Первый православный храм в Клайпеде

Во время Семилетней войны русская армия заняла Восточную Пруссию, на территории которой была установлена российская гражданская администрация. Фактически Восточная Пруссия стала новой российской губернией. В Кенигсберге находился российский губернатор, население провинции принесло присягу на верность российскому правительству. В Кенигсберге даже чеканилась российская монета. В Восточной Пруссии были созданы, освящены и действовали до 1762 года три православных храма. Одним из них был Свято-Преображенский храм в городе Мемель (сегодня - город Клайпеда Литовской Республики). История его появления такова.

В каждом полке русской армии была своя полковая церковь. Для военнослужащих проводились богослужения, совершались необходимые требы. Однако после установления в Восточной Пруссии российской гражданской администрации в крупных городах (Кенигсберг, Тильзит, Мемель, Пиллау) появилось некоторое количество чиновников и членов их семей. В этих же городах размещались различные тыловые учреждения, склады продовольствия, амуниции, боеприпасов. Частыми гостями в Пруссии стали русские купцы, подрядившиеся снабжать армию. Люди того времени были не просто верующие, а живущие по вере. Им нужны были богослужения и возможность исповедоваться и причаститься Святых Христовых Тайн. А постоянных православных церквей в Пруссии не было. Полковые же церкви вместе со своими полками уже находились далеко на западе, за Вислой. Только в Кенигсберге в качестве гарнизона размещался пехотный полк, священник которого совершал богослужения в одном из помещений Королевского замка. Поэтому перед российской администрацией сразу же встал вопрос о создании православных храмов в местах сосредоточения русских людей.

Ещё в августе 1758 года губернатор Кенигсберга и Пруссии Николай Андреевич Корф обратился к императрице Елизавете Петровне с просьбой «отправить в Кенигсберг, Пиллау и Мемель по одной церкви с надлежащей церковной утварью». Императрица Елизавета решила этот вопрос положительно. В Санкт-Петербурге изготовили стационарные иконостасы для трёх церквей, написали для них иконы. Были собраны три комплекта церковных принадлежностей для совершения богослужений, укомплектованы ризницы. В апреле 1759 года было Святейшему Синоду было дано высочайшее указание «в Кенигсберге, Пиллау и Мемеле подготовить удобные дома, или тамошние публичные кирхи». В Кенигсберге под православный храм была переоборудована Штайндаммская кирха, что хорошо описал Андрей Болотов в своих «Записках». Она была освящена в честь Воскресения Христова. В Пиллау был «надстроен» большой дом у входа в крепость. Он стал православной церковью, освященной во имя Сошествия Святого Духа на апостолов. Был устроен православный храм и в Мемеле. Его освящение состоялось 18 октября 1760 года (по новому стилю) в честь Преображения Господня. Первоначально Свято-Преображенский храм находился на территории крепости, в здании бывшей протестантской кирхи, что создало некоторые проблемы, о которых будет рассказано ниже.

Одновременно с созданием храмов решался кадровый вопрос: кому служить в прусских церквях. До сих пор богослужения проводили полковые священники. Но армия, как уже было сказано, давно воевала за Вислой, и полковые священники должны были находиться в своих частях. Во вновь созданных храмах нужно было создать свой штат духовенства.

20 августа 1759 года (даты в статье приводятся по старому стилю, если это особо не оговорено) генерал-фельдцехмейстер граф Пётр Иванович Шувалов направил в Святейший Правительствующий Синод донесение следующего содержания: «От фортификации господин генерал-маеор Муравьёв присланным ко мне доношением объявляет, что в Пилаве при осадной артиллерии её служителей ныне состоит немалое число, а для отправления Божественной службы и духовных потребностей, а паче исповедования и причащения святых тайн больных артиллерийских служителей священника не имеется, и требует, чтоб оного немедленно туда прислать. Я сие весьма за нужное и необходимое признавая, Правительствующему Синоду имею честь представить, чтоб повелено было для объявленных потребностей в Пиллау священника, равно и в Мемель другова определить и оных прислать ко мне немедленно, на что и резолюцию ожидать имею»[1].

