Пожалуй, ни одно культурное событие за последние годы не привлекало себе такого широкого внимания, как фильм Павла Лунгина "Остров". Количество рецензий достигло рекордного числа, кинотеатры на всех сеансах, когда демонстрируют картину, переполнены, народ переписывает друг у друга пиратские копии и бурно обсуждает увиденное на экране.
Это означает, что создателям "Острова" удалось отразить такие жизненные проблемы, которые волнуют очень многих людей. Об этом мы говорили с настоятелем Свято-Троицкой Приморской Сергиевой Пустыни под Санкт-Петербургом игуменом Николаем (Парамоновым).
Но прежде чем приступить к изложению взглядов отца Николая, поделюсь личным признанием. После просмотра фильма я (потом выяснилось, как и большинство церковных людей) думала: "Все очень хорошо, но поймет ли народ? Смогут ли нецерковные, неверующие люди со вниманием почти два часа слушать молитвы, следить за сложными, не психологическими только, а глубоко духовными отношениями героев, поймут ли о чем этот фильм, не посчитают ли главного героя современным кинематографическим вариантом Иванушки-дурачка? Не появится ли у них после просмотра этого фильма еще один повод сказать: "Да они там, в Церкви, все ненормальные. И отношения у них друг с другом совсем не идеальные". В общем - боязнь антиклерикальных настроений...
Но, как уже было сказано выше, многочисленные положительные рецензии, аншлаги в кинотеатрах свидетельствуют - фильм оказался востребованным, показал, что у народа душа жива.
Людмила Ильюнина
А теперь слово игумену Николаю (Парамонову):
- Фильм очень хороший, очень глубокий, хотя на первый взгляд кажется очень простым. Можно говорить о том, что существуют разные уровни восприятия и толкования этого фильма (это и доказывают отклики), я бы сказал: фильм содержит разные послания к разным людям. Одно послание - к мирянам, другое - к священникам, третье - вообще к народу, четвертое - к деятелям искусства.
Главное на что почему-то не обратил внимание ни один критик, - параллелизм начала и конца в фильме "Остров". Фильм начинается сценой смерти и кончается ею. И эти две смерти совершенно разные (неважно, что первая была мнимой). Как говорят святые отцы: "Смерть все раскрывает в человеке", о том же и русская пословица - "Конец - делу венец". Та смерть, которую мы видим в начале фильма, и та, что венчает его, - полностью противоположны.
Мы знаем, как жил о.Анатолий до своей праведной кончины, весь фильм показывает его покаянное приготовление к смерти. Мы как будто бы ничего не знаем о том, как герой жил до того, когда немецкий офицер заставил его стрелять в друга, но неизбежно напрашивается вывод: его поступок был следствием его предыдущей жизни.
"Страх - это свидетельство нечистой совести", - говорят святые отцы. Молодой матрос оказывается охваченным таким животным страхом, с которым он не в силах справиться, - это говорит о том, что он был страстолюбцем. Он жил во власти каких-то страстей, которые в критическую минуту подавили его волю.
Но именно это страшное падение привело его к самопознанию, он увидел свою греховную природу, и с этого начался подвиг покаяния всей его последующей жизни. Бог попустил ему пережить этот ужас, потому что, как сказано у апостола Павла: "Кого Бог предузнал, того и предызбрал", - Богу было известно, что он сможет не отчаяться, а подъять великое покаяние.
Мне кажется, этот момент является одной из причин, по которой фильм получил такой широкий зрительский интерес. Многие люди в наше время так же одержимы страстями, так же часто "что не хотят, то и делают", и этим сами себе страшны. Многие совершили уже в этой жизни какие-то тяжкие поступки, и их мучает совесть, и они не знают выхода, - и тут им показан герой, которого можно назвать своим, родным. Он такой же грешник, но он смог стать праведником. И Бог дал ему такую светлую кончину, такой мирный переход в другую жизнь. Значит, не надо отчаиваться.
Конечно, это главная тема фильма - Бог есть и Он благ, Он может помочь, если будешь его искать.
Герой фильма - настоящий богоискатель, но конечно же, не в толстовском толковании этого слова, а в традиции преподобного Силуана Афонского: "Слезно ищу Тебя, Господи". Он ищет самого главного для христианина - богообщения, примирения с Богом (а значит, и со своей больной совестью). Говорит он об этом просто: "Мира нет в душе".
