленному военачальнику. Ведь сколько маршалов и генералов оказалось на самом деле врагами народа. У скольких проверенных людей, ответственных государственных деятелей жены вели двойную жизнь, работая на разведки иностранных государств. Совин всегда готов распознать в своих приятелях, знакомых, коллегах по работе и сослуживцах заговорщиков и всегда готов «сигнализировать». Однако он хорошо знает и то, что всегда может стать жертвой чьего-либо оговора. И быстрая ротация кадров как среди номенклатуры, так и рядовых совинов только подтверждала эти мрачные опасения.

«Кул» никого так не любил, как т. Сталина, с которым никто не мог сравниться по мудрости и по великодушию. Именно благодаря т. Сталину, он, в недалеком прошлом жалкий замарашка, стал человеком, а некоторые даже вошли в номенклатурный список. «Кул» не любил даже самого себя; по любому поводу был готов пустить себе пулю в висок. Но он испытывал благоговейный трепет перед исправно функционирующей системой, чудодейственным образом возвышающей самых преданных делу партии людей и низвергающей подлых предателей и отступников.

Именно совины окончательно и бесповоротно разбили все зарубежные центры белогвардейского сопротивления, выявили и уничтожили десятки тысяч скрытых врагов, затаившихся в СССР, ликвидировали все группировки русских фашистов, упразднили русскую интеллигенцию, как социальный феномен. Запущенный бумеранг вернулся убийцей. Ведь русские мальчуганы стали сиротами во многом благодаря кипучей деятельности русской интеллигенции. Но, оказавшись сиротами, некоторые из них выжили, а некоторые из выживших вошли в когорту совинов. Последние психологически травили, физически истязали и казнили революционеров-инородцев, коминтерновцев, а затем и зарвавшихся интернационалистов-антифашистов теми же методами и приемами, какие применяла «ленинская гвардия» по отношению к представителям эксплуататорских (или паразитических) классов. Самое большое потрясение от действий совинов переживали не пойманные Советской властью инакомыслящие или эмигранты, а именно бывшие революционеры. Они уничтожали все русское не покладая рук, не жалея себя, год за годом. И после всех искоренений, испепелений и ниспровержений перед ними стояли совины, выносящие суровые приговоры в кителях и аккуратно заправленных гимнастерках, в начищенных до зеркального блеска сапогах; другие совины были в строгих судебных одеяниях, третьи - в белых медицинских халатах и шапочках... Все - с «рязанскими физиономиями».

Стоит ли особо удивляться тому, что родственники репрессированных революционеров стали распространять слухи о том, будто бы т. Сталин «выродился» в русского националиста. На самом деле тиран был довольно последовательным в своих действиях человеком. Политическое окружение т. Сталина неизменно оставалось многонациональным до самой кончины Отца народов. Л. Каганович, Маленков, Хрущев, Булганин были коммунистами соответственно с еврейскими, сербскими, украинскими и русскими корнями. Сам т. Сталин, особенно на отдыхе, иногда вспоминал о том, что он - «грузин».

Всех же националистов т. Сталин преследовал беспощадно. Манкуртизм был его безотказным управленческим приемом, а совины - его верной гвардией. Все освобожденные от нацистов страны Восточной Европы оказались под железной пятой приземистого горца. Исключение составила лишь лоскутная Югославия. <...>

