Вслед за Львом Толстым и Дэном Брауном

В этом году в издательстве «Эксмо» вышел перевод романа английского писателя Филипа Пулмана «Добрый человек Иисус и негодник Христос». Это - очередная «авторская» версия Нового Завета, продолжающая традиции Льва Толстого, Леонида Андреева, Михаила Булгакова и Дэна Брауна. Лев Толстой (впрочем, предшественники были и у него) пытался рассматривать Евангелие «в пределах разума», а в Христе видеть только Учителя нравственности. Писатель хотел представить Новый Завет сводом моральных предписаний, вычёркивая из него все сотворённые Христом чудеса, все свидетельства о том, что Он - не «простой смертный», а Божий Сын. И главное - стирая рассказ о Его Воскресении.

Что касается Дэна Брауна, автора нашумевшего «Кода да Винчи», то для него искажение Евангелия - это просто поиск острого, «жёлтого» сюжета, жажда скандала мирового масштаба. Что ж, он получил и скандал, и успех. Помните, несколько лет тому назад в Москве, Киеве, Минске, Тбилиси проводились пикетирования кинотеатров, в которых должна была состояться премьера фильма «Код да Винчи»? А теперь интерес и к фильму, и к роману угас, и никто уже не хочет спорить о том, был ли женат Христос на Марии Магдалине. Потому что этот роман - пустышка, шелуха, которую уже унёс ветер времени. А Евангелие и Христос пребывают вовеки.

Забудется и роман Филипа Пулмана «Добрый человек Иисус и негодник Христос». Тем более что и с литературной точки зрения эта книга подкачала и явно уступает «Коду да Винчи». Если у неё и есть литературная ценность, то она заключается в евангельской интонации, не совсем заглушённой голосом автора. Что касается сюжета, то он слишком надуман и потому нелеп.

Согласно Пулману, у Марии в Вифлееме родились два сына: «первый - здоровый и крепкий, второй - тщедушный и хворый». Первого Мария назвала Иисусом, второго - Христом, потому что пастухи рассказали ей о явлении ангела, возвестившего рождение Мессии. Бóльшая часть последующих евангельских событий происходит с Иисусом, а Христос лишь следует вслед за братом. Он - хронист Иисуса: по просьбе таинственного незнакомца (который дальше именуется «ангелом») записывает его слова и совершённые им чудеса. Иногда брат «подправляет» слова и события, произошедшие с Иисусом - для того, чтобы «впустить в историю истину». Кроме того, Христос Пулмана исполняет в повествовании роли сатаны и Иуды.

Именно брат искушает Иисуса в пустыне. В сцене искушения становится ясна одна из задач автора: разъяснить читателю, что Церковь вовсе не была основана Христом (в романе - Иисусом), что она - «позднейшая вставка».

«- Так каков же истинный смысл сущего? (Реплика Христа. - О.Н.)

- Господь любит нас как отец, и уже грядет его Царство. (Реплика Иисуса. - О.Н.)

Христос подошел чуть ближе.

- Но именно это мы и можем показать наглядно с помощью чудес, - промолвил он. -

А Царство Божье - это не иначе как испытание для нас: мы должны помочь сделать

так, чтобы оно настало. Конечно, Господь способен совершить это одним движением

пальца. Однако насколько лучше было бы, если бы люди - такие, как Креститель,

такие, как ты, - подготовили для него дорогу; подумай, как это пошло бы на

пользу делу, если бы уже существовало сообщество верующих, структура,

организация! Иисус, я вижу это так ясно, словно наяву! Вижу, как весь мир

объединился в Царствие верующих! В каждой деревне, в каждом городе - по

священнику, и семьи приходят в церковь помолиться вместе; местные группы

объединяются под руководством и наставничеством мудрого старейшины области, а

областные главы все подотчетны единому верховному авторитету - что-то вроде

наместника Господа на земле! Ученые мужи на советах станут обсуждать и

обговаривать подробности обряда и культа, и, что еще важнее, разбираться в

премудростях веры и выносить решение, во что верить, а чего избегать. Так и вижу,

как государи народов - и сам кесарь! - вынуждены преклониться перед этим

сообществом и выказать почтение Царству Божьему, утвержденному здесь, на земле.

Вижу, как законы и воззвания исходят из центра к самым дальним окраинам мира.

Вижу, как праведники обретают вознаграждение, а грешники - наказаны. Вижу, как

посланцы-проповедники несут слово Божье в земли, погрязшие во тьме и невежестве,

и всех живущих, сколько есть - мужчин, и женщин, и детей приводят в единую семью

Господню - да-да, эллинов, равно как и иудеев. Вижу, как развеиваются сомнения,

сглаживаются разногласия; повсюду вокруг вижу сияющие лица верующих,

благоговейно запрокинутые к небу. Вижу роскошь и величие громадных храмов, и

дворов, и дворцов, воздвигнутых во славу Божию, вижу, как все это изумительное

творение существует на протяжении жизни многих поколений, тысячи и тысячи лет!.. (...)