Зрители фильма получают тут самый главный урок: без Бога мира в душе быть не может. Как бы человек не был удачен в обычной жизни. И Мамонов это не сыграл, а пережил. Он вообще артист, а не актер. Артист - это тот, кто изображает знакомые ему чувства, то, что он сам лично изнутри понимает, а актер работает на мастерстве, на навыках театральной школы. И именно Петру Мамонову весь фильм обязан тем, что он снят на уровне "духовного реализма".
Теперь я хочу сказать уже не собственно о фильме, а о реализме тех проблем, которые он поднял. Первая проблема - общая для мирян, как невоцерковленных, так и, увы, для некоторых воцерковленных. Ее можно назвать потребительским отношением к Богу. "Дай мне, дай!" - И никакой благодарности в ответ, когда просимое получено. Это показано в истории исцеления мальчика. Это же происходит и с адмиралом, он, похоже, так и не понял, какое великое чудо произошло с его дочерью. Он не благодарит.
Люди вообще хотят улучшить обстоятельства, а не свое нравственное состояние. Женщина приходит и просит помолиться о муже, говорит, что она его любит. А любовь нужно доказать - он жив, если ты его любишь, продавай хряка и поезжай к нему. Если ты монах - не стремись к комфорту (потому сожжены сапоги и утоплено одеяло игумена). Если ты христианин, то нужно в первую очередь людей любить, потому отец Анатолий дает благочинному на руки ребенка: "Вот устрой его".
Вторая близкая проблема духовной жизни, которая затронута в фильме, - когда Бог для человека является не целью, а только средством. Выполнять все, как надо, чтобы было душевно комфортно, а ни о каком внутреннем творчестве и речи нет.
Это, на мой взгляд, одна из причин, по которой именно клирики и "очень-очень церковные люди" этот фильм критикуют. Он уязвляет душевный комфорт. Он напоминает о том, что к душевному комфорту христианин вообще не призван. О том, что позиция: "Мы - верующие, мы в Церкви - у нас уже все хорошо, мы все уже обрели", и при этом на всех, кто не в Церкви, - взгляд свысока - это позиция фарисейская.
Кому-то не нравится, как показан монастырь. Не понравилось, как изображен игумен. Все привыкли, что игумен должен быть строгим начальником, а тут какой-то слишком уж мягкий, слишком доступный. Это обличает скорее тех, кто такую критику произносит, чем то, каким играет настоятеля монастыря Виктор Сухоруков. Монастырь у нас понимают как "воинскую часть", а не как "сообщество любви в союзе мира". Но, на мой взгляд, и здесь вполне проявился духовный реализм. Монастыри наши слабенькие в духовном отношении. Потому что, как говорил епископ Игнатий Брянчанинов: "Не может быть развития монастырей без общего развития в обществе христианских начал". Потому монастырь в основном существует как организация, а не как организм. Организм церковный только-только у нас складывается.
Но ведь есть и исключения, и игумены такие были и есть.
У нас утеряны духовные традиции правильного постепенного духовного восхождения. С Паисием Святогорцем был такой случай. Пришел к нему молодой человек, он ему дал книгу стихов современного греческого поэта. Тот говорит: "Батюшка, я "Добротолюбие" читаю, зачем мне это? Я монахом хочу стать". А старец ему в ответ: "Сначала стань культурным человеком, потом хорошим христианином, а если Бог благословит, то и хорошим монахом станешь!"
А у нас часто именно так - никакой культурной и духовной базы у человека нет - и сразу монахом. Человек хочет стать кем-то в Церкви, продвинуться. А дело не в том, кем ты станешь, какую должность займешь, а в том, как ты любишь Господа и людей. А это часто забывается. Монастырь, в котором "все по чину, все правильно, а нет любви" - не выполняет своего назначения. Потому о.Анатолий и вопрошает: "Иов, а ведь ты меня не любишь?"
Об этом ведь еще древние пророчествовали, что в последние времена все уйдет во внешнее и "монахи будут хвалиться именами своих предшественников", не имея их духа. Богослужение есть, и все по уставу, а человекослужения нет. "Тут миряне ходят, мешают, а у нас ведь монастырь".
Известно, например, за что св.прав.Иоанн Кронштадтский получил великие дары от Господа за то, что он очень любил народ. Утешал людей, помогал им, не взирая даже на вероисповедание. И от многих своих собратьев-священников был порицаем, не понят. Так и в фильме: "С мирянами чай пьет".