Синодальным определением от 25 августа 1759 года было приказано: «таковых требующихся в помянутыя артиллерийския новозавоёванных Пиллау и Мемеля Прусских городов команды вдовых двух священников выбрав из Тверской и Переяславской епархий по единому, и выдав им на подъем и дорожное содержание из епаршеских доходов на щет собираемых имеющихся в экономической канцелярии гривенных денег по двадцать рублев каждому... прислать их в Санкт Петер Бург в Святейший Правительствующий Синод. А когда они явятся, тогда отослать их к помянутому генерал-фельдцехмейстеру и сенатору и кавалеру Петру Ивановичу Шувалову...»[2]

Решение кадрового вопроса несколько затянулось. Только 20 ноября 1759 года Тверская духовная консистория рапортовала Синоду об избрании для посылки в Пруссию вдового священника Вознесенской Тверской церкви Михаила Иванова.[3] Синодальным определением от 14 февраля 1760 года приказали отправить священника Михаила Иванова к генерал-аншефу графу А.И. Шувалову, по его запросу, для определения на праздное место священника Великолуцкого пехотного полка.[4] Вот этот священник и стал настоятелем первого православного храма в Мемеле (Клайпеде).

Отец Михаил Иванов был подвижником благочестия, очень требовательным к себе и другим. Ради интересов церкви он не боялся вступать в конфликт даже со своим церковным начальством. В архивах сохранились любопытные документы, свидетельствующие о его бурной деятельности в Мемеле. Как пример можно привести следующее донесение отца Михаила Святейшему Синоду:

«Святейшему Правительствующему Синоду. Доношение Новозавоеванного прусского города Мемеля протопопа Михайлы Иванова о нижеследующем. 1. Повелели Ея императорскаго величества указом Ваше Святейшество отцу архимандриту Ефрему Кенигсбергскому выбрав в Мемеле под церковь кирку или хороший дом, но отец архимандрит угождая за одарение немцам, поставил церковь нашу присланным от него архитектором в крепости, которая точию едиными пленными наполнена, к тому же еще около церкве множество лежит пороховой казны, чего ради не точию жаровни, но и кадила со огнем в церкве (без чего быть литургии невозможно) иметь не безопасно.

2. В помянутой крепости не точию Немцов, но и российских людей без комендантского приказания за вышеописанными резонами и в день не пускают, а нощию всю ворота заперты, и мост поднят всегда бывает до отдачи часов нощных, а после отдачи и заутреннее пение у нас начинается. Людям же в церкве на заутрени за далностию и великою грязью никогда не бывает.

3. До освящения церкве Мемельской (которое освящение было октября 7 дня) обоего полу мужескаго и женскаго шесть человек крестилися, а по освящении и поныне еще ни один человек не крестился, ибо нашей церкве не видят и пения божественнаго не слышат.

4. В помянутом городе Мемеле кроме крепости имеются три кирки: две лютерские, а третия кальвинская, о которых я нижайше отцу архимандриту в Кенигсберх репортом представлял неоднократно, и будучи в Кенигсберхе на освящении церкве говорил словесно, а за тое отец архимандрит на меня весма гневался и прислал в Мемель ордер дабы я ему о том (не имея у себя указу о избрании церкве) болше не писал и не говорил. Будучи же отец архимандрит в Мемеле на освящении за представление о неудобном церкве места и о великом во время дождевное во олтаре, а особенно над жертвенником течении, меня нижайшего бить хотел и бранил... шелмою. Себя же называл архиереем при священниках Герасиме Васильеве, Григорье Авксентьеве и Василье Трифанове гарнизонных.

5. Посланных от вашего Святейшества в Мемель священника, диакона и церковника отец архимандрит Ефрем содержит и поныне в Кенигсберхе, а мне точию одного дал октября 10 дня церковника, чего ради принужден я в ризах будучи, на крылосе сам читать или петь.

6. Отец архимандрит запретил свадьбы венчать мне дабы я отнюдь свадеб не венчал тех, которыя немец, хотя и давно крещеные. За себе понимает, дабы впредь никто из немцев не крестился. Того ради всепокорнейшее прошу Ваше Святейшество дабы соблаговолено было соборную Мемельскую церковь ради российских, а наипаче ради Немцов желающих креститься, перенесть из помянутой церкви в город и поставить в лютерской кирке, немцы же дабы нам таскающимся в церковь не смеялися. Такожде священника, диакона и церковника Мемельского прислал в Мемель из Кенигсберха, и крестившихся людей венчать, и сие мое доношение милостивно рассмотреть учинить милостивую резолюцию. 1760 года декабря. дня.» (подпись: «к сему доношению Мемельский протоиерей Михаил Иванов руку приложил»)[5]

Из этого «доношения» мы можем узнать точную дату освящения Свято-Преображенского храма в Мемеле, а также то, что церковью стала бывшая протестантская кирка, стоящая на территории крепости. Здание было выбрано главой русской духовной миссии в Кенигсберге архимандритом Ефремом. Выбор оказался неудачным в виду невозможности проведения миссионерской работы среди местного населения, а также плохого состояния кровли церкви.

