"Что собирали отцы,
Нас научили беречь -
Вера родной стороны,
Песня, молитва да меч..."
К. Кинчев.
22 июня, на рассвете, мой дед сдавал кровь. Его друг попал в аварию, требовалось переливание. Группа крови у них была одна, дух - разный. Дед отдавал кровь другим до самой смерти, - был почетным донором. Когда-то это ценилось. Здоровенный был мужик, породистый. Никогда и насморком не болел. Он и погиб, как фамильное дерево, стоя.
Насчет породы не ради красного словца сказано. Предки его - казачество да духовенство. От них сила - и духа, и плоти. До войны в их крупном селе никто храм не закрывал, священника уважали. Когда же ретивые пришлые комсомольцы поперлись на колокольню "язык у неба выдирать", дед только кулак показал: "Онемеете все..." - толпа вроссыпь.
Любила его бабушка по-настоящему, до последнего мига земной жизни. Как в христианском венчанном браке и должно быть. Каждую деталь с ним связанную запечатлела в сердце, всё важное когда-либо им сказанное сохранила.
Дед верил в равенство, как его понимал: равенство всех перед Богом и Заповедями - законами. "Когда все будут действительно равны, - часто повторял он жене, - тогда вместо одинаковости в грехе все станут разными в умении радоваться. Так, думаю, о нас Создатель замыслил". Поразительно просто и ясно. А ведь образование у него было - "три коридора". У Михаила Анчарова, замечательного писателя и "последнего романтика социализма", я встретил схожую формулу: "Равенство - это разнообразие".
На войне деда мучило безответное: почему у немцев, с их делением на высших и низших, для солдат и офицеров - на фронте один котел. А в "рабоче-крестьянской армии" страны "всеобщего равенства" - спецпайки для комсостава. Почему у противника и генералы на передовой, а "наши "македонские", что постарше комбата по блиндажам в тылу крысятся". О введении погон сказал: "Войну выиграли, - Советскую власть проиграли".
Родись он чуть раньше, скорее всего воевал бы в гражданскую "За Советскую власть без жидов и комиссаров". Под властью Советов он понимал спроецированную на все уровни управления вечевую власть "мира", действительное народное самоуправление.
Он часто говорил, что в Отечественную мы победили "только милостью Божией". И как бы ни курочили историю ком-мемуаристы, а по человеческим раскладам вермахт до линии Астрахань - Архангельск дошел бы. Будь мы экономически хоть сто крат мощнее Европы. Хоть была и "война моторов", да только "моторы те им в аду мастерили, нам - повыше облаков".
В бою у деда заклинило пулемёт - так, что ещё пару минут "и немец дал бы мне очередью в лоб... "Прими душу мою, Христе, Боже мой", - думал. Бухнуло. Глянул, а от немца - тю-тю. Когда прямое попадание или снаряд рвётся совсем рядом - человек сгорает в миг, и подковки на каблуках испаряются..."
Молился дед, не таясь. Настучали, понятно. Комиссар о "религиозном разложении" повякал, да под взглядом дедовым сник. А когда особист иконочку из солдатской книжки вынул и нацелился изорвать - дед лишь запястье ему "слегка" сдавил. Улыбнулся: "Иди-ка ты к Михал Иванычу..." И - под нос бдительному "товарищу" вырезку из "Правды" - с куском сталинской конституции насчет свободы вероисповедания в стране, "где так вольно дышит человек..." Обошлось.
Воевал он не только "Максимом". У немца пленного выучился католическим молитвам на немецком и латыни. А басище-то был у него свирепый - "царева диакона". Как начнут из вражеских окопов ночью орать да бахвалиться, - он и ошарашит: "Отче наш, иже еси на небесех. Да святится Имя Твое, да приидет Царствие Твое..."
Немцы - о русских свиньях. А он в ответ: "И не введи нас во искушение". Немцы о неизбежности триумфа нордической расы. А он им: "Избави нас от лукавого". Немцы о Третьем Рейхе в масштабе земного шарика. А он терпеливо напоминает: "Твое есть царствие, и сила, слава..."
А когда на Рождество, перепившиеся фрицы похабные песенки блеяли, дед во всю "цареву" глотку выдал: "Аве, Мария!.." Когда всё спел, после долгущего молчания из немецкого окопа всхлипнули: "Спасибо... Кто ты?"
Дед ответил пулеметной очередью. Единственный раз за всю войну не прицельной.
Сталина, понятно, не любил. Но и тираном лютым не считал. "Где страдают - там каются, а где треп с набитым брюхом - там за грош удавят ради брюха".