А о.Анатолию больно за народ, он жалеет людей, - первая сцена в монастыре, его разговор с девушкой, которая пришла брать благословение на аборт, - такая отцовская забота и любовь: "Какой хороший мальчик будет, золотой!" И не осуждает за грех, за блуд, а жалеет грешницу.
О.Анатолий вообще никого не осуждает. Поэтому неправы те, кто говорит, что якобы в фильме есть какое-то противопоставление "харизматического старца" и официальной Церкви. Он ведь всех посылает в церковь, он говорит: "Причаститься надо". Он не говорит: "К этому игумену не ходите, к благочинному не ходите". Он себя никому не противопоставляет, а, юродствуя, обличает в отдельных представителях Церкви их страсти. Причем в этих сценах обличения тоже, на мой взгляд, вполне воплотился духовный реализм. Например, сцена с головешкой, брошенной в игумена, и весь их диалог просто списаны с жития блж. Феофила Киево-Печерского. Слова при сожжении сапог: "На голенищах архиерейских сапог тысячи бесов" взяты из творений свт. Феофана Затворника, и имеют они вовсе не антиархиерейский смысл. Святитель Феофан писал это по поводу того, что никому не благословляет после его смерти брать его вещи. Потому что те искушения, которые переживает архиерей, - это особые искушения, не всякому они под силу.
Сцена с топкой и изгнанием бесов мне напомнила случай, который произошел лично со мной. Когда я был студентом Духовной Академии, то ездил в Псково-Печерский монастырь. И меня однажды послали на послушание в просфорню. Пришел я туда - комната небольшая, жарко страшно, и только одно маленькое окошечко там было. Так вот монах-просфорник, когда я вошел, первым делом это окошечко закрыл. А когда я стал говорить, что задохнусь сейчас, он ответил: "Это бесы в тебе говорят". Еле я оттуда выполз, воздух хватал на последнем издыхании.
Там же, в Печорах, мне довелось видеть и бесноватых, и молитвы-отчитки, и это в фильме сделано в духе духовного реализма. То же кукареканье, кудахтанье, хохот, - и настоящий молитвенный подвиг того, кто освобождает несчастных от их страданий.
Вообще все, что показано в фильме, вполне могло произойти в реальной жизни, и происходит, и происходило. Прототипов можно найти для всех героев, даже имена их назвать и житейские сходные ситуации можно припомнить.
Кто-то говорит: какой-то уж фольклорный набор они в фильме вывели - юродивый-старец, чудеса, беснования, пророчества. Разве христианство такое, только в этом?
А что ж плохого в чудесах, что ж плохого в том, что люди ищут утешения? Что делать, так и есть - люди непросвещенны в христианском вероучении в большинстве своем, но в них есть духовный глад.
И то, что фильм получил такой успех и признание, еще раз свидетельствует о том, что в русских людях сейчас этот духовный глад особенно силен, потому что они уже задают себе вопрос - не как в советское время: "За что мне это?"- а более важный вопрос: "Почему?"
Можно сказать, что в "Острове" изображена не судьба отдельного человека, в нем дан срез целой эпохи русской жизни в судьбе главного героя. От его довоенной атеистической юности, через преступление на войне к покаянию дальнейшей жизни и воскресению души.
Есть еще одна претензия церковных людей к фильму. Мол, нельзя артистам играть монахов и священников, нельзя изображать молитву, богослужение. Да, мы уже привыкли, что в кино на церковные темы актеры воспринимаются как ряженные. Но тут-то не так. Мамонов в фильме действительно молится. Он не изображает молитву, а по-настоящему молится, - и это одна из причин, по которой фильм производит такое сильное впечатление. И другие актеры не просто играют, а проживают все, что изображают. Их лично, по-человечески все это трогает, потому так трогает и зрителей.
Что делать, мы сейчас живем в такое время, когда кино стало самым востребованным видом искусства у нашего народа. Недаром миссионерскую направленность "Острова" оценил Святейший Патриарх Алексий II, наградив создателей фильма церковными грамотами.
Фильм можно было бы еще более подробно разобрать на уровне аскетики и богословия, - и тем самым доказать еще раз его духовный реализм и миссионерское звучание.
Но и без этого разбора ясно главное - фильм и его широкое обсуждение проявили состояние нашего общества и нашей церкви. Через его создателей, недаром они в интервью признавались, что многое в "Острове" удалось помимо их воли и желаний, мы получили послание - надо перерастать самих себя, надо непрестанно каяться, нужно бороться за живую душу в себе, не давать потухнуть духовному огоньку, поддерживать его, разжигать его, не подчиняться рутине, привычке, безразличию, апатии, идти и идти вперед. "Скучаю по Тебе, Господи. И слезно ищу Тебя".
