26 мая в Санкт-Петербурге в Таврическом дворце открылась научно-практическая конференция, посвященная актуальным проблемам строительства и развития Союзного государства России и Белоруссии.
Похоже, что к списку извечных русских вопросов «Что делать?» и «Кто виноват?» добавился еще один: «Кто мы?» Очевидно, что от ответа на этот вопрос во многом будет зависеть и успех строительства Союзного государства России и Беларуси. Однако пока государства, образовавшиеся на постсоветском пространстве, предоставляют возможность своим гражданам самостоятельно заняться решением этого вопроса, Русская Православная Церковь напоминает о том, что ее ответ на этот вопрос не изменился с момента Крещения Руси.
Вопрос собственной идентичности беспокоит сейчас очень многих - особенно тех, кто оказался за границами России, кто живет в смешанных браках, у кого члены семей исповедуют разную веру. Да и что греха таить - если даже мы спросим у людей где-нибудь в Нижнем Новгороде, что значит для них быть русскими, или у жителей Гомеля, что значит для них быть белорусами, боюсь, далеко не всегда мы получим вразумительный ответ.
Немалые сложности с определением идентичности во многом обусловлены идеологическим наследием советского прошлого и порожденными им стереотипами, прочно засевшими в головах многих наших соотечественников и граждан государств, возникших на постсоветском пространстве.
Исторически нации формировались под непосредственным и сильнейшим влиянием религиозного фактора, что является совершенно очевидным фактом. Как известно, подданные Российской империи идентифицировались именно по религиозному признаку, при переписи населения в соответствующей графе писали: «православный», «магометанин», «иудей», «язычник» и т. д. Национальная идентичность была теснейшим образом связана с духовной, определялась ею и представляла собой, по сути, второй уровень идентификации. Отражением этого принципа является широко распространенное определение, приписываемое Достоевскому: «русский значит православный».
В Советском Союзе, что интересно, двухуровневый принцип идентификации остался, только вместо идентификации по духовному признаку появилась идентификация по идеологическому признаку. В соответствии с принципом права наций на самоопределение, в основу идентификации личности был положен национальный принцип - национальность определялось как принадлежность к определенному этносу. При этом считалось, что граждане Советского Союза вне зависимости от своего национального происхождения образуют единый советский народ.
В основе советской идеологии лежала мифологема, согласно которой государство Советский Союз было создано «волей народов», образовавших единый советский народ для построения светлого будущего. Как только полная несостоятельность данной идеологической конструкции стала очевидной большинству граждан страны (а произошло это приблизительно в середине 1980-х гг.), Советское государство было обречено на распад и уже фактически не имело шансов выжить.
Ленинская национальная политика сыграла роль мины замедленного действия, которая спустя десятилетия, в момент распада Советского Союза взорвалась с огромной силой, породив множество межнациональных конфликтов. Огромное пространство Советской империи разошлось по швам - искусственно и часто произвольно созданным границам, которые в свое время перерезали некогда единую и неделимую Россию.
На Западе еще раньше пошли по пути отказа от идентификации по духовному признаку. С укоренением в политической практике западных стран принципа государства-нации понятие национальность (nationality - англ., nationalität - нем., nationalite - фран.) стало отождествляться с гражданством, то есть американцем, немцем или французом сейчас с полным правом может себя считать обладатель соответствующего паспорта.
Современный французский писатель Андре Гржебин по этому поводу говорит следующее: «Вы можете быть во Франции католиком, протестантом, мусульманином, иудеем или коммунистом, но государство вас признает только как француза... Многие говорят, что у нас больше нет ценностей. Слепцы! Наша ценность в том и состоит, что у нас нет ценностей!» К сожалению, господин Гржебин не уточняет, чем в таком случае отличается современный француз от немца, американца, англичанина или... россиянина.
В современных России и Беларуси, как и большинстве постсоветских республик, советское определение (национальность = этническая принадлежность) наложилось на западное (национальность = гражданство).
Возможно, в унитарных государствах эта проблема не ощущается так остро, но в России, которая является федеративным государством, это привело к значительной путанице. С одной стороны, из российских паспортов исчезла графа «национальность» - это было сделано еще в начале 1990-х гг., когда советские паспорта меняли на российские, с другой - в составе Российской Федерации остался целый ряд национальных республик и округов.
Все это в результате привело к смешению понятий и, очевидно, не пошло на пользу простым гражданам, которые в большинстве своем, сталкиваясь с проблемой идентичности, оказываются зачастую в полном замешательстве - например, когда встает вопрос о том, в какой религиозной традиции воспитывать детей в смешанных браках.
Русский язык - это зеркало народной души - с присущей ему чуткостью уловил особенности отличий между пониманием национальности как гражданства и как этнического происхождения, и тут же отреагировал соответствующим образом: обладатель российского паспорта стал с легкой руки первого президента России именоваться россиянином, относящий себя к русскому этносу - русским.
При этом очевидно, что ни советское, ни западное определение не отвечает национальным интересам России и Беларуси и противоречит традиционной позиции Русской Церкви по данному вопросу. Кризис идентичности уже неоднократно приводил и, очевидно, будет и в дальнейшем приводить к всевозможным политическим кризисам, вызванным противоречиями на национальной почве: достаточно вспомнить недавний грузино-осетинский конфликт. Чтобы по возможности преодолеть этот кризис, необходимо вспомнить о том, что в Православной Церкви испокон веков при определении национальности на первом месте находилась не этническая, а духовная составляющая, то есть принципиально важным всегда было не этническое происхождение человека, а осознание им своей принадлежности к определенной национальной духовной традиции - греческой, арабской, русской, румынской, грузинской и т.д. Очевидно, что когда мы говорим о Русской Церкви, то употребляем слово «русский» именно в таком значении.