Из окружения т. Сталина всех лучше понимал характер политической системы СССР (в дальнейшем «системы») - Берия. Он стал фактическим преемником Отца народов, отвечал за политическую стабильность внутри страны, осуществлял программу по созданию «ядерного щита», выступал инициатором чисток, систематически пополняя население ГУЛАГА. Он занимал самые ответственные и ключевые посты в султанате-государстве. Его бесконечные любовные похождения также хорошо вписываются в систему общественных отношений, сложившихся в стране. Он являлся чем-то вроде великого везиря и каждую женщину воспринимал, как рабыню, доступную сексуальным притязаниям высокопоставленных вельмож. У женщины-рабыни не могло быть постоянного мужа и семьи. Известны случаи, когда Герои Советского Союза узнавали, что их жен пользует Лаврентий Павлович, и не смели никуда пожаловаться, а тем более высказать обидчику свое возмущение. И правильно делали. Ничего бы не добились и себя бы только погубили. Те, кто считали, что их достоинство растоптано, предпочитали самоубийство. Так шла отбраковка «человеческого материала». Люди, чтящие семейные ценности, отягощенные представлениями о чести и достоинстве, оказывались наиболее уязвимы и наименее пригодны для жизни в Советском Союзе.

В 30-40-е годы в стране сложился тип советского человека, наиболее ярким проявлением которого служили совины. Парадокс ситуации заключался в том, что в составе русской интеллигенции в ХХ веке подавляющее большинство приходилось на инородцев, а к советской интеллигенции стали причислять обычных русских людей, которые имели советское гражданство и получили высшее или средне-специальное образование и трудились учителями, врачами, инженерами, военными специалистами и научными сотрудниками исследовательских институтов. На самом деле русские люди всячески противились интеллигентскому стилю жизни. Они стремились обзаводиться семьями, поддерживали теплые отношения со своими родителями и даже многочисленными родственниками, многие продолжали кормиться подсобным хозяйством (ведь зарплаты были мизерными), тайком отмечали православные праздники и крестили своих детей. После учебы часто возвращались на свою «малую родину» или навещали ее в отпуска. Да, они затравлено молчали, когда совины громили на партийных, профсоюзных или производственных собраниях какого-нибудь «отщепенца» или «святошу»; да, они исправно ходили на все демонстрации-манифестации в дни революционных праздников. Они смиренно терпели насилующую их власть. Раздавленные катком пропаганды, многие стыдились своего деревенского происхождения или родства с врагами народа, но тем не менее к совинам их причислить нельзя. Это были униженные русские люди, у которых отобрали историю их страны, втоптали в грязь образы былых героев и правителей. Русским людям постоянно внушали, что все их предки до родителей включительно жили неправильно и думали неверно. Обыватели старались, насколько могли и насколько хватало терпения, приспособиться к условиям жизни «совдепии», а те, кто родились в 30 - е годы и позже, никаких других условий никогда не видели и не слышали о таковых, и тщились как-то ужиться с кумачово-кровавой действительностью; лишь бы не резали серпом и не били молотом родных и близких.

Совины гнездились в партийных структурах, в карательных органах, в творческих союзах, в политических управлениях армий, в СМИ, в чиновничьих кабинетах. Их численность постоянно росла. В их лексиконе широко применялись такие характеристики как «лизоблюды», «прихвостни», «бешенные псы» или «дрожащие твари». В своих статьях или выступлениях они норовили слово приравнять к «штыку», не понимая того, что площадная брань унижает того, кто прибегает к ней. Несмотря на то, что они постоянно где-то учились, успешно заканчивали институты и университеты, писали статьи, книги, романы, диссертации, они все равно оставались недорослями, отличались редкостным невежеством и эстетической дремучестью.

Т. Сталин, в отличие от совинов, не был лишен чувства прекрасного; он любил отдыхать среди живописных пейзажей, посещал балетные представления в Большом театре, читал поэзию. Он многократно смотрел «Дни Турбиных» и хорошо видел все изъяны в поведении, манере говорить, одеваться - в самом стиле жизни совинов. Он предпринимал определенные усилия, чтобы улучшить этот стиль, поднять его на приемлемый уровень. Но блестящие формы и красота человеческих отношений, присущие правящим сословиям Российской империи, не имели ни малейших шансов на возрождение. Повсюду звучал суконный язык; повсеместно брали «горлом» или за горло. Сермяжные замашки давно стали нормой, а безвкусица - правилом.