Это означает, что создателям "Острова" удалось отразить такие жизненные проблемы, которые волнуют очень многих людей. Об этом мы говорили с настоятелем Свято-Троицкой Приморской Сергиевой Пустыни под Санкт-Петербургом игуменом Николаем (Парамоновым).
Но прежде чем приступить к изложению взглядов отца Николая, поделюсь личным признанием. После просмотра фильма я (потом выяснилось, как и большинство церковных людей) думала: "Все очень хорошо, но поймет ли народ? Смогут ли нецерковные, неверующие люди со вниманием почти два часа слушать молитвы, следить за сложными, не психологическими только, а глубоко духовными отношениями героев, поймут ли о чем этот фильм, не посчитают ли главного героя современным кинематографическим вариантом Иванушки-дурачка? Не появится ли у них после просмотра этого фильма еще один повод сказать: "Да они там, в Церкви, все ненормальные. И отношения у них друг с другом совсем не идеальные". В общем - боязнь антиклерикальных настроений...
Но, как уже было сказано выше, многочисленные положительные рецензии, аншлаги в кинотеатрах свидетельствуют - фильм оказался востребованным, показал, что у народа душа жива.
Людмила Ильюнина
А теперь слово игумену Николаю (Парамонову):
- Фильм очень хороший, очень глубокий, хотя на первый взгляд кажется очень простым. Можно говорить о том, что существуют разные уровни восприятия и толкования этого фильма (это и доказывают отклики), я бы сказал: фильм содержит разные послания к разным людям. Одно послание - к мирянам, другое - к священникам, третье - вообще к народу, четвертое - к деятелям искусства.
Главное на что почему-то не обратил внимание ни один критик, - параллелизм начала и конца в фильме "Остров". Фильм начинается сценой смерти и кончается ею. И эти две смерти совершенно разные (неважно, что первая была мнимой). Как говорят святые отцы: "Смерть все раскрывает в человеке", о том же и русская пословица - "Конец - делу венец". Та смерть, которую мы видим в начале фильма, и та, что венчает его, - полностью противоположны.
Мы знаем, как жил о.Анатолий до своей праведной кончины, весь фильм показывает его покаянное приготовление к смерти. Мы как будто бы ничего не знаем о том, как герой жил до того, когда немецкий офицер заставил его стрелять в друга, но неизбежно напрашивается вывод: его поступок был следствием его предыдущей жизни.
"Страх - это свидетельство нечистой совести", - говорят святые отцы. Молодой матрос оказывается охваченным таким животным страхом, с которым он не в силах справиться, - это говорит о том, что он был страстолюбцем. Он жил во власти каких-то страстей, которые в критическую минуту подавили его волю.
Но именно это страшное падение привело его к самопознанию, он увидел свою греховную природу, и с этого начался подвиг покаяния всей его последующей жизни. Бог попустил ему пережить этот ужас, потому что, как сказано у апостола Павла: "Кого Бог предузнал, того и предызбрал", - Богу было известно, что он сможет не отчаяться, а подъять великое покаяние.
Мне кажется, этот момент является одной из причин, по которой фильм получил такой широкий зрительский интерес. Многие люди в наше время так же одержимы страстями, так же часто "что не хотят, то и делают", и этим сами себе страшны. Многие совершили уже в этой жизни какие-то тяжкие поступки, и их мучает совесть, и они не знают выхода, - и тут им показан герой, которого можно назвать своим, родным. Он такой же грешник, но он смог стать праведником. И Бог дал ему такую светлую кончину, такой мирный переход в другую жизнь. Значит, не надо отчаиваться.
Конечно, это главная тема фильма - Бог есть и Он благ, Он может помочь, если будешь его искать.
Герой фильма - настоящий богоискатель, но конечно же, не в толстовском толковании этого слова, а в традиции преподобного Силуана Афонского: "Слезно ищу Тебя, Господи". Он ищет самого главного для христианина - богообщения, примирения с Богом (а значит, и со своей больной совестью). Говорит он об этом просто: "Мира нет в душе".
Зрители фильма получают тут самый главный урок: без Бога мира в душе быть не может. Как бы человек не был удачен в обычной жизни. И Мамонов это не сыграл, а пережил. Он вообще артист, а не актер. Артист - это тот, кто изображает знакомые ему чувства, то, что он сам лично изнутри понимает, а актер работает на мастерстве, на навыках театральной школы. И именно Петру Мамонову весь фильм обязан тем, что он снят на уровне "духовного реализма".