Иисус окинул брата взглядом.

- Ты - фантом, - воскликнул он, - ты - лишь тень человека!.. (...) То, что ты описал, сродни скорее порождению Сатаны. Господь утвердит свое Царство в угодный Ему срок и так, как сочтет нужным. Или ты думаешь, что эти твои могущественные организации сумеют распознать Царство, когда оно наступит? Дурень!»

В Библии слово «Церковь» впервые возникает в тот момент, когда Пётр исповедует Иисуса Христом, Спасителем. «Я говорю тебе: ты - Петр, и на сем камне Я создам Церковь Мою, и врата ада не одолеют ее», - говорит Христос в ответ на восторженное исповедание апостола (Мф. 16, 18). Конечно, Филип Пулман посчитал нужным растолковать, как всё было на самом деле.

«- А вы за кого почитаете меня? - сказал Иисус.

- Ты - Мессия, - ответил Петр.

- Вы так думаете? - отозвался Иисус. - Так вот, придержите-ка лучше языки. Я не

желаю слышать таких разговоров, вам ясно?

Услышав такое, Христос взять не мог в толк, как же записать это все для

незнакомца-грека. Растерявшись, он сперва увековечил рассказ ученика дословно, а

затем все стер и попытался передать дух услышанного ближе к тому, что незнакомец

рассказывал об истине и истории (...) И тут его осенило, и он добавил кое-что от себя. Зная, сколь высоко Иисус ставит Петра, Христос поведал, как Иисус восхвалил Петра за умение видеть то, что открыть ему мог лишь Отец Небесный; и в каламбуре обыграл имя «Петр»: он-де - камень, на котором Иисус создаст свою церковь. Церковь эта будет стоять так крепко, что врата ада не одолеют ее. Закончил Христос на том, что Иисус обещал дать Петру ключи от Царствия Небесного».

Филип Пулман не обошёл вниманием и знаменитый евангельский эпизод о Марфе и Марии. В Православии (и в католичестве, думаю, тоже) считается, что Мария является образом созерцательной любви к Богу (то есть монашества), а её сестра Марфа - любви деятельной. Автор романа попытался показать, что идея монашества, как и идея Церкви, не имеет к личности Христа (в романе - Иисуса) никакого отношения.

«Иисус говорил, Мария сидела среди людей, внимавших ему, а Марфа готовила угощение.

В какой-то момент вошла Марфа и укорила Марию:

- У тебя хлебы сгорели! Послушай, не я ли просила тебя за ними приглядеть, а ты

все напрочь позабыла! Разве я могу делать три или четыре дела одновременно?

- Я слушаю речи учителя; в сравнении с этим хлеб не так важен. Учитель с нами

только на один вечер. А хлеба мы когда угодно поедим.

- Господин, а ты что думаешь? - воззвала Марфа. - Разве ей не следовало мне

помочь, если я ее попросила? Нас здесь сегодня много; я не в силах одна со всем

управиться.

- Мария, мои слова ты сможешь послушать снова, ведь есть здесь и другие, кто их

запомнит, - сказал Иисус. - А если ты сожгла хлеб, то его уже никому не съесть.

Ступай и помоги сестре.

Услышав рассказ, Христос понял, что и этому речению Иисуса пойдет куда как на

пользу, если преподнести его как истину, а не как исторический факт».

По настоянию «ангела» Христос выдаёт брата синедриону, но до последнего ждёт, что появится некий «овен», который, как в истории Авраама и Исаака, заменит собой жертву. А когда этого не происходит - уже после распятия подменяет собой Иисуса, заставляя учеников поверить, что он воскрес. Что касается тела распятого... его, как и принято считать в иудейской традиции, выкрадывают из гроба ученики.

В конце повествования в доме Христа, который живёт с женой в далёком приморском городке, вновь появляется «незнакомец»-искуситель, «с увесистым мешком за спиною». В мешке - свитки, написанные Христом, и теперь он должен «привести историю в порядок». Христос сначала пугается, но вскоре с азартом истинного литератора начинает продумывать «сотни деталей», которые «добавили бы истории правдоподобия». За этим образом скрывается евангелист...

Про роман Дэна Брауна «Код да Винчи» принято говорить, что он плохо написан. Скажу честно: когда я читала его, мне было почти физически неприятно читать кощунственные эпизоды - но как детектив этот роман был мне интересен. Книга Филипа Пулмана показалась мне скучной, и я не знаю, кто и зачем станет читать её. Через десяток-другой страниц жажда запретного иссякнет, и прочитать с увлечением весь роман сможет только какой-нибудь богослов или филолог, с конкретной научной или публицистической целью. У себя на родине Пулман считается детским писателем... но представить себе русскую (российскую, славянскую) маму, читающую или осознанно покупающую ребёнку такую книгу, совсем невозможно. Мы не дошли до такой степени цинизма. Да и не осилит ребёнок этот текст, даже в мамином исполнении.

Ольга Надпорожская, специально для РНЛ