«Доношение» отца Михаила было тщательно рассмотрено Святейшим Синодом. Синодальным определением от 10 января 1761 года было приказано послать к губернатору Королевства Прусского генерал-поручику Суворову указ о приискании более приличного помещения для церкви в Мемеле; вернуть священника, диакона и церковника из Кенигсберга в Мемель; дозволить венчание в Мемельской церкви и направить архимандрита Спасо-Ярославского монастыря Ростовской епархии Тихона для расследования обвинений против архимандрита Ефрема.[6]

Собственно говоря, архимандрит Тихон был направлен в Кенигсберг ранее, чем отец Михаил написал своё «доношение». Так, в архиве сохранился рапорт из Лифляндской генерал-губернаторской канцелярии в Правительствующий Святейший Синод от 27 декабря 1760 года о получении Синодального указа от 11 декабря 1760 года о даче 7 подвод для «отправления из Санкт-Петербурха в город Кенигсберг Ростовской епархии Спасо-Ярославского монастыря архимандрита Тихона с синодальным коллегии юнкером Андреем Орловым для некоторого секретного следствия».[7] Но по прибытии в Кенигсберг архимандриту Тихону пришлось заняться помимо первоначально поставленных задач и проблемами Мемельской церкви. И не только ему, но лично губернатору Королевства Прусского генерал-поручику Василию Суворову, отцу знаменитого впоследствии полководца Александра Суворова.

Архимандрит Тихон взялся за дело всерьёз. В архивах сохранились протоколы допросов и архимандрита Ефрема, и протопопа Михаила Иванова, и других лиц, имевших отношение к делу.[8] Так, на допросе 3 марта 1761 года протопоп Мемельский Михаил Иванов показывал по-прежнему: «оное место, где российская церковь имеется, хотя там прежде и кирка калвинская для гарнизона прусскаго была, но как при взятии города от бомбардирования очень повреждена. И что тогда же в ней пастора с дочерью и других несколько людей бомбою убило. От жителей Кенигсбергских вовсе оставлено и по взятии Мемеля не точию никакой службы в этой кирке не отправлялось, но совсем олтарь и прочие бывшие украшения из нее вынесено. Да и во всей той крепости как тогда никого кроме пленных не жило, так и ныне ни един российской офицер и солдат (кроме караульных) не живет».[9]

И всё же, первоначально следствие склонилось к тому, чтобы признать претензии отца Михаила необоснованными. Сам губернатор Василий Суворов решил оставить церковь в Мемельской крепости. Рапортом от 6 марта 1761 года он сообщал в Санкт-Петербург: «...что поставленной в крепости церкви от пороховой казны опасности нет, а в городе из обывательских свободного и к постановлению той церкви удобного дому нет же, кроме одного купеческого, в котором хозяин сам живёт и торг производит, и когда оную церковь в тот дом перенесть, то на переправки потребуется немалая сумма денег, да и как ещё в Мемеле российских людей, кроме двух батальонов не имеется, следовательно и на поправку купеческого дому, когда бы оный под церковь взять, деньги употребить должно будет из казны, а указами Ея Императорского величества из Правительствующего Сената церковных доходов без особливых указов ни на какие расходы употреблять не велено...»[10]

Видимо, на основании этого рапорта синодальным определением от 20 марта 1761 года протопопу Михаилу Иванову было приказано, чтобы впредь он неосновательных доносов в Синод не присылал.[11] Однако пока происходила переписка между столицей и Восточной Пруссией, отец Михаил продолжал действовать, о чём красноречиво говорит свидетельство, составленное офицерами гарнизона Мемеля 21 марта 1761 года:

