Оборонное сознание любого народа, в том числе и русского, держится на чувстве (инстинкте) самосохранения. Это чувство, исторически трансформированное в сознание необходимости всенародного единства, уходит своими корнями в седую тысячелетнюю старину, насыщенную непрерывными войнами, когда самозащита русского народа от угрозы гибели являлась единственным подтверждением его права на жизнь.
Удивительным в новейшей истории римейком древних традиций тотального уничтожения народов был гитлеровский нацизм, предложивший немцам примитивно эффективный механизм экономического процветания за счет завоевания и очищения от населения восточноевропейских земель. Как мы помним, многим немцам такой механизм процветания понравился... Во всяком случае история не знает их гражданского противостояния по поводу сочувствия к судьбам «обреченных» славянских народов. Столь же прагматичные как немцы, но более трезвые англичане, и следом за ними американцы, рассматривали территориальную экспансию в виде культурно-экономического подчинения народов. Заметим, что завоевание территорий других стран американцами или англичанами не характерны тотальным уничтожением или изгнанием населения в целях высвобождения для собственных экономических нужд черноземов и пастбищ.
Русское оборонное сознание, сформированное эффективным тысячелетним противостоянием экспансии степных народов, которые конкретно были нацелены либо на изгнание русских с земель, либо на грабеж, либо на использование русского населения в качестве источника прибыли, угоняя в рабство; а также противостоянием не менее жесткой экспансии запада (Польша, Литва, Пруссия, Швеция, Германия, Франция) и турецкой агрессии с юга, характерной тотальным уничтожением иноверцев, - это оборонное сознание определилось в форме стандартных реакций русского народа на угрозу уничтожения исходящую от агрессора.
Для этой реакции характерно чувство всенародного сплочения, проявление массового самопожертвования в целях нанесения урона врагу, высокого морального духа, обусловленного целью самозащиты, позволяющего преодолевать все проблемы ведения войны...
Своеобразие такого менталитета определяло и политику русского государства, для которой были характерны войны в целях самообороны или ослабления непримиримого врага. Захват колоний, как это было типично для Запада, в целях выкачивания из них ресурсов, - для русской политики не был свойственен. Так освоение Сибири, Кавказа, Средней Азии, Причерноморья и Прибалтики были не колонизацией, а присоединением с последующими вложениями в развитие территорий и их народов, сопряженное с разумной национальной политикой.
Проще говоря, особенность русского военного (оборонного) сознания состоит в том, что русских не соблазнить войной ради наживы и трудно духовно мобилизовать на войну при отсутствии признаков самозащиты или помощи. Справедливость войны, ее духовный мотив - основной импульс, мобилизующий русский народ к активной, жертвенной борьбе. Войны, не имеющие духовных мотивов, несмотря на их приличные результаты, воспринимаются народным сознанием как проигранные. К примеру, заступиться за сербов в 1914-1918 гг. было вроде благородно, только вот ни одного серба русские в глаза не видели, и не очень понимали, чего это там они не поделили с соседними христианскими народами, убивая их наследника трона. Это же можно сказать о войнах 1904-05 годов с Японией, или 1979-1989 гг. с Афганистаном. Все они - воспринимаются в истории как проигранные, и мотивированы были не справедливыми идеями, а экономическими расчетами и политическими обязательствами правительств, что народу было чуждо, и народ на эти войны соответственно реагировал, переживая их как кризис своего сознания, болезненно воспринимая свое вынужденное участие в них. В тоже время войны, в которых была выражена идея самозащиты (Польские войны 17 века, Северная война 1700-1721 гг., Отечественная война 1812 г., Великая отечественная 1941-1945 гг.), или помощи единоверцам (турецкие войны 18-19 вв.), или исторического возмездия (Казань - 16 в., Крым- 18 в., Кавказ -19 в, Польша -17, 18, 19 века) и др. принимались народом на духовном уровне как органичные, справедливые деяния, в которых он, со свойственным ему самоотвержением и бодростью, участвовал.
Одним словом войны характерные единением интересов власти и народа русскими неизменно выигрывались. Войны, в которых народ участвовал в интересах власти, собственных интересов не имея или их не понимая, русскими неизменно проигрывались.
