От редакции: В издательстве "Алгоритм" вышла книга генерала Альберта МАКАШОВА "Знамени и присяге не изменил". В преддверии очередной годовщины трагических дней октября 1993 года мы публикуем некоторые отрывки из книги, в которой автор вспоминает о том, что происходило в те дни в самом эпицентре событий.
Не мы, патриоты, пришли к Руцкому и Хасбулатову. Они к нам пришли. Им нужно было удержаться, спастись, а нам нужно было спасать народ, государство.
Сбросили бы Ельцина в октябре 93-го, избавились бы и от "присосков".
За все время нахождения в здании Верховного Совета я лишь дважды встречался с Хасбулатовым и Руцким. Я не был депутатом. Я был генерал-полковником Советской Армии и находился в опале. И пришел сюда защищать, конечно, не депутатов и тем более не Руцкого с Хасбулатовым. Долг звал защищать остатки того, что было Советским Союзом, Советской властью. Тем более что наглое поведение Ельцина и его банды юридически развязывало руки и нам.
Но...
Парламент осажден. Ни воды, ни электричества, ни медикаментов. Осажденные ждут от народа, от регионов, от партий помощи. Ждут, что их деблокируют, что возмутятся, что их вызов диктатуре ЕБН станет искрой.
Провинция молчит. Партии все молчат. Выжидают. Вот если победит парламент, будут здесь тут как тут.
Защитники Верховного Совета жили при почти что нулевой температуре, многие под дождем, другие без света и воды. Власть объявила своему парламенту биологическую войну.
Спали на стульях, столах и под столами. Добровольческий полк только на третьи сутки осады получил в свое распоряжение ковровые дорожки. Питались посменно в общей столовой. Поварихи в возрасте с состраданием смотрели на нас, но домой не уходили. Руководство питалось отдельно. Как-то Ачалов передал мне бутылку водки со стола руководителей. Я отдал эту бутылку знакомому якуту, чтобы он обменял ее на сигареты для ребят. Меня от холода спасал кожаный реглан.
Искренне благодарю тех людей, которые скрытно организовывали подвоз продовольствия осажденным. Однажды даже прорвалась цистерна с дизельным топливом.
Три священника (отец Алексей и отец Никон - русская православная церковь, отец Виктор - зарубежная православная церковь) поддерживали дух сопротивляющихся и были верными моими помощниками.
Все эти две недели осажденное здание парламента напоминало огромный круглосуточный политклуб. Депутаты заседали, яростно выпускали свои законы и постановления (особенно запомнился С.Н. Бабурин, которого избрали председателем комитета по законодательству). Эти документы размножались и раздавались добровольцами москвичам и приезжим в многолюдных местах и на станциях метро. В коридорах и фойе жарко спорили. На улице шел постоянный митинг. Политизация достигла своего апогея.
3 октября, когда толпа от Смоленской площади, сметая все, скатилась к Верховному Совету и мэрии, Руцкой приказал строить "полк" защитников. Нашли меня. Руцкой в своем стиле отдал мне приказ: "Надо развивать успех! Взять мэрию, Кремль, Останкино. Вперед, генерал!.." (Реакция у него всегда была такая быстрая, что кнопку катапультирования он нажимал раньше, чем душман выпускал "стингер".)
Я знал соотношение сил и средств, количество оружия. Со злостью ответил: "Вы что, все охренели?! (Немного покруче, конечно.)
- Это приказ, генерал!
И матерясь, прыгая под железки баррикад, с громкоговорителем я помчался вперед (и откуда силы брались?..) Из мэрии, от гостиницы "Мир", шла стрельба.
Я первый вошел в холл технического здания - через расположенный справа от двери оконный проем. Со мной три человека из моей группы. Полумрак, но чувствую на себе десятки глаз расположившихся на балконе 2-го этажа бойцов МВД. Иногда появляются на фоне стены силуэты.
Я положил свой автомат к ногам и начал говорить по мегафону на груди. Говорил, что мы - против Ельцина, что мы - русские люди, за Советский Союз и против капитализма. Мои друзья стояли за колоннами, я в проеме двери, в пятачке света. Увидел, как красный лучик вспыхнул на балконе, потом скользнул по полу, по моему правому плечу, по груди, и, наконец, замер на лице. Штукатуров прыжком выскочил из-за колонны и выбил меня из круга света. Хоть мне уже 55 тогда было, сгруппироваться и не упасть плашмя смог, схватил за ремень свой автомат, и тут с балкона грохнул первый выстрел. Был ранен подполковник из Полтавы, бедро которого выступало из-за колонны. Мы выскочили из холла здания.