«В Цыдоделской крепости, где ныне церковь поставлена, свидетельствовано. При котором свидетельстве явилось во оной во многих местах да и над жертвенником течь за подлинно была (чрез такой признак, что в коих местах происходила вверху, как оная известью вымазано пожелтело, которая течь видитца была по худости над тою церковью крытою черепицею кровли чрез потолок (ибо найдены на той кровле немалые во многих местах скважины) а не так чтоб ту течь в окны набивать могло, понеже между потолком и кровлею вверху точию одно окно имеетца и то над трапезою церковною, а не над жертвенником (тако ж лежащие в длину потолка весма немалою величиною два бруса нагнулись, и хотя снизу оные, болтами железными не весма длинными и подкреплены. Но затем, что из тех брусьев один уже от тяжелости на нем лежащего потолка в половине надломился, в том есть немалая опасность дабы по худобе обоих брусьев, в случае потолок обрушиться не мог).

Что ж касается до пороховой казны, то имеющейся в самой близости к церкви каземат с порохом от стены олтарной более не будет как в дву саженях с половиною, и то под одним, а не под двумя сводами. Да и вверху над тем казематом в верхнем каземате ж ни под каким сводом, покладенных в ящиках патронов до сорока тысящ нашлось, (в чем совершенная от пороховой казны опасность предвидитца). Протчия же в той цыдоделе пороховые погреба состоят от церкви в дватцети саженях и более од одним сводом.

2.Дом купца Вишера называемаго Мутрея один а не два и ратушный нами осмотрен, из коих за способной призван к постановлению церкви означенный Фишерский дом, в котором для того постановления требует переделки и оправки имянно: выломать кухню сверху до нижняго полу, коя и с трубою вышиною состоит в десять сажен, да две печи и камин выломать же. Дверь одну закласть кирпичем и над тем местом где труба выломана будет сверху черепицею заделать, тож и протчие деревянные как около трубы так и в протчих местах починки исправить же надлежит. За которое исправление здешние каменной мастер Меер Мензер за каменные поделки требует заплаты сто пять талеров шесдесят грошей, а плотничной мастер Андреас Карл семдесят восем талер тритцеть грошей, объявляя оные словесно неоднократно. Что во оной сломке опасности никакой не состоит. Чего для приказано им было учинить сметку и писменно подать во что та переправка коштовать будет, но потом пришед они объявили, что им от Магиштрату ту сметку подавать и в работу вступать запрещено. На что им вторично объявлено дабы ту сметку конечно подали, почему от них и поданы со объявлением тем якобы безопасности вышеупоминаемой ломки учинить не можно. Что и в поданных от них сметках значитца. И тако видно означенных мастеров несогласное объявление ни от чего более, как от запрещения от Магистрата не желая упоминаемый дом отдать к поставлению церкви. Ратушной же дом при осмотре явился не способностию тою, что оной весма ветх. Сверх же того надлежит к постановлению церкви выломать имеющуюся в том доме кухню, а как уже на стенах за давною постройкою разселины, то весма опасно, чтоб те стены с потолком рушится не могли.

В Пруссии при Мемеле марта 21 дня 1761 года. На подлинной пишет тако: артиллерии порутчик Николай Рагозин. По сему свидетелству я во всем и доме поставления в Фишерском доме Церкви Божия согласен, а какие невозможности состоят не ставить тому при сем предлагаю мнение на разсмотрение дому Фишерского и ратушного планы. Капитан Анфим Коптев. Секунд-маэор Василий Струков. Примиер-маэор князь Михайло Груздев. Подполковник Александр Губарев».[12]

Труд, выполненный этой комиссией, внушал уважение. Изучив доставленное ему «свидетельство», губернатор Василий Суворов изменил своё первоначальное мнение. Переписка со столицей продолжилась, но речь в ней пошла уже о переносе Мемельской церкви из крепости в город, как о вопросе принципиально решенном. Рапортом от 27 апреля 1761 года Василий Суворов сообщал, что «по свидетельству находящегося тамо комендантом господина фон Дерфельдена объявлено, что означенной церкви в тамошней крепости за разными неудобствами быть не способно, и для того приискан к постановлению оной церкви в городе по способности ратушный дом, то посланным от меня к нему Дерфельдену ордером велено для постановления сей церкви тот ратушный дом починками исправить и потребная на то сумма денег из здешних церковных доходов ассигнована».[13]