Каким же видится русское оборонное сознание в возможных войнах 21-го века?
Грузинская пятидневная война в августе 2008 г, показала, что русская армия энергично и самоотверженно ведет боевые действия, народ дружно поддерживает действия властей, так как мотивы войны очевидно справедливы.
Если задаться вопросом - может ли быть аналогичной реакция армии и народа на войны в других точках и по другим поводам, то можно предположить, что при справедливой и понятной мотивации войны единство армии, народа с одной стороны и властей с другой будут являться существенным обеспечением победного результата.
В тоже время опыт грузинской войны слишком мал, чтобы дать представления о глубинных ресурсах народного духа, о том насколько длительным и прочным в кризисной ситуации войны, будет такое единение власти и народа.
Важным при оценке таких процессов будет учет факторов разобщающих власть и народ на тот или иной исторический момент. В этой связи можно задаться вопросом - в какой мере отмечаемая статистикой разобщенность общества по имущественному признаку может повлиять на единство народа и власти в ходе возможной войны?
Вероятно, следует учитывать, что разобщенность по имущественному признаку существовала всегда. Это, так сказать, обязательный элемент любого общественного устройства. Не будем углубляться в историю. Посмотрим на это явление в недавнем прошлом. Даже если разобщенность выражалась в том, что двое живут в двухкомнатной квартире, имеют автомобиль и дачу, а их знакомые впятером живут в комнате коммунальной квартиры и более ничего не имеют. При социализме - это было тотальное, непреодолимое имущественное неравенство, вызывавшее столь же жестокие муки зависти, как и нынешний, при капитализме, имущественный разрыв обладателя двухкомнатной квартиры и олигарха, владеющего нефтяными ресурсами страны. Другое дело, что в формировании имущественного статуса в первом случае в большей мере играли профессиональные способности, а во втором случае в большей степени играют способности к общению. То есть, способность быть в политической тусовке, своевременно примкнуть к силе, умение предстать в нужном месте в нужном свете перед нужными людьми, неразборчивость в средствах, предпочтение своих интересов выше интересов общества, отбор криминально, махинаторски, спекулятивно, по-биржевому мыслящих людей. Иными словами, если «богач» недавнего прошлого - воспринимался человеком принципов и патриотом, то богач сегодняшнего дня - воспринимается человеком без принципов (Куршевель), и зачастую компрадором (деньги и дети за границей), что в военных условиях равнозначно предательству. То есть, существует некая разница в народном восприятии элиты СССР и элиты РФ.
Очевидно, неприязнь к элите общества воюющим народом можно считать деструктивным моментом оборонного сознания. Аналог такой ситуации, с той или иной степенью схожести, можно усмотреть в отношениях русского народа и солдатской массы к элите общества в период Первой мировой войны. Правда, там были существенно иные обстоятельства. В частности, народ и элита отличались по развитию. Это были люди разных культур, что в существенной мере предопределяло взаимные недоверие и неприязнь. Элитарный русский класс в значительной мере принадлежал к той же европейской культуре, что и противник. Народ русский, к европейской культуре не приобщенный, не мог не замечать это культурологическое сходство своей элиты, в том числе и военной, с противником... Сейчас такого культурного разрыва не существует. Кроме того, говоря о первой мировой в контексте данной темы, подразумевается то, что народ не понимал целей войны, так как участие в ней было вызвано политическими обязательствами России, народу не понятные. Простые люди не видели в войне своих непосредственных интересов. На территорию исконной России враг долго не доходил. До февральской революции военные действия шли на территории Австрии и западной Украины, Германии, Польши и западной Белоруссии, частью в Прибалтике. Русским, составлявшим практически всю армию, война, не дошедшая до русских губерний, непосредственно не приносила разорения мест жительства, смертей близких, бегства населения - то есть всех тех признаков агрессии, с которыми русский человек исторически привык ассоциировать войну против него. В то же время двухлетняя окопная война по длительности оказалась непривычно и невыносимо долгой, что создавало весьма хрупкое психологическое равновесие в армии, которое легко разрушалось пропагандистами разных мастей. А выше названное культурное различие, вызывало тотальное подозрение в предательстве. Результаты действия этих и других факторов известны.
