Благодаря украинским авторам широкую известность получила фраза (кстати, совершенно безосновательно приписываемая министру внутренних дел П.Валуеву), что «никакого особенного малороссийского языка нет». Но вот граф В.А. Бобринский, один из лидеров русской национальной фракции в Государственной Думе, заявил с думской трибуны, что нет великорусского языка. Он сказал:
«Тут несколько раз говорили о великорусском языке. Я говорю, что такого языка нет; есть много великорусских говоров, и есть великорусское произношение. Мы с вами тут говорим на общерусском языке с великорусским произношением, и то с одним из великорусских произношений, средне-великорусским акающим произношением. Ведь и ярославцы тоже великороссы, а их произношение совершенно иное, чем то, которое принято в общерусском литературном языке».
Русский литературный язык является общерусским, а не только великорусским, потому что он далеко не вполне тождествен с великорусским наречием или с одним из его говоров, а представляет собой организм, довольно сложный по диалектическим и историческим наслоениям.
Огромное влияние на развитие общерусского литературного языка в грамматическом и лексическом отношениях имел церковно-славянский язык. Академик А.А. Шахматов указывал, что такие наши слова, как например: «время», «среда», «вред», «средство», «запрет», «трезвый», «бремя», «плен», «благой», «благо», «младенец», «гражданин», «облако», «враг», «глава», «главный», «гласный», «пламя», «власть», «сладкий», «праздник», «ограда», «страна», «срам», «растение», «крест», «скверна», «хребет», «учебный», «лечебный», «душевный», «подземный», «телесный», «жертва», «небо», «пещера», «надежда», «невежда», «одежда», «пища», «жажда», «юг», «юный», «вечный», «брачный», «удачный» (несмотря на «ч»), «обнаруживают своею звуковою формой, что они заимствованы из церковной речи; сколько же могло перейти из нее таких слов, по звуковой стороне которых нельзя догадаться об их церковном происхождении; перечисленные слова пережили века в составе русского языка».
Многие научные термины в русском языке построены на основе древнегреческих и латинских слов. Также на лексический состав общерусского литературного языка некоторое влияние оказали и большие образованные языки Западной Европы, особенно французский, немецкий, а в последнее время и английский.
Противники русского единства, указывая на факт преобладания в общерусском литературном языке одного из великорусских говоров, заявляли, что этим нарушается принцип равноправия народностей и их наречий. «Но если встать на такую точку зрения, то все старые и новые литературные языки, особенно большие, следует признать посягательством на равноправность народностей и соответственных просторечий», — возражал профессор А.Будилович и приводил примеры того, что каждый литературный язык подчинял себе известное количество говоров или наречий.
Это выразилось, например, в польском языке, в господстве говоров малопольских над великопольскими и мазовецкими; в чешском — в господстве говора пражского над прочими чешскими и моравскими; в немецком — в господстве верхнесаксонского над многочисленными говорами верхненемецкими и нижненемецкими; во французском — в господстве ильдефрансского над прочими говорами; в испанском — в господстве кастильского; в итальянском — в господстве флорентийского и т.д.
«Представитель акающей группы, московский говор, тот, которым мы говорим, есть язык всей русской интеллигенции, не только по происхождению великорусской, но и малорусской, и белорусской, — писал А.И. Соболевский. — За интеллигенцией везде идет многочисленная полуинтеллигенция и смешанная народная масса больших городов и центров...» Поэтому как на великорусской, так и на малорусской территории говор, принятый в общерусском языке, часто с примесью особенностей местных говоров, получал среди городского населения широкое распространение. Крестьяне, приезжавшие в города на заработки, по торговым и хозяйственным делам, также старались подражать языку городских жителей.
Даже украинофилы, которые создавали украинский литературный язык и писали на нем свои сочинения, в семье предпочитали говорить по-русски. Как вспоминал украинский деятель и историк Д.Дорошенко: «...в нашей семье, хотя и было аж несколько «украинофилов», но привыкли говорить по-русски, только изредка примешивая украинские слова».