Именно это был первый выстрел, раздавшийся в Останкино.
Все время в Останкине за мной по пятам ходил какой-то журналист с фотоаппаратом. Щелкал затвором. Когда особенно надоел, я его предупредил: "Здесь не кино, не Голливуд. Здесь может быть опасно..."
- Та, та, Холливуд... кино...
Потом я видел его во время стрельбы. Он появился откуда-то из тени и в свете горящего автомобиля пошел по улице. Упал после очереди из здания.
Полгода все СМИ вопили, что боевики Макашова расстреливали журналистов. Зачем? Мы сами хотели освещения, мы пришли за телевидением.
Особенно громко - навзрыд - смеялся с экрана какой-то специалист: "Генерал Макашов не справился с задачей батальонного масштаба". Другие стратеги - и справа и слева - рассуждали, сидя у камина, что надо было идти на Кремль, а не в Останкино.
На Кремль...
Господи, не лишай разума ни дураков, ни подлецов!
Со мной было пять автоматов и по одному магазину патронов.
В три часа ночи дежурные по этажам доложили, что все иностранные журналисты свертывают свои теле- и кинокамеры и покидают здание Верховного Совета. Все! Значит, утром штурм.
Принимаем меры. Каждый занимает свой пост.
В это время кто-то из друзей И. Константинова развернул радиотелефон размером с небольшой чемодан и предложил желающим позвонить домой. Меня пропускают без очереди. Набрал я Самару: хотел попрощаться с женой. Трубку подняла 80-летняя теща, сказала, что сейчас позовет, и... положила трубку на рычаг. Значит, не судьба!
Проверяю вновь все посты. Беседую с каждым из вооруженных защитников. Один из них, капитан милиции, из двух металлических сейфов соорудил себе прекрасную огневую позицию. Благодарю его за службу. И так с этажа на этаж до самого начала штурма.
Надежда на то, что командиры воинских частей, которые клялись, что помогут нам, пропала. Может быть, в бою с натовцами вели бы себя по-мужски, а здесь - нет. Страх за карьеру, за пенсию, за дачу. Эх, Россия...
Утром раздались первые выстрелы - по шестому этажу, по архиву Верховного Совета. Если вспомнить Чеченскую войну, то там первые бомбы и ракеты ударили по заводским управлениям нефтеперерабатывающего завода и банка.
Видимо, было что скрывать.
Первыми к зданию Верховного Совета со стороны набережной подъехало несколько бронетранспортеров. Из них высыпали вооруженные люди в маскхалатах, но в кроссовках и другой гражданской обуви. Они залегли за парапет и начали вести беспорядочный огонь по окнам здания. У некоторых были карабины СКС.
Бейтаровцы. Справка: во времена иудейских восстаний против владычества Рима последним оплотом еврейского сопротивления была крепость Бейтар. Сейчас в Израиле есть даже футбольная команда "Бейтар". А в Москве в 93-м действовала одноименная еврейская молодежная организация.
Когда снайперы со стороны "Украины" начали бить по каждой тени в окнах, а первые снаряды влетели в окна, подошел ко мне один генерал и говорит: "Альберт, давай уходить. Здесь всем нам крандец будет. Есть подземный ход".
Куда я мог уйти и бросить своих? Я остался до конца.
Сначала прорвалась группа десантников, мы ее сразу заблокировали в коридоре и кричали: "Мы вас сейчас забросаем гранатами!" Молодые ребята, все они положили оружие. Пришел их лейтенант с двумя пистолетами, руки дрожат, встал напротив меня: "Мы вас сейчас танками!" Я говорю: "Рембо! А ну опусти пистолет, а то выстрелит нечаянно, тебе все потом тут оторвут, ты меня понял?" "Понял", - отвечает заикающимся голосом. Потом пришла группа "Альфа", два молодых подполковника. Они прошли мимо меня и с уважением обратились: "Генерал, мы идем к Руцкому и Хасбулатову". Прошли наверх, и вдруг оттуда посыпалось оружие охраны Хасбулатова: они выторговали свои условия. Я не мог бросить своих людей на верную погибель. Было предложение: зайти в башню и сжечь себя, а я сказал: "Ребята, мы еще пригодимся России и нашему народу".