Когда янычары Сулеймана Великолепного стройными рядами маршировали по улицам Константинополя, вернувшись после очередного победоносного похода, никто из них ни на миг не задумывался о том, что всего полвека тому назад этот величественный город служил столицей всего православного мира. Никто из янычар и мысли не допускал, что возможно их деды и прадеды жили здесь, возносили Христу молитву, почитали патриарха и благоговели перед императором. А за отрядами победоносных воинов жалкой толпой, обобранные и грязные, устало брели сербы и болгары, греки и русские, предназначенные для продажи на рабовладельческих рынках.

Со скрещенными серпом и молотом на челе, совины также гнали на стройки коммунизма тысячи и тысячи в чем-то провинившихся людей. Принуждали, насиловали, гнули в бараний рог, травили и обрабатывали, мобилизовывали и направляли. И политическое, военное могущество СССР росло; росло благодаря детищу т. Сталина, его кадрам, его воспитанникам и выученникам. В последние годы своего правления он оставил мечту привить совинам приличные манеры, возможно, собирался возложить решение этой задачи на своего похотливого преемника. Но «система» неожиданно дала сбой.

Склонен думать, что т. Сталина отравили, иначе бы он успел передать власть своему официальному преемнику; так переходила власть в Порте от одного падишаха к другому. Т. Сталин долгих тридцать лет возводил здание государственности, всемерно укреплял и расширял его. И поэтому он не мог не выбрать последователя и продолжателя. Скорее всего, выбор был давно сделан, и даже имелась какая-нибудь сверхсекретная бумага; Берия по всем меркам подходил на эту роль. И, должно быть, Лаврентий уже составил длиннющие списки для новых чисток. Но заговорщики изловчились убрать Кобу, а затем уже ничто не мешало им уничтожить и его политическое завещание.

«Лаврушника» же казнили вовсе не потому, что развратничал с хорошенькими актрисами, горничными и секретаршами, и не потому, что активно участвовал в репрессиях (кто из друганов-корешей Кобы в этом не участвовал?), а потому, что числился в качестве наследника тирана. И стоило ему это право реализовать, как все ближнее окружение т. Сталина подлежало уничтожению. Став первым среди равных, Берия просто обязан был избавиться от своих «братьев» по борьбе за коммунизм ради стабильности существующей «системы». Но обреченные т. Сталиным на заклание жертвы восстали и сломали тем самым порядок перехода власти из одних рук в другие. По сути, отступники режима ради сохранения своих жизней решились на кощунственный шаг.

Здание политической системы вздрогнуло и покрылось трещинами. Полетели наземь портреты и статуи Отца народов, посыпались, как из рога изобилия, ужасные разоблачения «культа личности». Началась новая волна переименований улиц, площадей и целых городов; даже танки «Иосиф Сталин» переименовали в «Т-10». Конечно же, многие растерялись, испытывали ужас или смятение, просто не знали, как жить дальше. Но напряжение, которое в одинаковой мере испытывали уборщицы и министры, стало понемногу ослабевать. Железобетонная плита давления, принуждения, страха крошилась буквально на глазах растерянных людей. Мощные ретрансляторы по-прежнему грохотали маршами энтузиастов, пропагандисты звали массы на очередную стройку коммунизма (целину), ученые-атомщики по-прежнему на дальних полигонах испытывали адское оружие; повсеместно в организациях проводились то открытые, то закрытые партийные собрания, где члены КПСС пытались осмыслить и переосмыслить методы управления «практического коммунизма». На разных ярусах пирамиды советской власти партфункционеры, бюрократы, каратели, президиумы творческих союзов с трудом приходили к выводу, что чем чаще власти прибегают к чисткам, тем грязнее методы управления.

Переосмыслялась сама история. Начиная с 1914 года, в России не стихала война; то мировая, то гражданская, то внутрипартийная, то «холодная». А жизнь человеческая мало чего стоит, когда правят законы военного времени. Горькие раздумья о прошедших десятилетиях перемежались оглушительными победами в спорте и в космосе, международными слетами прогрессивной молодежи и горячим стремлением советских людей, хоть раз в жизни понежиться на черноморских курортах.