Принципиально иная ситуация была в Галиции, Буковине и Угорской Руси (Закарпатье), находившихся тогда в составе Австро-Венгрии. Общерусский литературный язык не принадлежал там к числу так называемых «краевых языков», допущенных к употреблению в сфере образования и администрации. Попытки галицко-русских депутатов австрийского парламента добиться от центральных властей признания за общерусским языком прав «краевого языка» неизменно отвергались, наталкиваясь на сопротивление местных галицких властей, представленных поляками. Власти позволяли галицким русинам пользоваться в официальной сфере только тем литературным языком, который разрабатывался галицкими украинофилами, официально именовался «рутенским» и лишь с очень большой натяжкой мог быть назван «украинским». Русский язык употреблялся в Галиции, Буковине и Угорской Руси только в неофициальном порядке сторонниками русского движения, которые, несмотря на преследования со стороны властей, сохраняли сознание общерусского национально-культурного единства.
К началу ХХ века у подавляющего большинства российских малороссов идея украинского сепаратизма не пользовалась успехом, но противники России как за ее границей, так и внутри страны всячески старались эту идею пропагандировать. Значительное внимание распространению среди малороссов украинского национального сознания уделил известный сионистский деятель, уроженец Одессы Владимир Жаботинский, опубликовавший с этой целью в 1910–1912 гг. ряд статей, в которых затрагивал и языковой вопрос.
Как учил В.Жаботинский, никакого единого русского народа, состоящего из великороссов, малороссов и белорусов нет, как нет и единой русской культуры и русского языка, — русский язык является «чистейшим великорусским».
Говоря о национальном и языковом единстве народа, В.Жаботинский подчеркивал, что определяющим здесь являются не формальные признаки, а сознание самого этого народа. «Испанский и итальянский языки имеют больше общего, чем итальянский язык и диалект Болоньи, но язык Болоньи называется диалектом итальянского языка — потому что таково национальное сознание жителей Болоньи: они чувствуют себя членами итальянской нации».
Правда, делая упор на самосознании народа, В.Жаботинский предусмотрительно обходил вопрос о национальном самосознании малороссов, заявляя: «В сам этот вопрос, считают или не считают себя малороссы частью русской нации, я углубляться не буду». Он понимал, что проповедуемая им идея национально-культурной отдельности малороссов от великороссов не имеет поддержки в народе, о чем он и писал с использованием характерной терминологии: «Край наш стал излюбленной ареной черносотенства... Депутаты юга — главная опора реакции...»
Признавая право на существование немецкой или итальянской нации, так же как и право на существование их общенациональных языков, невзирая на серьезные различия между местными диалектами у немцев или у итальянцев, русскому народу и русскому языку В.Жаботинский в таком праве отказывал, усиленно ратуя за развитие украинского национального движения.
Наставления Жаботинского не утратили своей актуальности и в наши дни, — сборник его статей издан в переводе на украинский язык. Переводчик и автор предисловия Израиль Клейнер указывает: «Можно смело утверждать, что этот цикл статей является беспрецедентным в мировой журналистике образцом длительной борьбы представителя одного народа за национальные права другого народа, — борьбы, которая приобрела масштаб целой кампании в прессе».
Таким образом, в начале ХХ века русский литературный язык не рассматривался на юге России в качестве языка иностранного. Малорусские говоры соотносились с общерусским языком не как языки разных стран, а как язык простого народа с языком людей образованных.
Что касается украинского литературного языка, то на процесс его формирования самое существенное влияние оказали политические обстоятельства. Стремление внести раскол в русский народ, посеять рознь между малороссами и великороссами, побудило противников России использовать с этой целью и языковой вопрос, что повлекло за собой ответные меры со стороны российского правительства, которое во время польского восстания 1863 г. ввело запрет на отдельные виды украинских публикаций.
Политическое украинофильство нашло благоприятную почву для своего развития в австрийской Галиции, где власти не были заинтересованы в укреплении у русинов общерусского национального сознания, а поэтому наложили запрет на официальное использование общерусского языка и постановили выработать для русинов особый литературный язык, как можно менее похожий на русский.