Зададимся вопросом, может ли опыт русского оборонного сознания в Первой мировой быть актуализирован в возможных войнах 21 века?
Здесь важно отметить, что современные войны, ведущиеся США и НАТО, учитывают печальный опыт гитлеризма, который споткнулся о русскую народную ненависть, возбужденную жестокостью и геноцидом немецких войск, а также соответствующий опыт США во Вьетнаме. Нетрудно заметить, что гражданское население в современных войнах натовцы бомбить избегают, гражданские объекты не трогают. Эксплуатации, геноцида гражданских лиц и военнопленных, или реквизиции их имуществ не допускают. Оккупационные войска в управление гражданской жизнью не вмешиваются. Это красноречиво показали события в Сербии и Ираке. Более того, в Сербию оккупационные войска даже не входили. При таком раскладе печальный для России опыт Первой мировой, вероятно, будет востребованным, так как усматривается определенное сходство с ситуацией той войны и раскладом, который может возникнуть в войне будущей. Российское общество, вскормленное после второй мировой на представлениях о войне, как тотальном уничтожении народа, может оказаться в нравственном шоке от цивилизованных форм ведения военных действий, не причиняющих вреда гражданским лицам и их имуществу. А что касается подозрений в предательстве элиты, так это и без войны мнение весьма распространенное, которое на фоне возможных военных неудач вполне может приобрести всеобщий характер неподчинения...
Необходимо отметить, что все те отмеченные особенности духовного состояния русского народа и армии сработали в условиях Первой мировой, после свержения императора. Ранее эти обстоятельства существенно не проявлялись...
Личность царя, безусловно, была ведущим объединяющим фактором русского народа в той войне, как и во всех иных...
Одним словом, оборонное сознание народа, как основное оружие в противостоянии иностранной агрессии нуждается в серьезном изучении, вероятной коррекции, что не исключает и коррекции отношений «элита-народ» в сторону увеличения взаимного доверия и чувства единства. Потребность в единстве у народа на войне настолько велика, что удовлетворение этой потребности практически предопределяет способность народа к победе над врагом.
Удивительным в новейшей истории римейком древних традиций тотального уничтожения народов был гитлеровский нацизм, предложивший немцам примитивно эффективный механизм экономического процветания за счет завоевания и очищения от населения восточноевропейских земель. Как мы помним, многим немцам такой механизм процветания понравился... Во всяком случае история не знает их гражданского противостояния по поводу сочувствия к судьбам «обреченных» славянских народов. Столь же прагматичные как немцы, но более трезвые англичане, и следом за ними американцы, рассматривали территориальную экспансию в виде культурно-экономического подчинения народов. Заметим, что завоевание территорий других стран американцами или англичанами не характерны тотальным уничтожением или изгнанием населения в целях высвобождения для собственных экономических нужд черноземов и пастбищ.
Русское оборонное сознание, сформированное эффективным тысячелетним противостоянием экспансии степных народов, которые конкретно были нацелены либо на изгнание русских с земель, либо на грабеж, либо на использование русского населения в качестве источника прибыли, угоняя в рабство; а также противостоянием не менее жесткой экспансии запада (Польша, Литва, Пруссия, Швеция, Германия, Франция) и турецкой агрессии с юга, характерной тотальным уничтожением иноверцев, - это оборонное сознание определилось в форме стандартных реакций русского народа на угрозу уничтожения исходящую от агрессора.
Для этой реакции характерно чувство всенародного сплочения, проявление массового самопожертвования в целях нанесения урона врагу, высокого морального духа, обусловленного целью самозащиты, позволяющего преодолевать все проблемы ведения войны...
Своеобразие такого менталитета определяло и политику русского государства, для которой были характерны войны в целях самообороны или ослабления непримиримого врага. Захват колоний, как это было типично для Запада, в целях выкачивания из них ресурсов, - для русской политики не был свойственен. Так освоение Сибири, Кавказа, Средней Азии, Причерноморья и Прибалтики были не колонизацией, а присоединением с последующими вложениями в развитие территорий и их народов, сопряженное с разумной национальной политикой.
