Февраль 1917 г.
Горят жандармские архивы,
Как погребальные костры,
Малюют террористам ксивы
Три инозванные сестры.
Нет ни законов, ни присяги,
Лишь стрёкот лозунгов пустых,
Ложится на листы бумаги
Чернилом кровь городовых.
Престол оклеветав российский,
Страной торгующая гнусь
Поношенный колпак фригийский
Надела на Святую Русь.
Бог ничего для них не значит,
Свинцом развенчаны орлы,
И впереди уже маячат
«Авроры» чёрные стволы.
Осень. Питер. Исаакий.
Осень. Питер. Исаакий.
Небо лижет купола,
Крепнет в жёлтом полумраке
Троеперстье у чела.
Между именем и словом
В вышине парят кресты,
Млеют в воздухе кленовом
Бесконечные мосты.
А вокруг - в огней заливах -
Тонут отголоски дня,
Медный Пётр терпеливо
Шпорит грозного коня.
Из сенатского партера
Смотрят гении в тиши,
Бродит в окнах «Англетера»
Тень есенинской души.
Листья сыплются устало
В задремавшую Неву;
Мне дорога нашептала,
Что я вечно здесь живу...
********
Я проклинаю век безбожный
За страх пред смертью и судьбой:
Как отвратительно ничтожен
Твой с небом спорящий «герой»!
Без высшего предназначенья,
Без устремленья в вечный мир,
Он - лишь пустое развлеченье,
Похмельем лет венчанный пир.
Успеть догнать, чтобы забыться
Успеть продать, чтоб вновь купить,
Всю жизнь на молодость молиться,
Чтоб старость в муках проводить...
В нём нет надежд на продолженье
Сплошная «суета сует»,
Одно лишь служит утешеньем:
Хоть мы в нём есть, его в нас нет.
Штрафники
Нам не оставили последнего патрона
И завязали приговорами глаза:
Шла напролом тюремная колонна,
Собою подпирая небеса.
Нас не считали, редко хоронили,
Статьями заменяя имена,
Но мы собою жизни заслонили
Тех, кем гордится в праздники страна.
Среди нас было много разной швали,
Не меньше было верных и святых:
Мы все по-разному в том пекле умирали,
Но Бог нас забирал без понятых.
Судить не вправе нас никто из смертных,
И пусть мы не упрятаны в гранит,
Но наши имена разносят ветры
Над той землёй, что нашу кровь хранит.
Памяти Константина Васильева
Над Васильево опять идут дожди:
Всё, как прежде, и как будто бы впервые...
Сосны грозные - лесных столиц вожди -
Охраняют душу девичью России.
По намокшим, скользким клавишам берёз
Озорных ветров опять гуляют пальцы,
И с дубов резных стекают капли слёз
Небесами ставших праведных страдальцев.
Спит под вещим мхом седая старина,
Растворяя свет былинный в сладких россах,
И заката отражает чуть стена
Константина вольный дух Великоросса.
Мёртвотравье
Мёртвотравия жёлтая тень
На поляны легла и луга,
Одолела осенняя лень,
На промокших осев сапогах.
Под иголок колючим ковром
Притаились грибные посты,
И любви безымянным тавром
Раскраснелись рябины кусты.
Без обиды на прожитый год
Я топчу, словно листья, мечты,
И молитвы мне ветер поёт
В час успенья былой красоты.
На твёрдой почве
Для одних земля - нажива,
Для других - родная мать;
Если верой сердце живо,
Мать не сможешь ты предать.
Не родит земля без света,
Без тепла и без воды,
Для одних земля - планета,
Для других - юдоль мечты.
В зной и стужу, днём и ночью,
Где б ты ни был, где б ни жил,
Стой всегда на твёрдой почве,
Стой, пока хватает сил!
Срок придёт, померкнут вёсны,
С высшим встретишься судьёй:
Станешь - рано или поздно -
Ты тогда и сам землёй.
Опричник
Я шёл за правдою к царю -
Меня опричники схватили,
И на потеху главарю
Башкою пёсьей наградили.
Да рядом бросили метлу,
Чтоб выгрызал и мёл измену:
Их приторочил я к седлу,
И жизнь обрела вдруг цену.
А правды стало много так,
Что от неё хрустели скулы, -
Я разум погрузил во мрак,
Чтоб сердце-трус не обмануло.
Сам царь мне больше не указ,
Хоть я его холоп обельный:
На растерзанье пусть отдаст,
Но я не встану на колени.
Судьбой повергнутый опричь
Известных правил и законов,
Я веру обращаю в бич,
За исповедь считая стоны.
..................................
Вот только чудится порой,
Что горло мне прожгла просфора,
И бьётся прямо подо мной
Глава святого Христофора.