Новый лидер, Н.С. Хрущев, предпринял решительную попытку прекратить тотальную войну на всех фронтах. Он вернул военнопленных из концлагерей в родные города и села, пробовал объясниться с Западом по поводу бесперспективности ядерной войны, отказался от репрессий по отношению к тысячам твердокаменных сталинистов, ограничившись лишь рядом показательных ссылок. Всеми своими действиями он пытался дать понять стране и миру, что пора прекратить людям убивать друг друга, пора, наконец, заняться строительством того самого светлого будущего, о котором напрасно мечтало уже второе поколение советских людей. Он нашел в себе мужество признать, что население живет в нищете, а безумная гонка вооружений только продолжает истощать страну. Он твердо стоял на том, что коммунизм нельзя завоевать, как некую богатую соседнюю страну; его можно только построить. Да только строили в предыдущие десятилетия в основном не объекты благополучного общества, а военные объекты. Люди жили в трущобах.

Но происходили и тихие, никому не слышные перемены - в душах людей; сквозь гул победных реляций, сквозь бурное течение жизни развитого социалистического общества пробивались совсем иные ростки. Они пробивались к свету сами по себе, невнимательные к неприязни или откровенному непониманию. Удивительное явление! Спустя 40 лет в России вновь поднималась русская элита. Ее представляли 20-30-летние молодые люди, выросшие без мудрых опекунов-наставников. Все возможные пестуны давно истлели на полях сражений, умерли в лагерных бараках или оказались волею судеб за границей. И, тем не менее, молодые люди знали - кто они, от кого произошли; понимали, что остались живы из-за недосмотра властей. Будучи потомками старинных фамилий, они ставили перед собой, казалось бы, невыполнимые задачи. И уже эти задачи оказывали дисциплинирующее воздействие на самих молодых людей. Вот лишь несколько славных имен: Александр Исаевич Солженицин, Арсений Владимирович Гулыга, Александр Сергеевич Глазунов, Андрей Кириллович Голицин, Максим Дмитриевич Шостакович, Андрон Сергеевич Кончаловский, Андрей Арсеньвич Тарковский, Андрей Георгиевич Битов. Середина 50-х годов - это время цветения их молодости. Подавляющее большинство из них формировалось в условиях безотцовщины; некоторые рано стали круглыми сиротами. О причинах такого прискорбного явления уже много сказано.

Но каким-то чудодейственным образом эти молодые люди услышали властный призыв: «Встань и иди!». Их глаза выделяли в городских постройках прежде всего полуразрушенный собор или проржавевший графский вензель на старинных воротах. Они замечали икону, пробитую пулей и брошенную под лавку в каком-нибудь «красном уголке», и бережно подбирали ту икону, чтобы отнести ее к себе домой. Они были молчаливы, но старались держаться с достоинством, стремились жить не по лжи и не смешивались с толпой совинов. Вступая в пору своего самоопределения, молодые представители возрождающейся русской элиты особенно остро ощущали свое духовное сиротство. Они не хотели быть обрывышами, образованцами, «кулами». Но и живых людей, достойных подражания, не видели их глаза. Духовное сиротство грозило каждого из них вмуровать в толщу одиночества. В отличие от них, совины сиротами себя не воспринимали: они обрели отца и заступника, радетеля и кумира - т. Сталина.

Сироты, конечно же, не переводились во все эпохи, но прежде они находили приют у многочисленных родственников или в Божьей обители. И вырастая сирота продолжал занятия семьи, в которой родился, или выбирал подвиг монашеского служения, стремясь повторить путь своего духовного наставника. Если же попадал принципиально в новую среду, то пытался равняться на хозяина дома, взявшего его на воспитание. Начало жизни у сироты всегда горькое. Тепло материнской ласки, отеческая забота - драгоценный дар, не имеющий материального эквивалента. Но в прежние эпохи сирота в любом случае оставался в ареале русского культурного типа; не отпадал от православия, говорил на русском языке, участвовал в традиционных праздниках и обрядах, перенимая у старших определенные навыки, привычки.