Это требование стало причиной непомерного насыщения создаваемого языка иностранными, преимущественно поль¬скими, словами, а также словами специально придуманными. Подобный метод образования литературного языка во второй половине XIX в. стал практиковаться и российскими украинофилами, что делало украинский литературный язык малопонятным для самих же малороссов, и не способствовало его распространению даже в то время, когда никаких ограничений для украинских публикаций уже не было, а для пропаганды политического украинофильства в России устраивались широкомасштабные кампании в прессе.
К началу ХХ в. украинский литературный язык находился еще в стадии разработки и не имел устоявшихся норм, о чем свидетельствуют заметные различия между языком галицких и российских украинофилов, а также языковые различия в произведениях отдельных авторов.
Революционные потрясения 1917 г. послужили началом нового этапа в истории как русского, так и украинского языка. Стремительная смена властей на Украине в 1917–1920 гг. не давала возможности для осуществления какой-либо последовательной языковой политики. Относительной стабильностью тогда отличался разве что период правления гетмана П.П. Скоропадского, но и эта стабильность сохранялась только благодаря присутствию на Украине немецких войск. В соответствии с требованиями немцев, которым надо было продемонстрировать, что они не оккупировали часть российской территории, а пришли как союзники в независимое и отдельное от России государство, гетман проводил свою политику под лозунгами самостоятельности и украинизации. Но впоследствии в своих «Воспоминаниях» П.П. Скоропадский писал:
«...Конечно самостоятельность, которой тогда приходилось строго придерживаться из-за немцев, твердо на этом стоявших, для меня никогда не была жизненна, но я думал, — да так бы оно и было — немцы изменили бы свою политику в сторону федерации Украины с Россией».
Гетман признавал право на существование в Украине двух параллельных культур — русской и украинской. Он не соглашался с радикальными украинскими деятелями, которые настаивали на полном и немедленном вытеснении русского языка:
«...У украинцев ужасная черта — нетерпимость и желание добиться всего сразу; в этом отношении меня не удивит, если они решительно провалятся. Кто желает все сразу, тот в конце концов ничего не получает. Мне постоянно приходилось говорить им об этом, но это для них неприемлемо. Например, с языком: они считают, что русский язык необходимо совершенно вытеснить».
Тогда же народ на Украине получил возможность близко познакомиться с представителями галицийского украинского направления, которые были воспитаны в духе крайней ненависти ко всему русскому. И тут отчетливо проявилась, по словам П.Скоропадского, «резкая грань между галицийской Украиной и нашей». «На самом деле это две различных страны. Вся культура, религия, мировоззрение жителей совершенно у них иные».
Привитые им в Австрии антироссийские взгляды галицкие украинофилы старались навязать народным массам на Украине, в чем П.Скоропадский видел главное препятствие для поднятия культурного уровня народа: «...мне было ясно, что главным препятствием для работы более культурных кругов являлось то шовинистическое галицийское украинское направление, которое нашей народной массе далеко не так нравилось, как об этом думали теперешние вожди украинства».
«...Это узкое украинство исключительно продукт привезенный нам из Галиции, культуру каковой целиком пересаживать нам не имеет никакого смысла: никаких данных на успех нет и является просто преступлением, так как там, собственно, и культуры нет.
Ведь галичане живут объедками от немецкого и польского стола. Уже один язык их ясно это отражает, где на пять слов 4 польского и немецкого происхождения. [...]
