НИКТО НЕ ЗАБЫТ, НИЧТО НЕ ЗАБЫТО, - пора, наконец, эти известные (вот уже сколько десятилетий на всю страну!) строки, посвященные подвигу ленинградцев, а шире - и всех павших на поле Великой Отечественной Войны - обратить к их автору, поэтессе Ольге Федоровне Берггольц.
Будущая Железная Дева Блокады родилась в Петербурге, за Невской заставой, в 1910 году и происходила (по отцу) из потомков обрусевших лютеран (отсюда и нерусская фамилия). После смерти Ленина она отреклась от веры в Бога (о чем впоследствии рассказала в мемуарной прозе "Дневные звезды"); по этой же причине порвала с родными и их "нереволюционным" бытом и ушла жить в коммуну на ул. Рубинштейна, дом 7 (этот дом еще называли "слезой социализма": в нем нельзя было готовить, ибо не было кухонь, зато всЈ было общим).
Первое свое образование Берггольц получила на Высших курсах искусствоведения при Институте истории искусств, параллельно работая курьером в ленинградской "Красной вечерней газете", а после окончания в 1930 году филологического факультета университета уехала журналисткой в Казахстан. Вернувшись в Ленинград, Берггольц заняла пост редактора комсомольским отделом в заводской многотиражке на заводе "Электросила", где вступила в ВКП(б). Тогда же состоялось ее знакомство с А.М.Горьким.
В декабре 1938 года она была исключена из партии и арестована (причем, перед этим, 7 ноября 1937 года, ее выгнали из ноябрьской праздничной демонстрации). В тюрьме провела 171 день, с декабря 1938 по июль 1939 года. Тогда же ее прежде целое пролетарское мировоззрение дало фундаментальные трещины. Она по-иному взглянула на свой жизненный путь, и увидела в нем (запись в дневнике от 17 октября 1941 г.) "годы немыслимой, удушающей лжи, да, страшной лжи, годы мучительнейшего раздвоения всех мыслящих людей, которые были верны теории и видели, что на практике, в политике - все наоборот, и не могли, абсолютно не могли выступить против политики, поедающей теорию, и молчали, и мучились отчаянно, и голосовали за исключение людей, в чьей невиновности были убеждены, и лгали, лгали невольно, страшно, и боялись друг друга, и не щадили себя, и дико, отчаянно пытались верить". Пыталась верить и Берггольц; однако ложная вера никогда не приносит утешения, но лишь - новые сомнения. Трагедия ложноверящих "революционных романтиков" поколения О.Ф.Берггольц (певших про "Гренаду") и заключалась в их непонимании того, что не только практика, но и теория социализма - ложь.
По выходу из тюрьмы Ольгу Федоровну ждали новые испытания. В 1941 году началась война. В конце этого года Ахматова предложила Берггольц эвакуироваться вместе с ней из Ленинграда на большую землю, в качестве сопровождающей. Это была, в прямом смысле слова, путевка в жизнь... Берггольц осталась в блокадном Ленинграде... и не ошиблась, ибо в этот момент в ней непостижимым образом родилась Великая Русская Поэтесса. Наступил ее звездный час. Она стала Гласом Трубным осажденного города, дивной женщиной, владеющей Словом, поднимавшим людей и дома из разрухи. Сама поэтесса говорила: "Я поняла: наступило мое время, когда я смогу отдать Родине все - свой труд, свою поэзию".
Работая в военные годы в городском радиокомитете, Ольга Федоровна создала неповторимую Хронику бытия окруженного города, которая дошла до нас в виде Ленинградского дневника. Перед сегодняшними читателями ее стихов и прозы проходят впечатляющие блокадные образы: вмерзшее тело у колодца; мальчик с оторванными руками и половиной левой ноги; беременная женщина, чрево которой спас муж... ценой собственной жизни - и над всем этим обугленный венок Славы. Если предположить невероятное: в одночасье утеряны все документы об осаде, но осталась Берггольц - хватит ее одной, чтобы восстановить картину борьбы и победы Ленинграда. Это, между прочим, понимали и ее современники; так, ее "февральский дневник" (входящий в свою очередь в "Ленинградскую поэму", изданную в блокадном городе в 1942 году тиражом в 10 тысяч) обменивали на хлеб! Более высшую отметку невозможно поставить.