Призрение сирот содействовало самоорганизации общества Российской империи и несло с собой не только дополнительное бремя для опекунов, но и содержало глубокий смысл. Ведь каждый человек принадлежал к определенному роду или общине, каждый являлся как бы участником «клина», который летел во времени, ведомый Промыслом Божьим, чтобы достичь когда-то Града Небесного или счастливой жизни на земле. Но когда перед глазами ребенка нет живых родителей, то сирота сам невольно оказывается на острие этого клина. А за его спиной расходятся по отцовской и материнской линиям образы предков, которые о чем-то мечтали, что-то создавали, которые сражались и погибали за Россию. Теперь пришло время действовать этому самому человечку. И своими поступками, даже помыслами, своим стилем жизни и даже своим внешним обликом дитя-юноша во многом воссоздавал или повторял образы и свойства характеров тех, от кого произрос. Предыдущие поколения продолжали жить в нем, властно направлять его побуждения и воления. Своими победами и свершениями он как бы воскрешал дух предков, а своими проступками, слабостями и пороками умалял их уже прожитые жизни. Ведь кроме плоти у человека есть душа и есть дух. Последние субстанции, кроме индивидуальных характеристик имеют и родовые свойства. Прошлые поколения безмолвно ободряют человека и утешают его даже тогда, когда он оступился на скользкой дорожке. В метаморфическом смысле души предков присутствуют в реальном мире, пока человек является наследников и продолжателем их дел, их надежд, их представлений о достойной и честной жизни. Но души предков покидают этот мир, когда человек напрочь забывает об их существовании. Он отрывается от «клина», оказывается в состоянии падшести, уже не летит, а ползет по грешной земле. В этих случаях обычно печально констатировали: «Род угас».

Сиротство молодых представителей возрождающейся русской элиты проистекало из их тяги к творчеству. Они хотели быть наследниками и продолжателями тех, кто создал русский культурный тип. Достижения творческих союзов им виделись мертвыми глыбами; успехи советского образования - зияющими пустотами. Избегая быть «изолированными атомами», они обрекали себя на изоляцию. Но, даже находясь в изоляции, ощущали, что их нравственные усилия небезответны; множатся незримые связи с прошлым, прибавляется численность единомышленников.

Они хорошо видели, что для совина обрублен, уходящий вглубь веков веер предыдущих поколений, близкие и далекие родственники и даже земляки не живут в его поступках, не говорят с ним в ночной тиши. Совин произошел от обезьяны в соответствии с учением Дарвина. Все же деды и прадеды не существовали для него потому, что для этих дедов и прадедов просто нет места в Советском государстве или в истории этого государства.

Вот почему те, кто сознавал себя наследниками и продолжателями тех, кто когда-то давно собирал русские земли, кто закладывал основы русского во взаимоотношениях между людьми, старались не смешиваться с совинами. Русское упрямо прорастало в их душах, требовало какого-то оформления; оно проступало для них повсюду, обязывало к неустанной деятельности, требовало смелости и настойчивости. Молодые дарования предпочитали уединение многошумным советским акциям. В тишине иногда звучал для них мотив, который наделял их чувством неоплатного долга. Они должны, даже ни у кого не взяв взаймы ни рубля, должны уже потому, что родились, выросли и возмужали.

Русское... оно разлито повсеместно, преследует как навязчивый запах, как наваждение, то пьянит, то пугает. Русская кровь, пролитая и высохшая на русской земле, каким-то непостижимым образом будоражит горячую кровь в жилах тех, кто ощущает себя на острие «клина», летящего сквозь войны, революции, реабилитации. Русское... слишком необъятное, непостижимое.