Великороссы и наши украинцы создали общими усилиями русскую науку, русскую литературу, музыку и художество, и отказываться от этого своего высокого и хорошего для того, чтобы взять то убожество, которое нам, украинцам, так наивно любезно предлагают галичане, просто смешно и немыслимо. Нельзя упрекнуть Шевченко, что он не любил Украины, но пусть мне галичане или кто-нибудь из наших украинских шовинистов скажет по совести, что, если бы он был теперь жив, отказался бы от русской культуры, от Пушкина, Гоголя и тому подобных и признал бы лишь галицийскую культуру; несомненно, что он, ни минуты не задумываясь, сказал бы, что он никогда от русской культуры отказаться не может и не желает, чтобы украинцы от нее отказались. Но одновременно с этим он бы работал над развитием своей собственной, украинской, если бы условия давали бы ему возможность это делать. Насколько я считаю необходимым, чтобы дети дома и в школе говорили на том же самом языке, на котором мать их учила, знали бы подробно историю своей Украины, ее географию, насколько я полагаю необходимым, чтобы украинцы работали над созданием своей собственной культуры, настолько же я считаю бессмысленным и гибельным для Украины оторваться от России, особенно в культурном отношении.
При существовании у нас и свободном развитии русской и украинской культуры мы можем расцвести, если же мы теперь откажемся от первой культуры, мы будем лишь подстилкой для других наций и никогда ничего великого создать не сумеем».
Отход с Украины немцев, потерпевших поражение в мировой войне, и поднятое против гетмана восстание, в котором активную роль сыграли галицкие Сечевые стрельцы, привели к падению гетманской державы и установлению власти Директории, возглавляемой С.Петлюрой и В.Винниченко.
После трех лет революционной смуты, в течение которых, к примеру, власть в Киеве по подсчетам одного из очевидцев менялась тринадцать раз, на Украине в конечном итоге установилось правление большевиков.
До революции большевики, как и другие политические силы, деятельность которых была направлена против русского государственного строя, старались использовать в своих целях национальный вопрос, — в частности, разделить русский народ — разобщить великороссов, малороссов (украинцев) и белорусов. Великороссов они объявляли господствующей, угнетающей нацией, а украинцев и белорусов причисляли к нациям угнетенным и обещали им после своего прихода к власти предоставить право самоопределения вплоть до отделения и образования самостоятельных государств.
На практике же национальная политика большевиков оказалась крайне противоречивой. Когда речь шла о свержении прежней власти, лозунг самоопределения наций вплоть до отделения был с точки зрения большевиков целесообразным, но когда потребовалось защищать свою собственную власть, перед ними со всей очевидностью встал вопрос о необходимости восстановления единства страны, что они фактически и сделали, собрав большую часть бывшей России под новым названием — СССР.
Однако замысел разрушения национально-культурного единства русского народа большевики последовательно провели в жизнь, пойдя путем, начертанным австро-польскими покровителями галицкого украинофильства и деятелями типа В.Жаботинского. Название «русские» они оставили только за великороссами, а украинцев и белорусов официально признали отдельными народами.
Соответствующему изменению подверглось и значение термина «русский язык». Понятие общерусского литературного языка было ликвидировано, а русский язык отождествлен с языком великороссов и объявлен отдельным от языков украинцев и белорусов. Чтобы и внешне подчеркнуть различие между этими языками, большевики осуществили реформу правописания, введя в украинском языке так называемое фонетическое правописание, подобное тому, что было введено австрийскими властями в школах Галиции в 1892 г., а также изменив и русское правописание.
Традиционное представление о русском народе и русском языке теперь оставалось только у галичан — сторонников русского единства. Несмотря на тяжелые потери, понесенные русским движением в результате репрессий, обрушившихся на него со стороны австрийских властей в период Первой мировой войны, русские галичане продолжили свою деятельность после распада Австро-Венгерской монархии, в условиях, когда Галичина оказалась под властью Польши.
В своей брошюре «Потуги разъединения и ослабления русского народа», вышедшей во Львове в 1924 г. вторым издание после конфискации, Г.С. Малец писал:
«В образовании русского литературного (книжного) языка, в создании всей русской культуры принимали участие все русские племена: малоруссы, великоруссы и белоруссы. Что до книжного языка, то можно сказать, что малоруссы положили для него основу, а великоруссы дали ему свой выговор. И потому неверно и смешно, если нам кто-то говорит, что тот язык не есть нашим (малоруссов), что это московский, или российский язык. Нет это не верно! Он есть общерусским литературным языком, так же московским, как киевским и львовским».