Проще говоря, особенность русского военного (оборонного) сознания состоит в том, что русских не соблазнить войной ради наживы и трудно духовно мобилизовать на войну при отсутствии признаков самозащиты или помощи. Справедливость войны, ее духовный мотив - основной импульс, мобилизующий русский народ к активной, жертвенной борьбе. Войны, не имеющие духовных мотивов, несмотря на их приличные результаты, воспринимаются народным сознанием как проигранные. К примеру, заступиться за сербов в 1914-1918 гг. было вроде благородно, только вот ни одного серба русские в глаза не видели, и не очень понимали, чего это там они не поделили с соседними христианскими народами, убивая их наследника трона. Это же можно сказать о войнах 1904-05 годов с Японией, или 1979-1989 гг. с Афганистаном. Все они - воспринимаются в истории как проигранные, и мотивированы были не справедливыми идеями, а экономическими расчетами и политическими обязательствами правительств, что народу было чуждо, и народ на эти войны соответственно реагировал, переживая их как кризис своего сознания, болезненно воспринимая свое вынужденное участие в них. В тоже время войны, в которых была выражена идея самозащиты (Польские войны 17 века, Северная война 1700-1721 гг., Отечественная война 1812 г., Великая отечественная 1941-1945 гг.), или помощи единоверцам (турецкие войны 18-19 вв.), или исторического возмездия (Казань - 16 в., Крым- 18 в., Кавказ -19 в, Польша -17, 18, 19 века) и др. принимались народом на духовном уровне как органичные, справедливые деяния, в которых он, со свойственным ему самоотвержением и бодростью, участвовал.
Одним словом войны характерные единением интересов власти и народа русскими неизменно выигрывались. Войны, в которых народ участвовал в интересах власти, собственных интересов не имея или их не понимая, русскими неизменно проигрывались.
Каким же видится русское оборонное сознание в возможных войнах 21-го века?
Грузинская пятидневная война в августе 2008 г, показала, что русская армия энергично и самоотверженно ведет боевые действия, народ дружно поддерживает действия властей, так как мотивы войны очевидно справедливы.
Если задаться вопросом - может ли быть аналогичной реакция армии и народа на войны в других точках и по другим поводам, то можно предположить, что при справедливой и понятной мотивации войны единство армии, народа с одной стороны и властей с другой будут являться существенным обеспечением победного результата.
В тоже время опыт грузинской войны слишком мал, чтобы дать представления о глубинных ресурсах народного духа, о том насколько длительным и прочным в кризисной ситуации войны, будет такое единение власти и народа.
Важным при оценке таких процессов будет учет факторов разобщающих власть и народ на тот или иной исторический момент. В этой связи можно задаться вопросом - в какой мере отмечаемая статистикой разобщенность общества по имущественному признаку может повлиять на единство народа и власти в ходе возможной войны?
Вероятно, следует учитывать, что разобщенность по имущественному признаку существовала всегда. Это, так сказать, обязательный элемент любого общественного устройства. Не будем углубляться в историю. Посмотрим на это явление в недавнем прошлом. Даже если разобщенность выражалась в том, что двое живут в двухкомнатной квартире, имеют автомобиль и дачу, а их знакомые впятером живут в комнате коммунальной квартиры и более ничего не имеют. При социализме - это было тотальное, непреодолимое имущественное неравенство, вызывавшее столь же жестокие муки зависти, как и нынешний, при капитализме, имущественный разрыв обладателя двухкомнатной квартиры и олигарха, владеющего нефтяными ресурсами страны. Другое дело, что в формировании имущественного статуса в первом случае в большей мере играли профессиональные способности, а во втором случае в большей степени играют способности к общению. То есть, способность быть в политической тусовке, своевременно примкнуть к силе, умение предстать в нужном месте в нужном свете перед нужными людьми, неразборчивость в средствах, предпочтение своих интересов выше интересов общества, отбор криминально, махинаторски, спекулятивно, по-биржевому мыслящих людей. Иными словами, если «богач» недавнего прошлого - воспринимался человеком принципов и патриотом, то богач сегодняшнего дня - воспринимается человеком без принципов (Куршевель), и зачастую компрадором (деньги и дети за границей), что в военных условиях равнозначно предательству. То есть, существует некая разница в народном восприятии элиты СССР и элиты РФ.