Столь близкое, со вкусом материнского молока, обволакивающее, как тепло большой печи, всегдашнее, и в то же время ускользающее, стоит только в него всмотреться. Оно растворяется в потоке солнечного света, сливается с вечерним сумраком, уходит в прожитые годы и в прошлое далеких предков. Стоит только попытаться охватить его одной фразой, как тут же обнаруживаешь, что никаких самых выверенных и точно пригнанных слов недостаточно. То тягучее, то кремнистое, изменчивое и обязательно возвращающееся «на круги своя», русское рассеяно по огромным пространствам, сгущаясь возле древних городов и монастырей. Оно витает над полями сражений с многочисленными завоевателями, высветляя тени храбрых и мужественных воинов. О подавляющем большинстве геройски павших на тех полях мы ничего не знаем; но их тела стали частью земли; их души вознесены над потоком времени и парят в небе как струи воздуха.

Русское - это действие, зачастую отрицающее индивидуальное, но признающее ценность общего. Скупое на внешние приметы, оно проявляется в направленности мышления, в безрезультатности бессчетных ожиданий, в привилегированности нематериального - столь призрачного и столь властного. Прошедшее или еще ненаступившее зачастую столь могущественно доминируют над сегодняшним, что настоящее как бы исчезает совсем или становится неприметным порожком, оббитым с обеих сторон стоптанными башмаками и казенными сапогами. Прошлое то окрашивается в мрачные тона, то приобретает величавость; будущее блазнит прекрасными картинами, однако неизменно истощает все силы у тех, кто целенаправленно движется к нему ускоренными шагами. Настоящее становится как бы прорехой во времени, скучным пересменком, - слишком обыденным и тусклым, чтобы жить им. Настоящее чревато слепотой, самодовольством, спесью и чванствам. И еще отчаянием. Страна, живущая настоящим, погружается в трясину хаоса: стихия анархии разметывает города и села, поля превращаются в пустыри, дети становятся отцеубийцами, а матери - торговками человечиной. Люди живут одним днем.

Жуткое и страшное всегда рядом, стоит только рассечь небрежным движением прозрачность чистого воздуха, как ширму ножом, тотчас появляются из сернистой тьмы мерзкие рожи, нетопыри и ведьмы. Они любят пировать, восседая на горах трупов или грудах обглоданных черепов. Дым пожарищ для них - фимиам, невинно пролитая кровь - лучший напиток. Детский плач и стенания вдов - ласкают их слух. У них - наметанный глаз. С одного взгляда они выделяют из тысяч и миллионов людей редких поганцев и поганок, своих пособников и слуг. Пиршество нечисти длится до тех пор, пока рассеченное пространство вновь не станет единой, плотной тканью. Тогда поганцы и поганки оказываются «сором на ветру», горстями пепла, а вурдалаки замирают и терпеливо ждут нового для себя «звездного часа».

Русское - невыносимо, будучи беспримесным, как спирт или кипящая смола. Бескрайние поля, бесконечные леса, бессчетные холмы и буераки - затеряться среди беспредельных пространств неизмеримо легче, нежели закрепиться и утвердиться, стать вехой, а то и маяком. Растерянно озираясь окрест, человек ощущает, что его затягивает в себя необъятность земли; неопределенность исхода любого начинания обычна как утренний сон; никогда нельзя всего предвидеть и все учесть; продвижение идет скорее наугад, чем в соответствии с надежными ориентирами; «авось» - это посох, отполированный крепкими мозолистыми руками. Торный путь внезапно оборачивается ломким краем обрыва; там, где прошла сотня предшественников, может зиять мрачной глубиной карстовый провал.

Бесформенное довлеет над соразмерностью составных частей. Всех дорог никогда не пройти; к тому же многие из них ведут просто в никуда. Обретение высоты становится заветной мечтой жителей плоской равнины. Только поднимаясь все выше, можно обозреть поля и леса, топи и холмы - целиком всю землю, и почувствовать себя не ее пленником, а хозяином. Высота служения и подвига задаются самостоятельно. Однако лишь очень немногим удается подняться на уровень общенародного деяния и стать общенародным достоянием. Всегда слишком много неблагоприятных обстоятельств, помех и препятствий.