Когда надо было выходить, я перекрестился и сказал Жене Штукатурову: "На миру и смерть красна" - и после этих слов пошел. Я готов был к расстрелу, но шел с чувством выполненного долга.
Не мы, патриоты, пришли к Руцкому и Хасбулатову. Они к нам пришли. Им нужно было удержаться, спастись, а нам нужно было спасать народ, государство.
Сбросили бы Ельцина в октябре 93-го, избавились бы и от "присосков".
За все время нахождения в здании Верховного Совета я лишь дважды встречался с Хасбулатовым и Руцким. Я не был депутатом. Я был генерал-полковником Советской Армии и находился в опале. И пришел сюда защищать, конечно, не депутатов и тем более не Руцкого с Хасбулатовым. Долг звал защищать остатки того, что было Советским Союзом, Советской властью. Тем более что наглое поведение Ельцина и его банды юридически развязывало руки и нам.
Но...
Парламент осажден. Ни воды, ни электричества, ни медикаментов. Осажденные ждут от народа, от регионов, от партий помощи. Ждут, что их деблокируют, что возмутятся, что их вызов диктатуре ЕБН станет искрой.
Провинция молчит. Партии все молчат. Выжидают. Вот если победит парламент, будут здесь тут как тут.
Быт
Защитники Верховного Совета жили при почти что нулевой температуре, многие под дождем, другие без света и воды. Власть объявила своему парламенту биологическую войну.
Спали на стульях, столах и под столами. Добровольческий полк только на третьи сутки осады получил в свое распоряжение ковровые дорожки. Питались посменно в общей столовой. Поварихи в возрасте с состраданием смотрели на нас, но домой не уходили. Руководство питалось отдельно. Как-то Ачалов передал мне бутылку водки со стола руководителей. Я отдал эту бутылку знакомому якуту, чтобы он обменял ее на сигареты для ребят. Меня от холода спасал кожаный реглан.
Искренне благодарю тех людей, которые скрытно организовывали подвоз продовольствия осажденным. Однажды даже прорвалась цистерна с дизельным топливом.
Три священника (отец Алексей и отец Никон - русская православная церковь, отец Виктор - зарубежная православная церковь) поддерживали дух сопротивляющихся и были верными моими помощниками.
Все эти две недели осажденное здание парламента напоминало огромный круглосуточный политклуб. Депутаты заседали, яростно выпускали свои законы и постановления (особенно запомнился С.Н. Бабурин, которого избрали председателем комитета по законодательству). Эти документы размножались и раздавались добровольцами москвичам и приезжим в многолюдных местах и на станциях метро. В коридорах и фойе жарко спорили. На улице шел постоянный митинг. Политизация достигла своего апогея.
3 октября, когда толпа от Смоленской площади, сметая все, скатилась к Верховному Совету и мэрии, Руцкой приказал строить "полк" защитников. Нашли меня. Руцкой в своем стиле отдал мне приказ: "Надо развивать успех! Взять мэрию, Кремль, Останкино. Вперед, генерал!.." (Реакция у него всегда была такая быстрая, что кнопку катапультирования он нажимал раньше, чем душман выпускал "стингер".)
Я знал соотношение сил и средств, количество оружия. Со злостью ответил: "Вы что, все охренели?! (Немного покруче, конечно.)
- Это приказ, генерал!
И матерясь, прыгая под железки баррикад, с громкоговорителем я помчался вперед (и откуда силы брались?..) Из мэрии, от гостиницы "Мир", шла стрельба.
Останкино
Я первый вошел в холл технического здания - через расположенный справа от двери оконный проем. Со мной три человека из моей группы. Полумрак, но чувствую на себе десятки глаз расположившихся на балконе 2-го этажа бойцов МВД. Иногда появляются на фоне стены силуэты.
Я положил свой автомат к ногам и начал говорить по мегафону на груди. Говорил, что мы - против Ельцина, что мы - русские люди, за Советский Союз и против капитализма. Мои друзья стояли за колоннами, я в проеме двери, в пятачке света. Увидел, как красный лучик вспыхнул на балконе, потом скользнул по полу, по моему правому плечу, по груди, и, наконец, замер на лице. Штукатуров прыжком выскочил из-за колонны и выбил меня из круга света. Хоть мне уже 55 тогда было, сгруппироваться и не упасть плашмя смог, схватил за ремень свой автомат, и тут с балкона грохнул первый выстрел. Был ранен подполковник из Полтавы, бедро которого выступало из-за колонны. Мы выскочили из холла здания.