После окончания войны Берггольц активно печатается, хотя и не входит в "обойму партийных любимчиков и любимиц"; заслуги ее отмечаются орденом Ленина.
Личная жизнь поэтессы не сложилась. Первый муж, Борис Корнилов, прожил с ней не более двух лет, а дочь от брака умерла. Второй супруг Николай Молчанов, заболел эпилепсией и в 1942 году также умер, их дочь умерла. Третий ребенок Берггольц мог бы появиться в тюрьме, но не появился. Вместе с его смертью Ольга Федоровна потеряла способность быть матерью. Третий муж, петербургский филолог Георгий Макогоненко, в 1959 году ушел от Берггольц. Последние шестнадцать лет "боль, вино, одиночество" (по словам ее сестры, Марии Федоровны, скончавшейся в 2003 году) обступили поэтессу, но не погасили в ней песенного дара. В последний год жизни она сказала: "я живу через боль, пишу через боль..." Скончалась Ольга Федоровна 13 ноября 1975 года и была похоронена, вопреки своему пожеланию, не на Пискаревском кладбище, а на Литераторских мостках.
Стала ли она христианкой к закату жизни, вернулась ли в лоно Матери-Церкви? Будем надеяться, что да, ибо последним ее желанием было - поставить на могиле Русский Православный Крест. И Крест этот был поставлен; в начале мая с.г. на Литераторских Мостках был установлен памятник Поэтессе, которая стоит у крестообразного окна. Что за этим окном? Не отпущение ли грехов для жизни вечной?
Этот очерк хочется закончить следующими стихами Ольги Берггольц:
Я бессмертна, ибо
бессмертно русское искусство,
русская революция,
русский народ,
русская земля.
Будущая Железная Дева Блокады родилась в Петербурге, за Невской заставой, в 1910 году и происходила (по отцу) из потомков обрусевших лютеран (отсюда и нерусская фамилия). После смерти Ленина она отреклась от веры в Бога (о чем впоследствии рассказала в мемуарной прозе "Дневные звезды"); по этой же причине порвала с родными и их "нереволюционным" бытом и ушла жить в коммуну на ул. Рубинштейна, дом 7 (этот дом еще называли "слезой социализма": в нем нельзя было готовить, ибо не было кухонь, зато всЈ было общим).
Первое свое образование Берггольц получила на Высших курсах искусствоведения при Институте истории искусств, параллельно работая курьером в ленинградской "Красной вечерней газете", а после окончания в 1930 году филологического факультета университета уехала журналисткой в Казахстан. Вернувшись в Ленинград, Берггольц заняла пост редактора комсомольским отделом в заводской многотиражке на заводе "Электросила", где вступила в ВКП(б). Тогда же состоялось ее знакомство с А.М.Горьким.
В декабре 1938 года она была исключена из партии и арестована (причем, перед этим, 7 ноября 1937 года, ее выгнали из ноябрьской праздничной демонстрации). В тюрьме провела 171 день, с декабря 1938 по июль 1939 года. Тогда же ее прежде целое пролетарское мировоззрение дало фундаментальные трещины. Она по-иному взглянула на свой жизненный путь, и увидела в нем (запись в дневнике от 17 октября 1941 г.) "годы немыслимой, удушающей лжи, да, страшной лжи, годы мучительнейшего раздвоения всех мыслящих людей, которые были верны теории и видели, что на практике, в политике - все наоборот, и не могли, абсолютно не могли выступить против политики, поедающей теорию, и молчали, и мучились отчаянно, и голосовали за исключение людей, в чьей невиновности были убеждены, и лгали, лгали невольно, страшно, и боялись друг друга, и не щадили себя, и дико, отчаянно пытались верить". Пыталась верить и Берггольц; однако ложная вера никогда не приносит утешения, но лишь - новые сомнения. Трагедия ложноверящих "революционных романтиков" поколения О.Ф.Берггольц (певших про "Гренаду") и заключалась в их непонимании того, что не только практика, но и теория социализма - ложь.