Да, и само обретение высоты - трудный удел; предполагает стояние на яру и юру; обрекает на одиночество и порой на несмолкаемый, завистливый ропот тех, кто остался внизу. Но не в этом «трудность удела». Обретение высоты позволяет увидеть жизнь на равнине без конца и края, как стихию, которая слышит пророка, но не внемлет; повинуется команде, но необузданна по своей природе. И пребывая в стылом (сродни высокогорному) одиночестве, правитель или провидец понимают, что скорее избраны на жертву, нежели на то, чтобы стать господами положения.

Русское сплошь состоит из незавершенных начинаний. Миллионы не доживают до седин, погибая в войнах и «за понюшку табака». Русские так и не войдут в Константинополь, а Достоевский не успеет написать вторую часть «Братьев Карамазовых». А сколько всего брошено, проклято и забыто! Но все же каждое поколение упрямо стремится возродить русское в слове или камне, в молитве или ратном деле. Каждое поколение подобно гигантской волне. И не сразу разберешь, что в ней преобладает; созидательный зачин или разрушительный размах. Забытое, подхватываясь движением такой волны, внезапно становится упреком или наказом для тысяч и тысяч пылких сердец. И отвергнутое предыдущими поколениями, необъяснимым образом обретает силу примера.

Русское самосознание избегает воспринимать жизнь, как увеличивающуюся сумму прибавлений и присвоений, а, скорее, как безоглядное расходование сил и надежд. Те, кто был казним или пропал невесть куда, зачастую более почитаемы, чем триумфаторы и победители, успевшие заблаговременно похлопотать о символах своей посмертной славы.

Русское произрастает из понимания людьми, расселившимися от Карпат до Тихого океана, своего особого призвания - как спасителей гибнущего мира или охранителей истинной веры. Потому-то утраты и потери воспринимаются ими как искупительная жертва. Полученный результат служит всего лишь оправданием усилий, перенесенных невзгод. Но отсутствие результата нередко является итогом целых десятилетий и даже эпох. Тем не менее светлая память о людях, которым пришлось жить и погибать в те годы, теплыми волнами катится по огромной стране, побуждая к свершениям тех, кто пришел в этот мир позже, в более безопасные времена.

Из-за многосложности общества не всегда заметны самые влиятельные и самые значительные фигуры. Порой о них и не слышно совсем. Они могут томиться в каземате или молиться в дальнем скиту, или выдавать себя за поручика в отставке, а то и вовсе пребывают в изгнании. Об их кончине порой знают только палачи или очень узкий круг близких людей. Но тем не менее бессмертный дух неудержимо стремится к родным пределам, является людям в ипостаси легенд или преданий, свидетельствует о том, что по-прежнему пульсирует русская мысль и не сломлен русский характер. Одним лишь человеческим упрямством такую историю не объяснишь; в такой истории проявляется воля более высокого порядка.

Русское - это целый мир, которого могло бы и не быть совсем, если бы не одержимость сменяющихся поколений. Они видели себя посланными на полыхание среди снегов; они слышали ангелов в тишине дремучих лесов. Подавляющее число праведников, подвижников, героев, зиждителей городов и городков нам неведомы. И тем не менее они с нами, как незримые советчики и наставники. Живущие - продолжение их плоти. А те, кто уходят в мир иной, верят, что останутся в родной земле, как частицы необъятных пространств, как миг во времени. Эта вера страдает аритмией отчаяния или уныния, но неизменно возрождается с каждым веком.

Русское - близкое и такое далекое, знакомое до слез и всегда неожиданное; им пропитаны все наши мечты и разочарования; несбыточное и вечное, не ведающее окончательных решений. Оно пробуждается с каждой весной и с каждой зарей, поразительно убедительное своими расплывчатыми обещаниями.