Некоторая неопределённость с ратушным домом ещё существовала. Члены комиссии, обследовавшие здания в Мемеле, явно отдавали предпочтение дому купца Фишера, а не ратушному. Они продолжили попытки переубедить губернатора. Это можно видеть из рапорта от 3 мая 1761 года подполковника Губарева, который сообщал Суворову, что при осмотре крепостной церкви в Мемеле «течь во многих местах, так и над жертвенником происходило... таклж и от пороховой казны совершенная опасность предувидена, а при осмотре домов Фишерского, который в поданном от протопопа Михайлы Иванова доношении назван Мутриевым, ибо помянутый дом Фишерский и Мутриевым называетца, один а не два состоит, и ратушного, из них к поставлению церкви найден означенный Фишерский дом и как о освидетельстве церкви, так по осмотру о способности найденного к постановлению церкви реченного купца Фишера дому, и какие в том доме переделки поправки об оном за подписанием моим и прочих господ штап офицеров особое освидетельство також и по объявлению здешних мастеров в какой кошт переделки и оправки произотти могут взятые от тех мастеров на немецком диалекте сметки до вашего высокопревосходительства при сем в покорности включаю...»[14]

Однако подполковнику Губареву уже не удалось убедить Василия Суворова изменить принятое губернатором решение относительно ратушного дома. Тем более что и определением Святейшего Синода от 25 мая 1761 года было разрешено перенести Мемельскую церковь из крепости именно в ратушный дом («буде он совершенно способным к тому устроен и никакой ветхости не оказуется») и освятить её.[15] На основе синодального определения 5 июня был подписан соответствующий указ Синода и направлен в Кенигсберг. В архиве сохранился рапорт архимандрита Тихона от 17 июня 1761 года о получении им синодального указа от 5 июня о переносе находящейся в Мемельской крепости Российской церкви «в приисканной тамо ратушной дом».[16] Сохранился также рапорт генерал-поручика Королевства Прусского губернатора и кавалера Василия Суворова в Святейший Правительствующий Синод от 19 июня 1761 года о получении и им синодального указа от 5 июня.[17]

Оставалось только этот указ выполнить, что и было сделано в кратчайший срок. В ратушном доме были произведены необходимые ремонтные работы. Комиссия их приняла и подписала соответствующий акт: «Свидетельство о построении дому Ратушного, в который дом переноситца будет церковь Божия из цытодельской крепости. Мы, нижеподписавшиеся подписуемся в том, яко при строении оного находились, што оной дом со всяким убранством снаружи исправлен подмаскою, как и прежде состоял, а внутри второй апартамент жила прежней выбран, а вновь зделанной над ходом дверей хоры внутри ж вычещено и выбелено по надлежащей исправности и ветхости никакой в том доме не состоит, а елико ж касается до крышки, яко здесь кроетца черепицами, то паче чаяния, где подмаска отпадет, то б того ж часу приказать помазывать дабы не учинилось от дождей течи внутрь дому, в чем и подписуемся. Капитан Анфим Коптев [далее подписи на немецком языке]..... 23 июля 1761 года. Мемель».[18]

После приёма комиссией работ Преображенская церковь была переведена из крепости в перестроенное здание ратушного дома. Освящение храма было совершено 1 августа по старому стилю. 12 августа архимандрит Тихон доносил в Санкт-Петербург, что 1 августа Мемельская церковь в Ратушный дом перенесена.[19] Дата освящения совпала с празднованием Происхождения (изнесения) Честных Древ Животворящего Креста Господня (первый, медовый Спас). В Русской Церкви это празднество соединилось с воспоминанием Крещения Руси 1 августа 988 года.

Престольный праздник (6 августа) в Мемеле отмечался уже в новом церковном здании. Тем временем разрешились и другие вопросы, поднятые протопопом Михаилом Ивановым. Так, синодальным определением, подписанным 1 июля 1761 года, разрешено было крестить и венчать крещеных прусских подданных в православных храмах при соблюдении канонических правил.[20] Со штатом Мемельской церкви положение нормализовалось ещё раньше. К рапорту архимандрита Тихона Святейшему Правительствующему Синоду от 8 апреля 1761 года была приложена ведомость о жаловании священно и церковнослужителей за 1760 год. В этой ведомости были перечислены служащие в Мемельской церкви протопоп Михаил Иванов, священник Герасим Васильев, диакон Петр Федоров, церковники Яков Антонов и Никифор Иванов.[21] Впрочем, по сохранившимся документам можно наблюдать некоторые изменения в штате прихода. Так, рапортом от 24 января 1762 года архимандрит Тихон доносил Синоду, что по требованию губернатора Василия Суворова «оной священник Герасим скоро наряжен от меня и отправлен в Пруссию в местечко Тильзит для проведения в должной службе и верности... обретающихся тамо в Тильзите и в протчих близлежащих местах воинских команд и надлежащих чинов к присяге, и по окончанию того... велел я ему священнику оттоле из Тильзита яко по близости к Мемелю возвратитца туда по прежнему...» В том же рапорте архимандрит Тихон доложил о душевном заболевании (помешательстве ума) диакона Петра Фёдорова, который был помещен «...в Кенигсберге в квартире под караулом»[22]