По выходу из тюрьмы Ольгу Федоровну ждали новые испытания. В 1941 году началась война. В конце этого года Ахматова предложила Берггольц эвакуироваться вместе с ней из Ленинграда на большую землю, в качестве сопровождающей. Это была, в прямом смысле слова, путевка в жизнь... Берггольц осталась в блокадном Ленинграде... и не ошиблась, ибо в этот момент в ней непостижимым образом родилась Великая Русская Поэтесса. Наступил ее звездный час. Она стала Гласом Трубным осажденного города, дивной женщиной, владеющей Словом, поднимавшим людей и дома из разрухи. Сама поэтесса говорила: "Я поняла: наступило мое время, когда я смогу отдать Родине все - свой труд, свою поэзию".
Работая в военные годы в городском радиокомитете, Ольга Федоровна создала неповторимую Хронику бытия окруженного города, которая дошла до нас в виде Ленинградского дневника. Перед сегодняшними читателями ее стихов и прозы проходят впечатляющие блокадные образы: вмерзшее тело у колодца; мальчик с оторванными руками и половиной левой ноги; беременная женщина, чрево которой спас муж... ценой собственной жизни - и над всем этим обугленный венок Славы. Если предположить невероятное: в одночасье утеряны все документы об осаде, но осталась Берггольц - хватит ее одной, чтобы восстановить картину борьбы и победы Ленинграда. Это, между прочим, понимали и ее современники; так, ее "февральский дневник" (входящий в свою очередь в "Ленинградскую поэму", изданную в блокадном городе в 1942 году тиражом в 10 тысяч) обменивали на хлеб! Более высшую отметку невозможно поставить.
После окончания войны Берггольц активно печатается, хотя и не входит в "обойму партийных любимчиков и любимиц"; заслуги ее отмечаются орденом Ленина.
Личная жизнь поэтессы не сложилась. Первый муж, Борис Корнилов, прожил с ней не более двух лет, а дочь от брака умерла. Второй супруг Николай Молчанов, заболел эпилепсией и в 1942 году также умер, их дочь умерла. Третий ребенок Берггольц мог бы появиться в тюрьме, но не появился. Вместе с его смертью Ольга Федоровна потеряла способность быть матерью. Третий муж, петербургский филолог Георгий Макогоненко, в 1959 году ушел от Берггольц. Последние шестнадцать лет "боль, вино, одиночество" (по словам ее сестры, Марии Федоровны, скончавшейся в 2003 году) обступили поэтессу, но не погасили в ней песенного дара. В последний год жизни она сказала: "я живу через боль, пишу через боль..." Скончалась Ольга Федоровна 13 ноября 1975 года и была похоронена, вопреки своему пожеланию, не на Пискаревском кладбище, а на Литераторских мостках.
Стала ли она христианкой к закату жизни, вернулась ли в лоно Матери-Церкви? Будем надеяться, что да, ибо последним ее желанием было - поставить на могиле Русский Православный Крест. И Крест этот был поставлен; в начале мая с.г. на Литераторских Мостках был установлен памятник Поэтессе, которая стоит у крестообразного окна. Что за этим окном? Не отпущение ли грехов для жизни вечной?
Этот очерк хочется закончить следующими стихами Ольги Берггольц:
Я бессмертна, ибо
бессмертно русское искусство,
русская революция,
русский народ,
русская земля.