Говоря о старом, этимологическом правописании, автор отмечал, что оно «и есть одним из тех признаков, который указывает более наглядно на единство общерусского языка для всех русских племен, и удерживает это единство. Фонетика же вводит уже различия в способе писания и потому-то именно фонетика и была насильственно заведена Австрией в галицких школах, чтобы нас разделить и затруднить нам галичанам доступ к богатой общерусской культуре. Потому-то и теперешняя Польша не допускает русских школ и не признает у себя прав гражданства для общерусского литературного языка, и проводит дальше политику старой Австрии».
«А почему же мы русины должны отрекаться от своей старины, своей истории, своего названия, своего национального единства, своего уже столетиями выработанного книжного языка и всей нашей культуры?! Почему одно русское племя должно отрекаться от другого, заводить взаимные споры и ненавидеть себя взаимно?!
Только одно ослепление, только неразумие могут вести нас к тому, на несчастие и погибель себе, а на радость нашим врагам!»
В то же время в СССР в 1926 г. Дмитрий Лихачев, будущий академик, а тогда двадцатилетний студент, был отправлен в лагерь на Соловецкие острова за написание научной работы под названием «О некоторых преимуществах старой русской орфографии». XII съезд РКП (б) в апреле 1923 г. провозгласил так называемую политику «коренизации», украинская разновидность которой получила название украинизации. Компартию Украины тогда же возглавил Эммануил Квиринг, но в 1925 г. он был смещен со своего поста за недостаточно активное осуществление украинизации. Его сменил другой, более активный украинизатор — Лазарь Каганович, который решительно повел украинизацию в свойственной ему манере, с участием карательных органов и специально создаваемых «троек» по украинизации. Служащие, которые не желали или не успевали украинизироваться, подвергались административным взысканиям, увольнению с работы, привлекались к уголовной ответственности.
Но политика вытеснения русского языка из административной сферы входила в противоречие с общегосударственными интересами, в особенности в то время, когда страна приступила к индустриализации и созданию единого хозяйственного комплекса. Перегибы в деле украинизации были устранены, но поддержку украинской культуре и украинскому языку советская власть продолжала оказывать.
Современный литературный украинский язык был фактически сформирован в советский период, когда были установлены определенные языковые нормы и прекращен разброд, царивший ранее в языке сочинений отдельных украинских авторов; также были отсеяны многие полонизмы и неудобопонятные изделия украинофильской языковой кузницы.
Украинский язык был введен в средних и высших учебных заведениях. Украинская литература пополнилась произведениями украинских советских писателей и поэтов.
Если до революции вопрос о том, являлась ли малорусская речь в конце XIX — начале ХХ столетия особым языком или наречием русского языка, еще был предметом дискуссий, то при советской власти историю скорректировали и постановили, что самостоятельные языки: русский, украинский и белорусский образовались в XIV–XV веках.
Однако на практике русский язык продолжал сохранять и в советской Украине свою прежнюю роль языка образованных людей, языка городского. Развернувшийся процесс индустриализации и вызванная им потребность в специалистах обусловили приток в города сельских жителей, которые попадали там в русскую языковую среду, а, получая образование, также приобщались к русскому языку — ведь на русском языке было накоплено огромное количество книг, как собственно русских, так и переводных, по всем отраслям знаний.
Даже в Галичине в 1927 г. А.Каминский советовал галичанам изучать русский язык не потому, что украинский язык хуже общерусского, «а потому, что в 50, а может быть в 500 раз меньше на нем написано и во много раз меньше культурных людей его употребляют».
Необходимость поддержания производственных и научных связей в такой многонациональной стране, как СССР объективно требовала от специалистов владения единым языком, которым естественно оставался русский язык. Увеличение численности городского населения за счет сельского закономерно вело к расширению сферы функционирования русского языка, который при этом не рассматривался украинцами в качестве языка иностранного, хотя формально, в соответствии с введенной большевиками трактовкой, считался теперь языком другого народа.