Вопрос замены диакона был решен относительно быстро: синодальным определением от 8 февраля 1762 года было приказано епископу Смоленскому выбрать в своей епархии двух диаконов (на места Мемельского и Пилавского, которого также нужно было заменить) и протодиакона (для церкви в Кенигсберге) и отправить их в Пруссию.[23] 11 февраля 1762 года был подписан соответствующий синодальный Указ. 21 февраля 1762 года этот Указ был получен в Кенигсберге архимандритом Тихоном, о чём тот рапортовал Синоду.[24]

13 марта 1762 года епископ Смоленский и Дорогобужский сообщил Синоду, что на место Мемельского и Пилавского диаконов им отправлены в Кенигсберг диаконы, «слушавшие Богословие: Смоленского Успенского собора - Василий Легонский и Благовещенской Смоленской церкви - Андрей Щировский».[25] К сожалению, пока не удалось установить, кто конкретно из них двоих был назначен в Мемель. 4 апреля 1762 года архимандрит Тихон доносил, что смоленские диакона прибыли в Кенигсберг 31 марта и направлены по приходам.[26]

Жизнь шла своим чередом. 16 июня 1762 года архимандрит Тихон рапортовал Синоду о получении им «за январскую треть» 1762 года жалования и денег на церковные потребы, которые и были розданы им Кенигсбергским, Мемельским и Пилавским священно и церковнослужителям.[27] Однако период российского правления в Восточной Пруссии приближался к концу. Ещё на Рождество Христово 25 декабря 1761 года скончалась императрица Елизавета Петровна. Новый российский император Петр III прекратил военные действия против Королевства Пруссии и 5 мая 1762 года заключил с прусским королем Фридрихом II мирный договор, по которому все занятые русскими войсками территории возвращались бывшему врагу. На исполнения этого решения отводилось два месяца. Из Восточной Пруссии выводились войска, российская администрация, вывозились запасы оружия и снаряжения. Вывозились и храмы. Свято-Преображенский храм действовал в Мемеле до осени 1762 года. После передачи Восточной Пруссии немецким властям, всё оборудование храмов в Кенигсберге, Пиллау и Мемеле было вывезено морем на галиотах в Санкт-Петербург.

Указ Святейшего Правительствующего Синода синодальному архивариусу Якову Звереву от 4 октября 1762 г. гласил: «...привезенные морем на галиотах сюда в Санкт-Петербург из Кенигсберга, Пилавы, и Мемеля бывшия тамо отправленные отсюда церкви с принадлежностьми в ящиках за печатьми выгруженные из тех галиотов и установленные в Синодальных апартаментах распечатав, при ком надлежит и осмотря по реэстрам принять тебе архивариусу Якову Звереву все налицо в Синодальный архив и убрав в удобные покои содержать за синодальной печатью и в крепком хранении, и по приёме тех церквей по реэстрам, по коим все ль явится в наличности, или же чего не явится с показанием не явившихся вещей, подать в Синодальную кантору репорт...»[28]

Таким образом, к 4 октября 1762 года транспортные суда (галиоты) уже доставили из Кенигсберга в Санкт-Петербург упакованные в ящики церкви. Вероятно, доставили не всё, так как в РГИА есть ещё Указ Синода тому же архивариусу Якову Звереву от 4 ноября 1762 года о принятии: «имевшихся в Кенигсберге, Пилаве и в Мемеле, объявленные здесь прибывшими архимандритом Тихоном и священнослужителями три церкви с иконостасами, с утварью и ризницею и с протчею к ним принадлежностью по описным реэстрам, осмотря, принять в синодальный архив тебе архивариусу Звереву, а особливо священнослужащия сосуды и освщенныя антиминсы с прибором чрез находящегося при синодальной Харитониевской церкви священника иметь в надежном хранении, запечатав со всем тем ящики и сундуки казенною синодальною печатью в удобных к тому и безопасных полатах...»[29] Вероятно, Указ этот относится ко второй партии церковной утвари, прибывшей в Санкт-Петербург позднее.