Теперь я хочу сказать уже не собственно о фильме, а о реализме тех проблем, которые он поднял. Первая проблема - общая для мирян, как невоцерковленных, так и, увы, для некоторых воцерковленных. Ее можно назвать потребительским отношением к Богу. "Дай мне, дай!" - И никакой благодарности в ответ, когда просимое получено. Это показано в истории исцеления мальчика. Это же происходит и с адмиралом, он, похоже, так и не понял, какое великое чудо произошло с его дочерью. Он не благодарит.
Люди вообще хотят улучшить обстоятельства, а не свое нравственное состояние. Женщина приходит и просит помолиться о муже, говорит, что она его любит. А любовь нужно доказать - он жив, если ты его любишь, продавай хряка и поезжай к нему. Если ты монах - не стремись к комфорту (потому сожжены сапоги и утоплено одеяло игумена). Если ты христианин, то нужно в первую очередь людей любить, потому отец Анатолий дает благочинному на руки ребенка: "Вот устрой его".
Вторая близкая проблема духовной жизни, которая затронута в фильме, - когда Бог для человека является не целью, а только средством. Выполнять все, как надо, чтобы было душевно комфортно, а ни о каком внутреннем творчестве и речи нет.
Это, на мой взгляд, одна из причин, по которой именно клирики и "очень-очень церковные люди" этот фильм критикуют. Он уязвляет душевный комфорт. Он напоминает о том, что к душевному комфорту христианин вообще не призван. О том, что позиция: "Мы - верующие, мы в Церкви - у нас уже все хорошо, мы все уже обрели", и при этом на всех, кто не в Церкви, - взгляд свысока - это позиция фарисейская.
Кому-то не нравится, как показан монастырь. Не понравилось, как изображен игумен. Все привыкли, что игумен должен быть строгим начальником, а тут какой-то слишком уж мягкий, слишком доступный. Это обличает скорее тех, кто такую критику произносит, чем то, каким играет настоятеля монастыря Виктор Сухоруков. Монастырь у нас понимают как "воинскую часть", а не как "сообщество любви в союзе мира". Но, на мой взгляд, и здесь вполне проявился духовный реализм. Монастыри наши слабенькие в духовном отношении. Потому что, как говорил епископ Игнатий Брянчанинов: "Не может быть развития монастырей без общего развития в обществе христианских начал". Потому монастырь в основном существует как организация, а не как организм. Организм церковный только-только у нас складывается.
Но ведь есть и исключения, и игумены такие были и есть.
У нас утеряны духовные традиции правильного постепенного духовного восхождения. С Паисием Святогорцем был такой случай. Пришел к нему молодой человек, он ему дал книгу стихов современного греческого поэта. Тот говорит: "Батюшка, я "Добротолюбие" читаю, зачем мне это? Я монахом хочу стать". А старец ему в ответ: "Сначала стань культурным человеком, потом хорошим христианином, а если Бог благословит, то и хорошим монахом станешь!"
А у нас часто именно так - никакой культурной и духовной базы у человека нет - и сразу монахом. Человек хочет стать кем-то в Церкви, продвинуться. А дело не в том, кем ты станешь, какую должность займешь, а в том, как ты любишь Господа и людей. А это часто забывается. Монастырь, в котором "все по чину, все правильно, а нет любви" - не выполняет своего назначения. Потому о.Анатолий и вопрошает: "Иов, а ведь ты меня не любишь?"
Об этом ведь еще древние пророчествовали, что в последние времена все уйдет во внешнее и "монахи будут хвалиться именами своих предшественников", не имея их духа. Богослужение есть, и все по уставу, а человекослужения нет. "Тут миряне ходят, мешают, а у нас ведь монастырь".
Известно, например, за что св.прав.Иоанн Кронштадтский получил великие дары от Господа за то, что он очень любил народ. Утешал людей, помогал им, не взирая даже на вероисповедание. И от многих своих собратьев-священников был порицаем, не понят. Так и в фильме: "С мирянами чай пьет".
А о.Анатолию больно за народ, он жалеет людей, - первая сцена в монастыре, его разговор с девушкой, которая пришла брать благословение на аборт, - такая отцовская забота и любовь: "Какой хороший мальчик будет, золотой!" И не осуждает за грех, за блуд, а жалеет грешницу.