Установленные большевиками толкования понятий «русский народ» и «русский язык» были принесены советской властью и в Галичину после ее объединения в 1939 г. с советской Украиной. Пришедшие в Галичину коммунисты закрыли существовавшие там галицко-русские организации, а тех галичан, которые продолжали считать себя русскими в прежнем значении этого слова, принудительно записали украинцами.
Конечно, коммунисты закрыли и галицко-украинские организации, но окончательно внедрив в сознание местных жителей мысль, что галичане принадлежат к украинскому народу, совершенно отдельному от народа русского, что русский язык это язык другого народа, они тем самым успешно завершили работу, начатую в XIX веке галицкими украинофилами по инициативе австро-польских властей, и полностью искоренили в сознании галичан идею русского национально-культурного единства.
Послевоенное восстановление, развитие промышленности, включение Галичины, Буковины и Закарпатья в общесоюзный народно-хозяйственный комплекс привело к распространению в этом регионе русского языка, но уже не как языка общерусского, признаваемого ранее и местными жителями — русинами — своим литературным языком, а языка инонационального. Поскольку все русины теперь стали украинцами, то формально такое распространение русского языка вполне могло быть названо русификацией украинцев. Так коммунисты, решительно отвергавшие украинский национализм, создали украинским националистам прекрасную почву для антирусской пропаганды, и в частности для тех нападок на русский язык, с которыми мы столкнулись в годы так называемой «перестройки» и которые не прекращаются до сих пор.
За десятилетия власти коммунистов в сознании советских граждан — как украинцев, так и русских, было прочно закреплено, что мы принадлежим к разным народам и, следовательно, русский язык по определению не может быть родным для украинцев. Поэтому когда с распадом Советского Союза коммунистические идеологи в одночасье превратились в националистических, им оставалось только довести уже готовую идею до абсурда — объявить русский язык иностранным и потребовать его изгнания с Украины. Живущие на Украине русские теперь представлялись в лучшем случае нацменьшинством, в худшем — оккупантами, а говорящие по-русски украинцы — заблудшими овцами, отбившимися от стада и подлежащими принудительному туда возвращению.
Если же, отбросив доведенные до абсурда отдельные постулаты коммунистической доктрины, которая в данном случае обнаруживает поразительное сходство с теориями политического украинофильства и выросшего из него украинского национализма, мы обратимся к нашей досоветской истории, то увидим, что русский язык предстанет перед нами языком общерусским, в равной степени родным как для образованных великороссов, так и для украинцев.
Лет десять назад, в конце 80-х — начале 90-х годов слова об «украинском национальном возрождении», которое непременно наступит после распада Советского Союза, не сходили со страниц украинской прессы. Когда же распад стал свершившимся фактом, недавняя эйфория довольно быстро сменилась разочарованием, а затем даже зазвучали жалобы на усиливающуюся «русификацию».
Конечно, в этих жалобах присутствует изрядная доля притворства и демагогии, особенно когда они исходят из западного региона Украины, где несомненно есть меньше всего оснований намекать на русификацию. Однако следует признать, что такого «возрождения», как оно рисовалось в воображении некоторых, не отягощенных знаниями истории и не склонных к логическому мышлению, людей, именующих себя «национально-свидомыми», действительно не произошло.
Само слово «возрождение» по своему смыслу означает возобновление, подъем чего-либо после периода упадка и разрушения. Если предположить, что советский период истории с украинской точки зрения был периодом упадка и разрушения, то при ликвидации советской системы речь могла идти о возрождении лишь того, что реально существовало в досоветские времена.
Очевидно, что семь десятилетий советской власти не могли пройти бесследно и буквальный возврат к прошлому был абсолютно невозможен. В свое время П.Скоропадский писал: «...Большевизм, уничтоживши всякую культуру, превратил бы нашу чудную страну в высохшую равнину, где со временем уселся бы капитализм, но какой!.. Не тот слабый и мягкотелый, который тлел у нас до сих пор, а всесильный Бог, в ногах которого будет валяться и пресмыкаться тот же народ».