Всё вывезенное из Пруссии церковное имущество было учтено. Например, сохранился «Реэстр устроенной и бывшей Прусскаго королевства в городе Кениге Берге церкви и во оной церковной ризницы и утвари с подлежащим прибором, тако ж церковным книгам. А именно: Церковь во именование Воскресения Христова, писана на голубой камке красками з золотом. Во иконостасе иконы следующие:....» далее следует перечисление икон, сосудов, ризничных вещей, книг, против каждой из которых помета приемщика: «есть» или просто - «е», а против Триоди цветной и Минеи общей помета: «оставлена в Кенигсберге при гофшпитальной церкви».[30] К реестру приложена дополнительная опись вновь прибывшим вещам, включая «...балдахин из алтаря, аналои, шкафы».[31]

Аналогичны реестры вещам из церквей: Сошествия Святого Духа в Пилау и преображения Господня в Мемеле, с пометами о том, какие иконы и утварь переданы в Академию художеств, Воскресенский Новодевичий монастырь и т.п.[32]

Синодальным указом от 14 февраля 1763 года все привезенные из Пруссии церковные вещи велено было передать из Синода в Петропавловский собор и поставить там на хранение под караулом в алтаре или в помещении библиотеки.[33] Отдельным указом от 12 июля 1764 года велено было всю ту утварь в летнее время просушивать, дабы «погнить не могла».[34]

Судьба бывших Прусских церквей потихоньку решалась. Бывшая в Пиллау церковь Святого Духа была синодальным указом от 18 января 1765 года передана для создания церкви при Академии Художеств в Санкт-Петербурге. Кенигсбергская церковь по синодальному определению от 17 июля 1766 года в полном комплекте была передана Александро-Невской лавре. Имущество же Мемельского храма было разукомплектовано. Синодальным указом от 13 июня 1765 года архивариусу Якову Звереву было приказано передать церковные книги бывшей Мемельской Преображенской церкви в Иломанский погост в Шведской Карелии тамошнему священнику Ивану Смольянкову.[35] Они и были переданы ему по реестру под расписку.[36]

Иконостас же Мемельской церкви немало попутешествовал. Первоначально, согласно Указа Святейшего правительствующего Синода от 21 июня 1767 года он был направлен в Стокгольм, для установки в посольской церкви. В сентябре того же года иконостас был доставлен в столицу Швеции на шведском корабле «Эммануэль». Летом следующего года храм в Стокгольме был освящен во имя Преображения Господня. Более века православные верующие шведской столицы молились перед «Мемельским» иконостасом. Однако 26 ноября 1892 года (по новому стилю) в Стокгольме был освящён новый православный храм, для которого «Мемельский» иконостас был мал по размерам. В Санкт-Петербурге был заказан новый иконостас, установлен и освящен 18 августа 1893 года (по новому стилю). Старый, «Мемельский», некоторое время находился на складе, пока в 1901 году не был послан русской церкви, созданной в Гамбурге по инициативе российского министра-резидента (консула) А.В. Вестмана и настоятеля посольской церкви в Берлине протоиерея Алексая Мальцева. Созданный комитет по сооружению храма приобрёл здание по адресу Boehmerweg 4, на верхнем этаже которого был оборудован храм во имя святителя Николая, в котором и установили «Мемельский» иконостас. После 1945 года в Гамбурге оказалось очень много православных, не пожелавших возвращаться на восток. К 1964 году ими был построен храм, освященный во имя святого Прокопия. Бывшей консульской церковью практически перестали пользоваться. Богослужения совершались раза два в год, а в 90-е годы и вовсе прекратились. В 1994 году владелец здания - Свято-Владимирское братство - принял решение продать его. Исторический же иконостас был в марте 1995 года передан на хранение в российское посольство в Бонне, а в сентябре следующего года возвращен в Россию. В настоящее время он установлен в нижнем храме Калининградского кафедрального собора Христа Спасителя.