О.Анатолий вообще никого не осуждает. Поэтому неправы те, кто говорит, что якобы в фильме есть какое-то противопоставление "харизматического старца" и официальной Церкви. Он ведь всех посылает в церковь, он говорит: "Причаститься надо". Он не говорит: "К этому игумену не ходите, к благочинному не ходите". Он себя никому не противопоставляет, а, юродствуя, обличает в отдельных представителях Церкви их страсти. Причем в этих сценах обличения тоже, на мой взгляд, вполне воплотился духовный реализм. Например, сцена с головешкой, брошенной в игумена, и весь их диалог просто списаны с жития блж. Феофила Киево-Печерского. Слова при сожжении сапог: "На голенищах архиерейских сапог тысячи бесов" взяты из творений свт. Феофана Затворника, и имеют они вовсе не антиархиерейский смысл. Святитель Феофан писал это по поводу того, что никому не благословляет после его смерти брать его вещи. Потому что те искушения, которые переживает архиерей, - это особые искушения, не всякому они под силу.
Сцена с топкой и изгнанием бесов мне напомнила случай, который произошел лично со мной. Когда я был студентом Духовной Академии, то ездил в Псково-Печерский монастырь. И меня однажды послали на послушание в просфорню. Пришел я туда - комната небольшая, жарко страшно, и только одно маленькое окошечко там было. Так вот монах-просфорник, когда я вошел, первым делом это окошечко закрыл. А когда я стал говорить, что задохнусь сейчас, он ответил: "Это бесы в тебе говорят". Еле я оттуда выполз, воздух хватал на последнем издыхании.
Там же, в Печорах, мне довелось видеть и бесноватых, и молитвы-отчитки, и это в фильме сделано в духе духовного реализма. То же кукареканье, кудахтанье, хохот, - и настоящий молитвенный подвиг того, кто освобождает несчастных от их страданий.
Вообще все, что показано в фильме, вполне могло произойти в реальной жизни, и происходит, и происходило. Прототипов можно найти для всех героев, даже имена их назвать и житейские сходные ситуации можно припомнить.
Кто-то говорит: какой-то уж фольклорный набор они в фильме вывели - юродивый-старец, чудеса, беснования, пророчества. Разве христианство такое, только в этом?
А что ж плохого в чудесах, что ж плохого в том, что люди ищут утешения? Что делать, так и есть - люди непросвещенны в христианском вероучении в большинстве своем, но в них есть духовный глад.
И то, что фильм получил такой успех и признание, еще раз свидетельствует о том, что в русских людях сейчас этот духовный глад особенно силен, потому что они уже задают себе вопрос - не как в советское время: "За что мне это?"- а более важный вопрос: "Почему?"
Можно сказать, что в "Острове" изображена не судьба отдельного человека, в нем дан срез целой эпохи русской жизни в судьбе главного героя. От его довоенной атеистической юности, через преступление на войне к покаянию дальнейшей жизни и воскресению души.
Есть еще одна претензия церковных людей к фильму. Мол, нельзя артистам играть монахов и священников, нельзя изображать молитву, богослужение. Да, мы уже привыкли, что в кино на церковные темы актеры воспринимаются как ряженные. Но тут-то не так. Мамонов в фильме действительно молится. Он не изображает молитву, а по-настоящему молится, - и это одна из причин, по которой фильм производит такое сильное впечатление. И другие актеры не просто играют, а проживают все, что изображают. Их лично, по-человечески все это трогает, потому так трогает и зрителей.
Что делать, мы сейчас живем в такое время, когда кино стало самым востребованным видом искусства у нашего народа. Недаром миссионерскую направленность "Острова" оценил Святейший Патриарх Алексий II, наградив создателей фильма церковными грамотами.
Фильм можно было бы еще более подробно разобрать на уровне аскетики и богословия, - и тем самым доказать еще раз его духовный реализм и миссионерское звучание.
Но и без этого разбора ясно главное - фильм и его широкое обсуждение проявили состояние нашего общества и нашей церкви. Через его создателей, недаром они в интервью признавались, что многое в "Острове" удалось помимо их воли и желаний, мы получили послание - надо перерастать самих себя, надо непрестанно каяться, нужно бороться за живую душу в себе, не давать потухнуть духовному огоньку, поддерживать его, разжигать его, не подчиняться рутине, привычке, безразличию, апатии, идти и идти вперед. "Скучаю по Тебе, Господи. И слезно ищу Тебя".
.jpg)