Если с первой частью этого высказывания можно спорить, то в отношении характеристики капитализма, усевшегося у нас благодаря компартийным перерожденцам, полагаю, возражений не будет.
Но кое-что из времен послереволюционной украинской «державности» возродилось практически буквально. Например:
«Здесь есть одна черта, но это уже касается многих деятелей — беспринципность, полное отсутствие благородства. Жаловались, что при старом режиме было воровство, но нельзя себе представить, во сколько раз оно увеличилось теперь, за время революции».
Или вот это:
«Кроме того было еще одно ужасное зло: всякий негодяй, задрапировавшись в тогу украинства, считал себя забронированным».
А как нагляднее всего можно было продемонстрировать свое «украинство»? Естественно, выступая против русских и русского языка.
Так что говорить о полном отсутствии в нашей современной жизни проявлений украинского возрождения было бы несправедливо.
Коммунисты, опираясь на мощный пропагандистский и репрессивный аппарат, старались унифицировать сознание всех советских граждан. Однако, несмотря на проделанную в этом направлении работу, после падения советской власти снова возродились особенности, ранее отличавшие российскую Украину и австрийскую Галицию.
В Галичине возродились антирусские настроения, которые усиленно культивировались там австрийцами и поляками. Галичане пытаются эти настроения, в том числе и неприязнь к русскому языку, навязать на территории бывшей российской Украины, но не находят здесь поддержки у населения. И это тоже результат возрождения, потому что, говоря словами П.Скоропадского, «наш украинец» по-прежнему остается украинцем «русским», в отличие от «галицийских» украинцев.
П.Скоропадский также отмечал: «Галичане же хотели представить Антанте картину якобы единой Украины, которая вся крайне враждебна к идее России, причем в этой Украине главную роль играли бы сами галичане. Наш народ этого не захочет никогда». Если в эту фразу вместо слова «Антанта» подставить «НАТО» или «Евросоюз», совпадение с современностью будет полным.
Противники русского народа недовольны чрезмерным, по их мнению, сходством уже нынешнего украинского литературного языка с русским языком и, подобно украинофилам позапрошлого века, снова стараются наполнять украинский язык иностранными заимствованиями и выдуманными словами, чтобы отдалить его от русского.
В передачах киевского телевидения можно услышать вместо, видимо, недостаточно украинского «поки що» (пока) польское «на разі»; вместо украинского «звичайний, середній» (обычный, средний) звучит имеющее польское происхождение слово «пересічний»; слово «поїзд» заменяется искаженным польским «потяг»; телефонная трубка превращается в польскую «слухавку» и т.п.
Опять возрождается словесный разброд в языке отдельных авторов, которые «куют» новые «украинские» слова кто во что горазд. К примеру, вместо слова «пилосос», явно напоминающего русское «пылесос», можно встретить то «пилосмок», то «порохотяг», а в другом месте обнаруживаешь слово «теплотяг», которое, однако, означает не «теплосос», а «тепловоз».
На правительственном уровне разрабатываются проекты реформы правописания, преследующие ту же цель максимального отмежевания украинского языка от русского.
Следует подчеркнуть, что эти нововведения появляются в украинском языке не потому, что так говорит народ. Сейчас на Украине нет польской языковой среды, в отличие от тех времен, когда юго-западная Русь находилась под властью Польши и полонизмы проникали в язык местного русского населения естественным путем. Не в народе берутся эти слова и не народ выступает с инициативами реформы правописания, а власти и политические силы антирусской ориентации.
Все это в свою очередь возрождает ситуацию, когда подвергаемый такой обработке украинский язык становится менее понятным не только для русских, но и для украинцев. Та популярность, которой пользуется русский язык в современной Украине и которая вызывает злобу и раздражение в антирусских кругах, также не случайна, а обусловлена исторически.