Очевидно, неприязнь к элите общества воюющим народом можно считать деструктивным моментом оборонного сознания. Аналог такой ситуации, с той или иной степенью схожести, можно усмотреть в отношениях русского народа и солдатской массы к элите общества в период Первой мировой войны. Правда, там были существенно иные обстоятельства. В частности, народ и элита отличались по развитию. Это были люди разных культур, что в существенной мере предопределяло взаимные недоверие и неприязнь. Элитарный русский класс в значительной мере принадлежал к той же европейской культуре, что и противник. Народ русский, к европейской культуре не приобщенный, не мог не замечать это культурологическое сходство своей элиты, в том числе и военной, с противником... Сейчас такого культурного разрыва не существует. Кроме того, говоря о первой мировой в контексте данной темы, подразумевается то, что народ не понимал целей войны, так как участие в ней было вызвано политическими обязательствами России, народу не понятные. Простые люди не видели в войне своих непосредственных интересов. На территорию исконной России враг долго не доходил. До февральской революции военные действия шли на территории Австрии и западной Украины, Германии, Польши и западной Белоруссии, частью в Прибалтике. Русским, составлявшим практически всю армию, война, не дошедшая до русских губерний, непосредственно не приносила разорения мест жительства, смертей близких, бегства населения - то есть всех тех признаков агрессии, с которыми русский человек исторически привык ассоциировать войну против него. В то же время двухлетняя окопная война по длительности оказалась непривычно и невыносимо долгой, что создавало весьма хрупкое психологическое равновесие в армии, которое легко разрушалось пропагандистами разных мастей. А выше названное культурное различие, вызывало тотальное подозрение в предательстве. Результаты действия этих и других факторов известны.
Зададимся вопросом, может ли опыт русского оборонного сознания в Первой мировой быть актуализирован в возможных войнах 21 века?
Здесь важно отметить, что современные войны, ведущиеся США и НАТО, учитывают печальный опыт гитлеризма, который споткнулся о русскую народную ненависть, возбужденную жестокостью и геноцидом немецких войск, а также соответствующий опыт США во Вьетнаме. Нетрудно заметить, что гражданское население в современных войнах натовцы бомбить избегают, гражданские объекты не трогают. Эксплуатации, геноцида гражданских лиц и военнопленных, или реквизиции их имуществ не допускают. Оккупационные войска в управление гражданской жизнью не вмешиваются. Это красноречиво показали события в Сербии и Ираке. Более того, в Сербию оккупационные войска даже не входили. При таком раскладе печальный для России опыт Первой мировой, вероятно, будет востребованным, так как усматривается определенное сходство с ситуацией той войны и раскладом, который может возникнуть в войне будущей. Российское общество, вскормленное после второй мировой на представлениях о войне, как тотальном уничтожении народа, может оказаться в нравственном шоке от цивилизованных форм ведения военных действий, не причиняющих вреда гражданским лицам и их имуществу. А что касается подозрений в предательстве элиты, так это и без войны мнение весьма распространенное, которое на фоне возможных военных неудач вполне может приобрести всеобщий характер неподчинения...
Необходимо отметить, что все те отмеченные особенности духовного состояния русского народа и армии сработали в условиях Первой мировой, после свержения императора. Ранее эти обстоятельства существенно не проявлялись...
Личность царя, безусловно, была ведущим объединяющим фактором русского народа в той войне, как и во всех иных...
Одним словом, оборонное сознание народа, как основное оружие в противостоянии иностранной агрессии нуждается в серьезном изучении, вероятной коррекции, что не исключает и коррекции отношений «элита-народ» в сторону увеличения взаимного доверия и чувства единства. Потребность в единстве у народа на войне настолько велика, что удовлетворение этой потребности практически предопределяет способность народа к победе над врагом.