Горят жандармские архивы,
Как погребальные костры,
Малюют террористам ксивы
Три инозванные сестры.
Нет ни законов, ни присяги,
Лишь стрёкот лозунгов пустых,
Ложится на листы бумаги
Чернилом кровь городовых.
Престол оклеветав российский,
Страной торгующая гнусь
Поношенный колпак фригийский
Надела на Святую Русь.
Бог ничего для них не значит,
Свинцом развенчаны орлы,
И впереди уже маячат
«Авроры» чёрные стволы.
Осень. Питер. Исаакий.
Осень. Питер. Исаакий.
Небо лижет купола,
Крепнет в жёлтом полумраке
Троеперстье у чела.
Между именем и словом
В вышине парят кресты,
Млеют в воздухе кленовом
Бесконечные мосты.
А вокруг - в огней заливах -
Тонут отголоски дня,
Медный Пётр терпеливо
Шпорит грозного коня.
Из сенатского партера
Смотрят гении в тиши,
Бродит в окнах «Англетера»
Тень есенинской души.
Листья сыплются устало
В задремавшую Неву;
Мне дорога нашептала,
Что я вечно здесь живу...
********
Я проклинаю век безбожный
За страх пред смертью и судьбой:
Как отвратительно ничтожен
Твой с небом спорящий «герой»!
Без высшего предназначенья,
Без устремленья в вечный мир,
Он - лишь пустое развлеченье,
Похмельем лет венчанный пир.
Успеть догнать, чтобы забыться
Успеть продать, чтоб вновь купить,
Всю жизнь на молодость молиться,
Чтоб старость в муках проводить...
В нём нет надежд на продолженье
Сплошная «суета сует»,
Одно лишь служит утешеньем:
Хоть мы в нём есть, его в нас нет.
Штрафники
Нам не оставили последнего патрона
И завязали приговорами глаза:
Шла напролом тюремная колонна,
Собою подпирая небеса.
Нас не считали, редко хоронили,
Статьями заменяя имена,
Но мы собою жизни заслонили
Тех, кем гордится в праздники страна.
Среди нас было много разной швали,
Не меньше было верных и святых:
Мы все по-разному в том пекле умирали,
Но Бог нас забирал без понятых.
Судить не вправе нас никто из смертных,
И пусть мы не упрятаны в гранит,
Но наши имена разносят ветры
Над той землёй, что нашу кровь хранит.
Памяти Константина Васильева
Над Васильево опять идут дожди:
Всё, как прежде, и как будто бы впервые...
Сосны грозные - лесных столиц вожди -
Охраняют душу девичью России.
По намокшим, скользким клавишам берёз
Озорных ветров опять гуляют пальцы,
И с дубов резных стекают капли слёз
Небесами ставших праведных страдальцев.
Спит под вещим мхом седая старина,
Растворяя свет былинный в сладких россах,
И заката отражает чуть стена
Константина вольный дух Великоросса.
Мёртвотравье
Мёртвотравия жёлтая тень
На поляны легла и луга,
Одолела осенняя лень,
На промокших осев сапогах.
Под иголок колючим ковром
Притаились грибные посты,
И любви безымянным тавром
Раскраснелись рябины кусты.
Без обиды на прожитый год
Я топчу, словно листья, мечты,
И молитвы мне ветер поёт
В час успенья былой красоты.
На твёрдой почве
Для одних земля - нажива,
Для других - родная мать;
Если верой сердце живо,
Мать не сможешь ты предать.
Не родит земля без света,
Без тепла и без воды,
Для одних земля - планета,
Для других - юдоль мечты.
В зной и стужу, днём и ночью,
Где б ты ни был, где б ни жил,
Стой всегда на твёрдой почве,
Стой, пока хватает сил!
Срок придёт, померкнут вёсны,
С высшим встретишься судьёй:
Станешь - рано или поздно -
Ты тогда и сам землёй.
Опричник
Я шёл за правдою к царю -
Меня опричники схватили,
И на потеху главарю
Башкою пёсьей наградили.
Да рядом бросили метлу,
Чтоб выгрызал и мёл измену:
Их приторочил я к седлу,
И жизнь обрела вдруг цену.
А правды стало много так,
Что от неё хрустели скулы, -
Я разум погрузил во мрак,
Чтоб сердце-трус не обмануло.
Сам царь мне больше не указ,
Хоть я его холоп обельный:
На растерзанье пусть отдаст,
Но я не встану на колени.
Судьбой повергнутый опричь
Известных правил и законов,
Я веру обращаю в бич,
За исповедь считая стоны.
..................................
Вот только чудится порой,
Что горло мне прожгла просфора,
И бьётся прямо подо мной
Глава святого Христофора.