Всё происходящее в стране воспринимал как вразумление. Как наказание за теплохладность народа, безверье и спесь "элиты". За многие грехи прежней России, последним из которых считал отречение Государя: "Не я от царя отрекся, он от предназначенного ему Самим Богом отрекся. Значит, и от меня". Но всякий раз добавлял: "Прости меня, Господи, если не то говорю".
И хотя многих родственников раскулачили, не роптал и обид не таил: "Что дадено, то и отнято. Бог не выдаст, свинья не съест".
К собственности относился трезво, по Заповеди. Чужого за всю жизнь и зернышка не взял, а своего не давал лишь тем, кто и сам никому не даёт. Когда в голодном 47-м бабушка принесла детям "позаимствованной" у государства муки - велел отнести на место. Она в плач: " А дети как?!" - "Молись лучше..." И вымолила.
Из всех трофеев - набор инструментов из берлинской мастерской да ещё комбатом при расставании подаренный "Вальтер". Из него и убили. Точнее - добили.
В день похорон "величайшего в истории вождя народов" деда прорвало: "Страну теперь съедят. На крови всё держалось, она - живая, выдюжит всё. А кости загубленных сгниют - что на трухе устоит?" И ещё: "После "царя" всегда шакалы, а следом придут кроты. Выжрут Советскую власть, закусят державой..." И ведь как точно!
Те, кого величают "совестью нации" - философы, ученые, писатели - пророчили Советскому Союзу чуть ли не сотни лет. А простому русскому мужику уже тогда всё было открыто. Потому что жил он не одним своим умишком, не пытался "ветку-жизнь под себя ломать", а бодрствовал и молился.
Всё это было сказано при лучшем друге, с которым ушел на фронт и 1,5 года - до перевода после госпиталя в другую часть - служил в одном пулеметном расчете. И сыну его был крестным отцом. Но потом по партийной линии пошёл друг - тот самый, спасённый 22 июня 1941 года дедовой кровью.
Стражи в голубых погонах пришли тот же день. И "антисоветчик" ушёл бы без ропота, если б жену - а была она на сносях - не толкнули наземь. Дед православным был христианином, а не толстовцем - передавил бы всех, они это поняли сразу. И когда за штырем метнулся к сараю, его бортом грузовика впечатали в стену. Но и полураздавленный, почти мертвый он стал выдираться. Недолго думая, эмгэбэшник выстрелил из реквизированного "Вальтера". В голову. Когда грузовик отъехал, дед остался стоять.
Мой дед, Пётр Андреевич, был рядовым русским солдатом. Простым землепашцем с корнями из казаков Вольного Дона по отцу, из священников Курской губернии по матери. Лицом и статью - образец арийца с плаката "Вступайте в ряды "Ваффен СС". "Кровь и почва" называлось это теми, кого давил он спокойно из своего "Максима".
А задавили его - "свои". Сучата-стукачата. Карьеристики. Партейцы пронырливые сервильные, без мыла проскальзывающие в креслица "руководящих и направляющих" - всегда мимо да в кровавую топь...
Предателей - вешали во все времена. Мы уже вне времени?..
В юности я мучительно хотел посмотреть в глаза тому, кто предал моего деда. А теперь не хочу: я однажды непоправимо почувствовал, что в глазах таких людей не отражается ни-че-го.
Внук предателя на Украине до высоких поднялся чинов и ныне упоённо лижет сапог с лэйблом "NATO".
Его предок незадолго до смерти жену преданного друга разыскал, - руки целовал да плакался, что являться ему стали "какие-то черные". Воистину - "воздаяние грешников узриши". Дед и мёртвый их пересилил.
Мы, рожденные в СССР, и наши дети-внуки-правнуки не помянем добрым словом "мародерскую власть комиссаров". Но ещё не раз заплачем о заветно-запретной единой стране. Зарыдаем горько. О "цивилизаторами" - псами перекалеченной, расчлененной, обглоданной нашей Родине. О Святой Руси.
Которой 22 июня, как и до и после отдавал кровь мой дед и такие по духу, как он. Отдавали всем, кто были до них и всем, кого просто могло не быть. Всем нам. И тем, кто потом предал, и тем, кто никогда не предаст.
Схватка за жизненное пространство для них - это Вечная Великая Отечественная для нас. Она началась в 988 году от Рождества Христова и кровавить будет до исчезновения пространств и времен. Как для Господа "тысяча лет как один день", так и для Родины нашей, каждый день - это нескончаемое 22 июня. И у каждого, кто милостью Свыше, призван в сей мир в высоком звании "православный русский", выбор прост: либо дезертир, либо - из окопа в атаку. Либо предатель, либо - Русский Солдат Вечной Войны.