Таким образом, напоминая обществу именно о таком понимании национального начала, Церковь совершенно не ставит вопрос о формировании некоей новой идентичности, а говорит о возвращении к старому, но отнюдь не устаревшему пониманию данного вопроса в церковной традиции.
Как и тысячу лет назад, Церковь сегодня свидетельствует о том, что русский - это православный, принадлежащий к русской духовной традиции. В этом смысле русскими с полным правом могут считать себя не только белорусы и украинцы, но и чуваши, евреи, татары и даже англичане, немцы и французы.
Именно те люди, которые идентифицируют себя по принадлежности к русской духовной традиции - а не только граждане Российской Федерации, и составляют Русский мир, который представляет собой поистине глобальную надгосударственную и надэтническую общность. Глобальность Русского мира, очевидно, определяется вселенским характером Православия, лежащего в основе мировоззрения тех, кто осознает себя частью Русского мира.
В отличие от Церкви, возвещающей людям благую весть о неотмирном царстве Христовом, у Русского мира есть вполне земные задачи: экономические, политические, культурные, научные и многие другие. По мысли известного современного философа Александра Казина, если Русская Церковь составляет ядро Русской цивилизации, ее духовную основу, то Русский мир - это своего рода оболочка Русской цивилизации, совокупность ее проявлений во внешнем, земном мире - ее ценности, культура, государственность, наука, технологии и т.д.
Вопрос о духовной и национальной идентичности личности имеет прямое отношение к миссии Церкви в мире. В собственном смысле слова миссия - это послание, благая весть о спасении мира Иисусом Христом, Евангелие Христово, то, ради чего, собственно, и существует Церковь. Очевидно, что миссия Церкви тесно связана с ее вселенским характером, поскольку ее благовестие обращено ко всему человечеству, но многих в этой связи беспокоит вопрос: не вступает ли национальный характер той или иной поместной Церкви в противоречие с ее вселенским предназначением?
Вот что по этому вопросу говорят «Основы социальной концепции»: «Вселенский характер Церкви не означает того, чтобы христиане не имели права на национальную самобытность, национальное самовыражение. Напротив, Церковь соединяет в себе вселенское начало с национальным. Так, Православная Церковь, будучи вселенской, состоит из множества Автокефальных Поместных Церквей. Православные христиане, сознавая себя гражданами небесного отечества, не должны забывать и о своей земной родине. Апостол Павел, в своих посланиях учивший о наднациональном характере Церкви Христовой, не забывал о том, что по рождению он - Еврей от Евреев (Фил. 3. 5), а по гражданству - римлянин (Деян. 22. 25-29)».
Какой практический вывод можно сделать из этого положения? - Очевидно, что любая миссия ведется в рамках национальной духовной традиции. Иными словами, каждый, кто принимает крещение, приобщается к Вселенской Церкви, становясь чадом какой-либо Поместной Церкви, и возрастает в вере и христианской жизни, находясь в лоне конкретной духовной традиции.
На фоне вызовов глобализации с ее стремлением создать по общему шаблону единого всечеловека без пола и национальности назрела необходимость самым серьезным образом осознать первостепенное значение духовного и ценностного начала в формировании личности и нации.
Это выдвигает в области богословия на первое место вопросы антропологии - учения Церкви о человеке. Если век ХХ прошел под знаком экклезиологии, что позволило во многом развить учение о Церкви, ее существе и границах, то в ХХI веке, очевидно, в центре богословского дискурса будут находиться проблемы антропологии. Только развивая антропологическую проблематику в подлинно святоотеческом ключе, можно будет преодолеть как крайности нацизма, так и крайности глобализма, тем самым давая личности и нациям возможность полноценного раскрытия дарований, заложенных в них Творцом.
Священное Писание открывает нам, что в конце времен решающее значение для судеб мира будет иметь противоборство двух народов, составляющих соответственно два царства: восстанет народ на народ и царство на царство (Мф. 24, 7).
Очевидно, что при этническом многообразии человечества, речь в данном случае может идти только о народах, сформированных по принципу духовной идентичности. Очевидно, что под первым народом понимаются последователи Христа, о которых апостол Петр говорил: вы - род избранный, царственное священство, народ святой, люди, взятые в удел, дабы возвещать совершенства Призвавшего вас из тьмы в чудный Свой свет; некогда не народ, а ныне народ Божий (1 Петр. 2, 9-10). Другой народ - это антипод рода христианского: люди, поклонившиеся Антихристу.
Появление, развитие, роль в мировой истории, наконец, исчезновение с арены мировой истории каждого народа - это тайна Божественного Промысла, но при этом очевидно, что каждому народу уготована Господом особая миссия. Эта миссия, несомненно, уготована и народам, сформированным Русским миром и одновременно его формирующим, народам, которые хранят и несут во внешний мир идеалы и ценности русской духовной традиции.
В чем заключаются особенности этой миссии, каковы способы ее осуществления - это еще предстоит обсуждать, определять, формулировать, вести по этому поводу многочисленные дискуссии. Очевидно только то, что миссия Русского мира неразрывно связана с судьбами Православия. Однако конкретная задача Русского мира на данном историческом этапе, очевидно, заключается в том, чтобы вернуть в сознание людей, потенциально принадлежащих к нему в силу своего происхождения, понимание необходимости обретения своей духовной идентичности. Только благодаря этому мы сумеем ответить себе на вопрос: кто мы?
Игумен Евфимий (Моисеев), Московская духовная академия
Санкт-Петербург, 26 мая 2010 г.