Конечно, писаную историю можно как угодно переврать и нагородить массу всевозможных небылиц. При этом всегда найдутся люди, готовые поверить в любую чушь, сколь бы несусветной она ни была. Например, можно, обнаруживая отдельные элементы южно-русских говоров в языке Древней Руси, делать вывод, что уже тогда существовал украинский язык (не в редакции ли языка Грушевского?); или, исходя из неоспоримого факта принадлежности славянских языков к индо-европейской языковой семье, перевернуть всё с ног на голову и заявить, что украинский язык древнее санскрита.
Но невозможно спрятаться от своего прошлого и обмануть подлинную историю, которая все равно проявит себя в реальной жизни. В этом вполне могли убедиться те, кто еще недавно тешил себя мыслью, что достаточно с петлюровским радикализмом сменить вывески и объявить русский язык иностранным, как от него тут же и след простынет, а ныне с удрученным видом жалуются на «русификацию».
В современной Украине, где по-русски говорит половина населения, русский язык сохраняет свою роль и значение вопреки желанию властей потому, что имеет для этого исторические основания, несравненно более прочные и глубокие, чем те уродливые порождения австро-польской языковой политики, которые после падения советской власти всплыли на поверхность в Галичине и которые нынешняя власть пытается навязать всей Украине.
Понятно, почему правители Украины так настойчиво стремятся избавиться от русского языка: они выполняют заказ влиятельных политических сил, не заинтересованных в возрождении былого единства великороссов, украинцев и белорусов — русского единства в традиционном значении этих слов. В борьбе против русского языка на Украине проявляются все те же потуги разъединения и ослабления русского народа, которые издавна предпринимались нашими противниками. К настоящему времени они добились в этом деле немалых успехов, однако окончательное решение вопроса все еще не достигнуто, вот и продолжают тужиться дальше.
Согласно геополитической концепции Соединенных Штатов, на постсоветском пространстве Украине отводится роль соперника России. Поэтому с позиций обеспечения глобальной гегемонии Америки культурно-языковая общность Украины и России рассматривается как нежелательный фактор, который требуется устранить.
Для прикрытия истинных целей политики вытеснения русского языка украинские идеологи предлагают набор псевдоисторических сказок, рассчитанных на то, что большинство людей, прошедших процедуру сначала коммунистической, а затем национал-«демократической» промывки мозгов, просто не знают своей истории; либо ссылаются на примеры других стран, причем только тех, где название единственного государственного языка совпадает с названием страны: вот, мол, во Франции язык французский, значит, в Украине должен быть украинский. Следуя такой логике, в Австрии, к примеру, должен быть язык австрийский. Очевидно, находясь в здравом уме, нельзя принять подобные доводы в качестве серьезных аргументов.
Правда, нам еще заявляют с крайне озабоченным видом, что если самым решительным образом не изгнать русский язык из Украины, то украинскому языку грозит неминуемое исчезновение. Однако какой бы ни была технология создания украинского литературного языка, сегодня он реально существует, и неужели рьяные его защитники до такой степени не уверены в жизненной силе украинского языка, что допускают возможность его исчезновения в условиях Украинской державы лишь потому, что рядом с ним на равных будет существовать русский язык? Неужели полторы сотни лет совместной работы галицких и российских украинофилов с коммунистами впридачу так и не смогли сделать украинский литературный язык жизнеспособным?
Такого рода аргументация привлекательности украинскому языку не прибавляет, как и административный произвол ретивых украинизаторов, грубо попирающих демократические нормы общественного развития, о своей приверженности которым неустанно твердят нынешние властители Украины.
Да, враждебные нам силы не прекращают работу, направленную на разрушение национально-культурного единства Руси, но как русские, так и украинцы, помнящие о своих исторических корнях, несмотря на чиновничье-бюрократический нажим и кликушеские вопли русофобов, не должны идти у них на поводу и отказываться от русского языка и русской культуры только ради того, чтобы, потворствуя замыслам наших противников, стать подстилкой для других наций.
(1 октября 2009 г.)
Впервые опубликовано в журнале «Имперское возрождение», № 2/2009