Именно это был первый выстрел, раздавшийся в Останкино.
Все время в Останкине за мной по пятам ходил какой-то журналист с фотоаппаратом. Щелкал затвором. Когда особенно надоел, я его предупредил: "Здесь не кино, не Голливуд. Здесь может быть опасно..."
- Та, та, Холливуд... кино...
Потом я видел его во время стрельбы. Он появился откуда-то из тени и в свете горящего автомобиля пошел по улице. Упал после очереди из здания.
Полгода все СМИ вопили, что боевики Макашова расстреливали журналистов. Зачем? Мы сами хотели освещения, мы пришли за телевидением.
Особенно громко - навзрыд - смеялся с экрана какой-то специалист: "Генерал Макашов не справился с задачей батальонного масштаба". Другие стратеги - и справа и слева - рассуждали, сидя у камина, что надо было идти на Кремль, а не в Останкино.
На Кремль...
Господи, не лишай разума ни дураков, ни подлецов!
Со мной было пять автоматов и по одному магазину патронов.
4 октября
В три часа ночи дежурные по этажам доложили, что все иностранные журналисты свертывают свои теле- и кинокамеры и покидают здание Верховного Совета. Все! Значит, утром штурм.
Принимаем меры. Каждый занимает свой пост.
В это время кто-то из друзей И. Константинова развернул радиотелефон размером с небольшой чемодан и предложил желающим позвонить домой. Меня пропускают без очереди. Набрал я Самару: хотел попрощаться с женой. Трубку подняла 80-летняя теща, сказала, что сейчас позовет, и... положила трубку на рычаг. Значит, не судьба!
Проверяю вновь все посты. Беседую с каждым из вооруженных защитников. Один из них, капитан милиции, из двух металлических сейфов соорудил себе прекрасную огневую позицию. Благодарю его за службу. И так с этажа на этаж до самого начала штурма.
Надежда на то, что командиры воинских частей, которые клялись, что помогут нам, пропала. Может быть, в бою с натовцами вели бы себя по-мужски, а здесь - нет. Страх за карьеру, за пенсию, за дачу. Эх, Россия...
Утром раздались первые выстрелы - по шестому этажу, по архиву Верховного Совета. Если вспомнить Чеченскую войну, то там первые бомбы и ракеты ударили по заводским управлениям нефтеперерабатывающего завода и банка.
Видимо, было что скрывать.
Первыми к зданию Верховного Совета со стороны набережной подъехало несколько бронетранспортеров. Из них высыпали вооруженные люди в маскхалатах, но в кроссовках и другой гражданской обуви. Они залегли за парапет и начали вести беспорядочный огонь по окнам здания. У некоторых были карабины СКС.
Бейтаровцы. Справка: во времена иудейских восстаний против владычества Рима последним оплотом еврейского сопротивления была крепость Бейтар. Сейчас в Израиле есть даже футбольная команда "Бейтар". А в Москве в 93-м действовала одноименная еврейская молодежная организация.
Когда снайперы со стороны "Украины" начали бить по каждой тени в окнах, а первые снаряды влетели в окна, подошел ко мне один генерал и говорит: "Альберт, давай уходить. Здесь всем нам крандец будет. Есть подземный ход".
Куда я мог уйти и бросить своих? Я остался до конца.
Сначала прорвалась группа десантников, мы ее сразу заблокировали в коридоре и кричали: "Мы вас сейчас забросаем гранатами!" Молодые ребята, все они положили оружие. Пришел их лейтенант с двумя пистолетами, руки дрожат, встал напротив меня: "Мы вас сейчас танками!" Я говорю: "Рембо! А ну опусти пистолет, а то выстрелит нечаянно, тебе все потом тут оторвут, ты меня понял?" "Понял", - отвечает заикающимся голосом. Потом пришла группа "Альфа", два молодых подполковника. Они прошли мимо меня и с уважением обратились: "Генерал, мы идем к Руцкому и Хасбулатову". Прошли наверх, и вдруг оттуда посыпалось оружие охраны Хасбулатова: они выторговали свои условия. Я не мог бросить своих людей на верную погибель. Было предложение: зайти в башню и сжечь себя, а я сказал: "Ребята, мы еще пригодимся России и нашему народу".
Когда надо было выходить, я перекрестился и сказал Жене Штукатурову: "На миру и смерть красна" - и после этих слов пошел. Я готов был к расстрелу, но шел с чувством выполненного долга.
_1.jpg)
